Криминология: история самых известных преступлений

Страна, граждане которой оказались совершенно беззащитными перед криминалом, погрязла в воровстве и в каждодневном насилии. Если после ограбления обыватели во весь голос и кричали: «Караул!», в лучшем случае появлялся наряд драгун, патрулировавших окрестности. Но расследованием преступлений военные не занимались. В 1715 году Петр I наконец-то понял, что он столь опрометчиво когда-то натворил, и учредил Главную полицмейстерскую канцелярию. Но дела ее касались только Северной столицы. Дальше Санкт-Петербурга дело не пошло. Да и возглавил новую структуру вовсе не профессионал сыска, как можно бы было ожидать, а бывший царский денщик, уроженец семьи португальских евреев из Голландии Антон Мануйлович Девьер, «птенец гнезда Петрова».

Царь лично составил памятку с обязанностями столичной полиции под названием «Пункты, данные Санкт-Петербургскому генерал-полицмейстеру». Ни один из них не касался непосредственно следственной деятельности. В большей степени это было пособие по содержанию в порядке территории города. Полицейские должны были следить за чистотой улиц, отвечать за защиту их от возможных пожаров, за содержание каналов… И ни слова о борьбе с преступностью. Воистину: «Дело спасения утопающих – дело рук самих утопающих».

Царь приказал организовать для борьбы с преступностью «добровольные дружины» из самих жителей – каждые десять дворов выбирают десятского, над ним стоит староста, отвечающий за слободу или за улицу. Если случилось чрезвычайное происшествие – убийство, кража или ограбление, – староста обязан докладывать об этом полицмейстеру. Караульщикам из числа местных обитателей рекомендовалось для защиты от «воров иметь какое-нибудь оружие» (так выразился сам Петр) и – главное – трещотку (!), чтобы ходить с ней ночью по улицам и сигналить о своем присутствии.

Несколько слов о первой русской полиции. В 1720 году ее штат, помимо самого полицмейстера, состоял из десяти офицеров, двадцати унтер-офицеров и ста шестидесяти рядовых солдат. В ту пору население Санкт-Петербурга уже превышало сто двадцать тысяч… Для остальных российских городов полицию так и не придумали. Да, чуть не забыл! Огнестрельного оружия у первых отечественных полицейских почти не было, зато в распоряжении их были шпаги и алебарды.

Грустная правда, конечно… Стране предстояло ждать полтора столетия прежде, чем обрести достойные профессиональные службы по борьбе с преступностью. Впрочем, на фоне других государств Россия не представляла собой исключение. То же происходит и сегодня. Ведь преступность была всегда и везде. Во все времена. Она – исторический феномен, одна из постоянных характеристик рода людского. И повсюду криминалитет в значительной части отражал специфику не только страны, но и – в первую очередь – общества. Если его лицо менялось, изменялась и преступность. Другими становились и методы государственного реагирования на действия криминалитета.

Эта книга – о явлении пока что универсальном, интернациональном и вряд ли готовом в обозримой перспективе исчезнуть, как тень в полдень. Пока существуют собственность и деньги, будет и преступность. Не зря сказал Чарльз Диккенс: «Деньги – драгоценный посредник мира, который столь успешно устанавливается между честным человеком и бандитом». Автор «Битвы жизни» и «Трудных времен» сказал это в середине девятнадцатого века, но за минувшие десятилетия времена вряд ли стали менее трудными, и битвы за жизнь продолжаются. Получается, что высказывание английского классика актуально и сегодня.

И все-таки будем надеяться, что завтра планета, на которой мы живем, станет лучше, добрее и совершеннее. Тогда, хочется верить, исчезнет и преступность во всех ее гнусных и безобразных проявлениях.

Неужели нет?..

Глава 1

Банда на колесах

Бандой Бонно и по сей день пугают во Франции непослушных детей. И не только потому, что Жюль Бонно с товарищами стали первыми европейскими гангстерами, ничем не уступающими в жестокости их американским коллегам. Но и потому, что они открыли новую эру в мировом преступном ремесле – автомобильную эпоху. Тогда, когда машина, уже сделавшись исключительной роскошью, еще не стала массовым средством передвижения, «банда на колесах» – так их прозвала парижская пресса начала века – наводила страх на обывателей не только точностью стрельбы и жестокостью, но и скоростью езды на лимузинах.

В дверь лачуги в Роменвилле, пригороде Парижа, постучали. Все сидевшие в тесной комнате, главным украшением которой была раскаленная чугунная печка, вздрогнули: уж не полиция ли? Виктор кивнул, и Риретт отперла замок – на пороге стоял высокий худой человек.

– Можно войти? – Он переступил порог и сощурил маленькие серые глаза от яркого света, пробивавшегося из-за заслонки печки. – Меня зовут Жюль Бонно. Я приехал из Лиона, где меня знает каждый полицейский. Мы устроили забастовку на заводе и сожгли все документы в дирекции… Мне надо скрыться. Кроме вас, я никого в Париже не знаю.

Бонно соврал. Его преследовали не только полицейские, но и товарищи по разбоям. Дело в том, что Платано, один из анархистов-налетчиков лионской боевой группы, был найден с двумя пулями. В момент его смерти рядом никого не было – кроме Жюля Бонно. К тому же исчезли тридцать тысяч франков, бывшие при Платано. И лионские анархисты небеспочвенно заподозрили Бонно если не в работе на полицию, то как минимум в двойной игре. Не мог же «идейный экспроприатор» – он был итальянцем – застрелиться сам? Причем сразу двумя пулями?.. Бонно в отчаянной попытке спастись от мести единомышленников рванул в Париж. Да, в столице полицейских больше, но в огромном городе проще затеряться. Не говоря уже о том, что в не столь давние дни Парижской коммуны гвардейцы перестреляли далеко не всех анархистов.

А редакция боевого листка под названием «Анархия» была местом весьма своеобразным. В 1911 году здесь, у русского политэмигранта Виктора Сержа (настоящая фамилия – Кибальчич), которому едва исполнилось двадцать, и у его подруги Риретт Мэтржан собирались на огонек самые странные люди. Кибальчич, или Кибальчиш (в дальнейшем он вернется в Россию, уже советскую, откуда во второй раз сбежит как троцкист, чтобы стать на Западе известным писателем), родился в Бельгии в семье русских социалистов-эмигрантов. В семье, где проповедовались ультралевые идеалы, гордились тем, что их дальний родственник народоволец Николай Кибальчич создал бомбу, убившую императора Александра II.

Среди авторов «Анархии» были находящийся в розыске Раймон Каллеман по кличке Ученый, который не уставал требовать «экспроприации экспроприаторов», здоровяк Эдуар Каруи, вскрывающий сейфы и тратящий редкие заработки на покупку птиц, которых он потом выпускал из клетки, наивный поэт Андре Вале, прозванный за огненную шевелюру Рыжиком, юный красавец Октав Гарнье с глазами, как дуло пистолета, чахоточный, вечно мерзнущий Андре Суди по прозвищу Невезуха, бесцветный Эжен Дьедонне, единственным достоинством которого были лихие усы в форме велосипедного руля… Всех их объединяло одно – острое ощущение собственной неприкаянности в мире набиравшего обороты капитализма. И тут в их пролетарской компании появился Бонно!

Жюль Бонно родился в 1876 году в горной провинции Ду, прозванной за холодный климат «северным полюсом Франции». Его отец был потомственным рабочим, и сам Жюль поначалу пошел на завод, где быстро примкнул к анархистам. Впрочем, это его увлечение длилось недолго. Бонно женился, завел дом, стал отцом. Но жена, захватив с собой ребенка, сбежала вместе с заводским приказчиком, который, оказывается, давно был ее любовником. Поначалу отчаявшийся Жюль хотел повеситься, но, поразмыслив, понял: виновато во всем общество, которому он теперь будет мстить. Жестоко! К тому же во время одной из стачек его, ранее якшавшегося с итальянскими анархистами, внесли в черный список как «агитатора». А это все равно что волчий билет: на работу больше не устроишься. И Бонно подался на другую сторону Ла-Манша. По одной из версий, устроился личным шофером у самого Артура Конан Дойля. Мы не знаем, вдохновил ли оголтелый анархист создателя Шерлока Холмса на образ одного их героев преступного мира. Наверно, не успел, ибо затем он вернулся во Францию, в родные пенаты.

В досье, заведенном на Бонно во французской уголовной полиции, говорилось: «Бонно Жюль. Известен склонностью к насилию. Всегда вооружен. Очень опасен».

А это значит, что у Бонно, по мнению парижских анархистов, было много неоспоримых достоинств. Во-первых, он хорошо стрелял с обеих рук. Во-вторых, он умел то, что по тем временам было доступно во Франции только единицам: водил машину! На заводе «Берлие», где он когда-то работал, патрон – большой оригинал, почему-то симпатизировавший Жюлю, – обучил Бонно управлять «безлошадной каретой», как в начале века нередко называли автомобиль. И в армии, из которой Жюль демобилизовался в звании капрала, он тоже водил автомобиль. Ну а в?третьих, Жюль Бонно был недурно начитан: труды Кропоткина, Прудона и Бакунина перемешались у него в голове с декларациями знаменитого французского бомбиста Равашоля.

– Нам нечего терять, а обрести мы можем все, – наставлял завсегдатаев редакции «Анархии» лионский гость. – Отбирать же надо только силой, причем неожиданно! Не бойтесь нажимать на курок первыми! Стреляем, а потом разбираемся.

Окончательно Бонно убедил своих новых друзей последовать за ним, когда пообещал, что отныне они будут ездить только на автомобиле. Каком? Конечно же – на самом дорогом, экспроприированном!

21 декабря 1911 года утро в Париже выдалось хмурым.

Месье Каби, посыльный банка «Сосьете Женераль», развозил деньги по его филиалам. Инкассаторских бронированных машин тогда и в помине не было, банкноты в кассы доставляли специальные курьеры, одетые в видную издалека ярко-голубую форму с бронзовыми пуговицами. Оружия, а тем более охраны, им не полагалось: налеты на инкассаторов бандиты во Франции тогда еще не совершали.

Ровно в 8 часов 45 минут на улице Орденер в 15 метрах от отделения «Сосьете Женераль» к банковскому посыльному, сошедшему с подножки трамвая, приблизился человек и выстрелил в упор. Потом преспокойно снял с плеча Каби сумку с государственным гербом и…

Но не тут-то было!

Курьер очнулся (видимо, пуля попала в пуговицу) и схватил преступника за ноги. Тот, однако, не растерялся и деловито выпустил вторую пулю точно в спину Каби, купавшегося в луже крови. После чего пальнул пару раз над головами собравшихся зевак, сел в непонятно откуда появившийся никелированный автомобиль и умчался. Вместе с ним улетучились и ценные бумаги на 20 000 франков – сумма по тем временам немалая!

Впрочем, полицейских удивила не столько похищенная сумма, сколько то, что бандиты уехали на автомобиле. И на каком! На только что угнанном Бонно блестящем черно-зеленом «Делоне-Бельвиль» модели 1910 года. На таком лимузине в шестнадцать лошадиных сил, способном развивать скорость в 80 километров в час, ездили президент Франции, король Испании и царь Николай II. А в оснащении парижских сыщиков тогда не было ни одной машины! Только кони и велосипеды. Силы далеко не равные: грабители оказывались практически недосягаемыми.

Помощь, однако, пришла жандармам совершенно неожиданно: посыльный Каби не умер. Тяжело раненный, он смог опознать стрелявшего в него. Им был двадцатидвухлетний бывший лавочник Октав Гарнье, проходящий в картотеке парижской префектуры по графе «Опасные террористы». Теперь оставалось самое трудное: найти Гарнье и его команду и арестовать их. В новогоднюю ночь полиция, имевшая богатую картотеку на анархистов, совершила налет на редакцию «Анархии» и задержала Виктора Сержа и его подругу. Но те, несмотря на усиленные допросы, отрицали свою причастность к ограблению. Тогда полицейские посадили за решетку тугодума Эжена Дьедонне, бывшего монмартрского коммунара, тоже никогда не входившего в ближайшее окружение Бонно.

И тут «банда на колесах» опять заявила о себе.

10 января 1912 года было совершено нападение на оружейный магазин на бульваре Осман. А через месяц с небольшим у вокзала Сен-Лазар (в одном из самых людных мест Парижа) в час пик разыгралась настоящая драма. В шесть часов вечера мощный автомобиль на сумасшедшей скорости несся по улице Амстердам, у самого вокзала он сбил женщину, но не сбавил хода, несмотря на свистки многочисленных городовых. И тут трамвайная конка преградила дорогу лихачу. Один из полицейских по имени Франсуа Гарнье успел вскочить на подножку машины и тут же получил три заряда из револьвера. Машина же объехала трамвай по тротуару и рванула в сторону площади Конкорд… Свидетели вновь опознали в стрелявшем Гарнье. Фокус судьбы: полицейский Гарнье был убит бандитом-психопатом Гарнье – как раз напротив ресторана под названием «Гарнье»!

С помощью многочисленных свидетелей жандармам удалось установить личности всех, кто находился в автомобиле. И прежде всего – Бонно, сидевшего за рулем. На месте пассажира был Раймон-Ученый. Слабый ориентир для сыщиков, но все-таки ориентир.

25 марта 1912 года в восемь утра новенький «Дион-Бутон» вальяжно ехал по аллее Сенарского парка в окрестностях Парижа. На одной из опушек стояли три прилично одетых человека, махавших платками. Любопытный водитель остановился и сразу попал под град пуль. Убийцы деловито выгрузили из салона труп, протерли забрызганные кровью кожаные сиденья носовыми платками и в компании еще трех товарищей, вышедших из кустов, стремительно сорвались с места. Они спешили на дело.

В Шантийи – старинном столичном пригороде – роскошный «Дион-Бутон» остановился у банка «Сосьете Женераль». Держа руки в карманах, четыре человека вошли в банк. Не говоря ни слова, они выхватили револьверы и дали залп по кассирам, один из которых был убит на месте, двое других – тяжело ранены. Побросав в сумки все, что хранилось в сейфах, – сорок четыре тысячи франков! – грабители вышли на улицу, где на шум уже собралась толпа любопытных. И тогда тщедушный человечек, остававшийся в автомобиле (это был Суди-Невезуха), выхватил охотничий карабин и принялся стрелять в скопище зевак!

Несколько человек рухнули на землю, остальные, топча раненых, бросились в разные стороны… Бандиты же уехали на автомобиле, который был найден в тот же день в водах Сены.

Открыв утренние газеты, французы увидели зубодробительный заголовок на первых полосах: «Самая ужасная страница в истории преступлений!» Граждане Третьей республики мгновенно осознали, что могут сказать: прощай, эпоха грабителей-ремесленников! Наступила эра вооруженных до зубов налетчиков на автомобилях. Президент государственного совета потребовал к себе на ковер Ксавье Гишара, шефа «Сюрте» – криминальной полиции Франции:

– Даю вам ровно месяц на арест негодяев! Если этого не произойдет – ответите лично!

И началась национальная охота на банду Бонно, представляемую журналистам как «банда Дьедонне»! Первым арестовали Суди – и впрямь Невезуха! Затем в ловушку попали Каруи – на него донес осведомитель – и Раймон-Ученый, которого выдала жандармам любовница по прозвищу Красная Венера (кстати, бывшая ранее подругой Дьедонне). Любопытная деталь: в преследовании Бонно и его товарищей участвовали не только службы охраны порядка, но и – без преувеличения! – все французы. Участие, надо заметить, вовсе не филантропическое: «Сосьете Женераль» после нападения на банк в Шантийи объявил премию в 50 000 франков любому, кто поможет обезвредить банду Бонно. И тем не менее сам Жюль Бонно, а также Гарнье и Рыжик-Вале продолжали оставаться на свободе.

Но вот Луи Жуэну, второму человеку в «Сюрте», доложили, что Бонно скрывается в Иври, пригороде Парижа, на чердаке у старьевщика по фамилии Гази (и снова донес осведомитель). Для честолюбивого Жуэна это был редкий шанс утереть нос своему начальнику Гишару, и он решил сам руководить операцией. Ночью четыре лучших инспектора полиции нагрянули в Иври. Осмотрели огромный дом сверху донизу, однако ничего подозрительного не обнаружили. Когда под самой крышей Жуэн открыл маленькую дверь, то сперва не увидел ничего тревожного. И тут грянул выстрел. Бонно, спрятавшийся за грудой ветоши, стрелял без промаха. Первую пулю он всадил Жуэну прямо в лоб, второй тяжело ранил инспектора Кольмара, шедшего следом. Другим сыщикам, заблокированным в узком проходе телами товарищей, приходилось стрелять наугад. А Бонно в это время через дыру в стене выбрался на крышу, перелез на соседний дом, где приставил ко лбу горничной револьвер и прошипел:

– Быстро доставай из шкафа постельное белье!

Та, окаменевшая от ужаса, подчинилась. И тогда в одно мгновение истекающий кровью анархист – он поранился при бегстве о стекло – связал из простыней веревку и спустился по ней на улицу.

После того, как хладнокровно был убит полицейский республики номер два, на охоту за Бонно была брошена целая армия. В прямом смысле слова. На рассвете 29 апреля (вновь по наводке осведомителя) полицейские и солдаты обложили «Красное гнездо», так назывался дом миллионера-анархиста – бывало и такое! – Альфреда Пьера Фромантена в Шуази-ле-Руа, пригороде столицы. Сам же владелец дома, начитавшийся трудов Бакунина и Кропоткина, пребывал в Бразилии. А гараж его особняка арендовал некто Дюбуа, он и предоставил кров Бонно.

Блюстители порядка, уже наученные горьким опытом, серьезно подготовились к встрече с бандитом. Они привлекли к операции по его аресту даже зуавов, колониальных стрелков с их пулеметом «Гочкисс». Жандармы первыми открыли огонь и уложили на месте Дюбуа. Но, когда они проникли непосредственно в гараж, случилось непредвиденное: кто-то, укрывшийся на втором этаже, снайперски стал вести огонь нападавшим в спину. Он постоянно менял позицию, оставаясь неуловимым для пуль полиции.

Кровавый спектакль затянулся. На улицах, прилегавших к «Красному гнезду», расположились неизбывные французские зеваки. Целыми семьями буржуа, прихватив с собой домочадцев, с вином и закуской собрались смотреть на зрелище. Как в кафе расставили стулья, лавки, столы…

Потеряв несколько человек, военные отступили и пошли в атаку снова только после того, как на поле брани появился сам Луи Лепин, всесильный префект Парижа. С ним был отряд рес-публиканских гвардейцев и специалистов-подрывников. Специальной депешей Гишар, шеф «Сюрте», приказал обложить гараж динамитом и взорвать. Увы, первый сапер, поползший с зарядом к дому, был убит. Таким искусным стрелком мог быть только Жюль Бонно. И тут в оконном проеме появился он сам – со скорострельным револьвером в каждой руке! Бонно с удивительной точностью вел огонь одновременно с двух рук, появляясь то в одном окне, то в другом. Успевал изрыгать ругательства в адрес властей, хохотал, как черт, и с двух рук поливал военных свинцом.

Пока специалисты закладывали взрывчатку, образовалось затишье, которое Бонно, чувствующий близкий конец, решил использовать для составления своего духовного завещания. «Я знаменит. Меня должны ревновать те, кто из кожи вон лезет, но никак не добьется того, чтобы о них говорили, – написал анархист. – Я отлично обошелся бы и без такой славы. Возможно, я испытываю сожаления, но, если бы надо было продолжить, я продолжил бы. Я хочу жить своей жизнью, я имею право жить. Каждый имеет право жить. Если ваше идиотское и преступное общество смеет отказывать мне в этом, тем хуже для него, тем хуже для всех вас. Я не понят обществом!»

Пока бандит сочинял свое последнее послание, к дому подкатили тележку со взрывчаткой. Только с третьей попытки удалось заложить динамит, и дом, наконец, взлетел на воздух. Но даже после взрыва Бонно, чтобы защититься, сумевший завернуться в матрасы, продолжал сопротивление. Он успел написать кровью на стене: «Дьедонне невиновен». Когда же полицейские окружили первого французского гангстера, он попытался застрелиться, но в барабане его револьвера уже не было патронов. «Сволочи!» – только и крикнул Бонно в отчаянии. Он умер через полчаса по дороге в госпиталь. Осмотрев его тело, изрешеченное пулями, врачи лишь развели руками: «Как он вообще оставался жив так долго с подобными ранами?!»

Жюль Бонно был мертв, однако жандармам еще оставалось уничтожить Гарнье и Вале.

Полиции повезло: 13 мая 1912 года в «Сюрте» поступило сообщение, что в маленьком домике в Ножан-сюр-Марн сняли комнату два человека. В город они выходили только ночью, что и вызвало подозрение. Было установлено наблюдение, и в квартирантах без труда опознали Гарнье и Вале-Рыжика. Префект Лепин бросил в атаку пятьдесят инспекторов полиции, пулеметную роту зуавов и… несколько артиллерийских орудий! Целый день по всем правилам ведения баталий продолжалась осада. Французы выходили из театров и кафешантанов и, узнав о событиях в Ножан-сюр-Марн, кидались в парижский пригород, чтобы посмотреть на настоящее шоу. Только глубокой ночью, после того как к проклятому дому подогнали мощные прожекторы, ослепившие бандитов, с ними удалось покончить. Когда же полицейские стали выносить из развалин трупы, толпа бросилась к телам и мгновенно разорвала одежду гангстеров на сувениры.

Суд над анархистами начался 3 февраля 1913 года и длился двадцать пять дней.

На скамье подсудимых вместе с оставшимися в живых двадцатью членами банды Бонно оказались также Виктор Серж и Риретт Мэтржан по прозвищу Хохотушка. Парадоксально, но факт: вконец запутавшиеся следователи именно ее поначалу объявили «главным идеологом» грабителей! Это было настолько дико, что суд присяжных оправдал подругу Виктора Сержа. Сам же русский анархист был приговорен к пяти годам тюрьмы. Позднее по инициативе Льва Троцкого его обменяют на французского офицера, арестованного ВЧК, и Серж-Кибальчич примет активное участие в русской революции, а затем сам окажется для сталинского режима «врагом народа».