– А сам себя ты кем считаешь? Есть у тебя какая-нибудь самооценка или типа того?
– Что?
– Я вот умею себя оценивать. Допустим, я знаю все свои недостатки, что моим именем должны называть весь вселенский мусор. Однако мне кажется… во мне есть и что-то хорошее.
– Да? И что же?
– Ты ведь ещё жив, так ведь? Не каждый, подобный мне, принял бы твою доброту и не пустил пулю в лоб при любой возможности.
– Подобный тебе? Это те самые, что в контейнерах роются и день и ночь?
Это вызвало у меня смешок. Я проглотил пиво и сказал:
– Не совсем. Те, что носят с собой оружие. И они далеко не на стороне закона и общепринятого порядка.
– Имеешь в виду бандитов?
– Угадал. Хотя, как ты уже успел заметить, я не совсем такой человек. Вернее, я этим занимался, но сейчас, скажем так, «в отставке».
– И какого рода эта отставка?
– Надеюсь, что пожизненная. Этот путь ни к чему хорошему не приводит, парень. Одна боль, один страх, одни страдания. И в подарок к этому ты теряешь даже тех, кого в это не втягивал. Но суть-то в том, что, втянув в это себя, ты автоматически ставишь мишени на своих родных и близких. Не убивают тебя – убивают их.
– Хочешь сказать, ты многое пережил?
– Многое – мало сказано. Такое ни один человек не сумел бы забыть. А знаешь, что страшнее всего? Я забыл. Вернее, так думал. Но сейчас… сейчас всё настолько быстро нахлынуло, будто это случилось только вчера. И сегодня я опять проснулся один, с похмелья, в пустом доме… В полном одиночестве. До этого и доводит эта жизнь. У тебя никого не остаётся.
– Расскажи мне, с чего всё началось?
– Ты и правда хочешь это услышать?
– А что мне остаётся? Времени у нас полно, пока полиция не уйдёт или пока твои вещи не перестанут так вонять. Где ты родился?
– У меня украинское гражданство. Но сам я русский.
– И как так вышло?
– Мой отец был не самый честный и хороший человек. Я родился за год до распада советского союза. Тогда мой отец был вором на самой вершине. В один момент он попытался отобрать у одного бизнесмена целый кусок земли и завод на ней, но не словами и дружеским диалогом, а с применением тяжких-телесных, на что тот пошёл жаловаться государству, а после и вовсе началась целая охота на него. Тогда всё было жёстко, времена подобного не терпели, они искореняли таких людей. Моя мама была беременна, однако отец не мог оставить её здесь и взял с собой. Через год Украина отделилась от СССР. Мне пришлось расти там ещё пару лет. В девяноста третьем он решил вернуться обратно в страну, так как союз социалистических республик перестал существовать и всё стало более дружелюбным. Я ещё не знал, как он смог вернуться обратно. Но… Так и получилось, что рос я в другой стране, однако сам являюсь гражданином иной. Отец сделал всё, чтобы я остался русским. Но уже тогда я понимал, что мне предстоит пережить многое.
– Как его звали?
– Владимир Фёдоров.
– Значит, ты Руслан Владимирович Фёдоров?
– Хотелось бы мне никогда им не быть, но… да. Это моё полное имя. А что с твоим отцом? Ты его не упоминал.
– Он умер. Давно. Рак и… и все дела.
Его глаза заслезились. Владислав вздохнул и прошёлся рукой по лицу.
– Мне кажется, он был хорошим человеком, раз уж сумел воспитать такого ребёнка.
– Да… Он был хорошим человеком.
– Вашей семье тяжело живётся без него?
– Сначала было страшно. Мы с братом больше переживали за маму. Она охладела, постоянно рыдала… Но рано или поздно со смертью можно смериться. Вот и мы смерились с этим. Стали жить дальше.
– Не с каждой смертью можно ужиться, Владислав. И я не уверен, что вы смогли. У людей хорошо получается имитировать чуждые им эмоции. Хочешь смеяться, но вместо этого рыдаешь, хочешь рыдать, но вместо этого спокойно наблюдаешь за течением жизни. Иногда смерть меняет всё.
– Считаешь, что я имитирую эмоции?
– Я считаю, что ты с этим не ужился, а потому неумышленно их имитируешь. Мне всё говорит об этом. Я вижу твою квартиру, я услышал пару слов из твоих уст и понимаю, как тебе всё ещё тяжко.
– И чего ты пытаешься добиться?
– Чтобы ты не скрывал боль. Когда её становится слишком много, душа переполняется и человек думает о нехорошем. Так рождаются самоубийцы. Многие из них тоже терпели всё, что только могли.
Мы вместе выпили пива. Бутылка скоротечно согревалась в моей руке. Но я всё равно решил отложить её. В горле больше не было пусто. Лишь губы засыхали. Однако я не хотел останавливаться, хотел поговорить с ним.
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– Значит, ты уже в колледже?
– Нет. Ещё в школе.
– Ты что, не слышал советов умных людей? Год назад все бы считали тебя умным. В десятый идут одни идиоты.
– Откуда такая информация? Есть какой-нибудь достоверный источник?
– Разумеется! Сама жизнь тебе подсказывает на примерах других. Разве не так?
– Объясни.
– Высшее образование в России – это не статус, это приговор. Знаешь, что случается с типами вроде тебя, которые мечтают о престижной работе с постоянной премией и огромной, мать её, заработной платой? Они становится не нужным барахлом для этого мира.
– А тогда ты не подскажешь мне, как другие люди с высшим образованием смогли добиться своих должностей?
– Подскажу и с удовольствием. Тебе известно про такие бумажки, такие зелёные, из-за которых убивают, предают и прочее? Эта вещь решает судьбу миллионов, всего, сука, человечества, потому и не мудрено, что они играют роль в получении хорошей работы.
– Звучит, как парадокс: чтобы получить работу, на которой ты можешь зарабатывать деньги, тебе придётся отдать эти самые деньги…
– Места не резиновые, их могут занять те, у кого денег больше. Да и к тому же, не забывай, где ты живёшь. Тогда всё сразу становится на свои места. Да, у тебя есть шанс выбиться в люди. Но здесь… навряд ли.
Очередной глоток пива внёс ясность в мою голову. Владислав хотел со мной разговора не меньше, чем я сам.