
Черный шелк, белый песок
Драго сдвинул шляпу на затылок, и Матиас смог наконец разглядеть его лицо. Огромный бледно-розовый шрам разрубал пополам угловатую физиономию, усеянную мелкими порезами. Шрам тянулся от правой безволосой брови к нижней губе. На Матиаса уставились чудовищные желтые глаза с вертикальными зрачками. Это были глаза зверя. Матиас попытался отвести руку назад, но не смог. Она тянулась к руке Драго, словно кухонный нож, липнущий к магнитной доске. Их ладони соприкоснулись, и вокруг Матиаса вспыхнул пламень. Едва уловимый поток света вырвался из груди художника и рассеялся по телу Драго. Сделка была завершена.
─ У вас ледяная рука.
─ Знаю. Иди лови черное платье.
Драго щелкнул пальцами и обратился в фиолетовое облако дыма. Исчезла его шляпа и его трость. На песке осталась лишь недокуренная сигара…
Девушка в черном платье споткнулась за два метра до подножья. Она завалилась на песок и отключилась. Матиас приблизился к незнакомке, опустился на колени и дотронулся до ее сжатой ладони. Он взял девушку за руку и смахнул волнистые каштановые волосы, свалившиеся ей на лоб. Лицо с его набросков и портретов! Лицо из его сновидений лежало на песке. Одинокая слеза скатилась по щеке художника и упала на ее щеку.
Девушка в черном платье открыла глаза и растерянно посмотрела на Матиаса.
4
─ Что происходит? У меня голова раскалывается.
─ Ты упала на песок и лишилась чувств… Как твое имя? ─ спросил Матиас.
─ Я Доротея… А где тот светлый голос и зеленый сад? Как я здесь очутилась?
─ Ничего не понимаю… О чем ты?
─ Подожди, я тебя знаю. Ты Матиас. Ты написал картину, ─ сказала Доротея и почесала затылок.
─ Да, я Матиас.
─ Я слышала тебя. Каждое утро слышала твои шаги и крики за спиной. Я так хотела остановиться или сказать что-нибудь, но не могла произнести ни слова. Ноги летели вперед, словно заколдованные. Прости.
─ Тебе не за что извиняться.
Возникла неловкая пауза.
─ Куда ты исчезала, когда я догонял тебя? ─ спросил Матиас.
─ Ну, он очень разозлился, когда я появилась. Тот приятный голос из тумана… Он сказал, что меня не было в списках. Хотел причинить тебе боль. Потом увидел меня и передумал. Он перенес меня в зеленый сад. Там пели птицы и шелестела мягкая трава. Между деревьями пробегали зверушки. Я приручила их. Они приносили спелые фрукты и ягоды. Такие милые создания! Голос сказал, что будет оберегать меня. Я не могла выбраться из сада, пока не наступало утро. Потом он возвращал меня в эту цветущую пещеру. И так изо дня в день. Со временем мне стало скучно часами разговаривать с животными и растениями. Он говорил, что я предназначена тебе, Матиас. Но не пускал меня. Все время повторял, что ты погаснешь, если мы встретимся по-настоящему.
─ То есть как это «погасну»?
─ Не знаю… Главное, что ты догнал меня. Я так счастлива, ─ сказала Доротея и взяла Матиаса за руку. Он крепко сжал розовую ладонь девушки и улыбнулся.
─ Голос не желал, чтобы мы были вместе, Матиас. Мое освобождение – не его заслуга. Что ты сделал? ─ спросила Доротея.
─ Я молился, и небо услышало меня.
─ Он и есть небо, Матиас.
─ Значит, это был кто-то другой…
Правая рука Матиаса сжимала правую руку Доротеи, а его левая рука аккуратно придерживала девушку за талию. Матиас помог ей подняться и тяжело вздохнул, словно совершил титаническую работу. Доротея перестала дышать, в выражении ее миловидного лица застыло смирение. Она ждала…
─ Тебе негде остановиться… А у меня хижина свободна. Пойдешь со мной?
─ Пойду…
Ее глаза блестели, точно алмазы на белом бархате. Матиас сплел нежную, почти хрустальную руку Доротеи со своей, и они двинулись к хижине через пробуждающийся город.
Матиас забыл о том, что когда-то был художником…
Жители города, вскочившие рано с постели, медленно шли по улицам и останавливались, будто громом пораженные, когда встречали Доротею. На нее смотрели, как на небесное создание, посетившее бренную землю. Молодые свещеносцы, старухи с пакетами, ростовщики, мастера по дереву и металлу – останавливались все. Люди бросали свои занятия, чтобы полюбоваться на девушку в черном платье. Матиас не замечал этого, потому что сам не отрывал взгляда от Доротеи. Его не волновали остальные.
До хижины их сопровождала густая толпа зевак. Побольше той, что собиралась у забора Матиаса. Доротея зашла в дом, Матиас закрыл дверь, и толпа разошлась. Одна единственная деталь изменилась здесь, пока хозяин дома пропадал на пляже. Девушка в черном платье исчезла с холста.
5
У Матиаса были кое-какие деньги, была крыша над головой, но, что гораздо важнее – у него была Дори. Скромный художник, привыкший к тихой и безлюдной жизни, он понятия не имел, как обращаться с девушкой.
─ Я буду спать на улице, под открытым небом. Хижина в твоем распоряжении. Если что-нибудь нужно, я рядом…
Распахнулась дверь в новый, неизведанный мир. В этом мире Доротея была ребенком. Любознательным, энергичным и симпатичным ребенком… Она расспрашивала Матиаса о его родине, о его семье, о полотнах, сваленных у стены, о природе, раскинувшейся за заборчиком. И Матиас отвечал. По началу с неохотой, довольно скупо, он пересказывал факты своей затворнической жизни. О картинах Матиас вспоминал без малейшего интереса, будто они были побочным продуктом его существования, чем-то отдаленным и необязательным. День за днем он учился говорить, неловкость уступала раскованности… Матиас показал Доротее город, провел ее по основным достопримечательностям. Девушке приглянулась белокаменная церковь и шумный птичий рынок, однако ничто не успокаивало ее так, как минуты, проведенные у воды… Утром девушка в черном платье приходила на берег и любовалась солнечным бликами, прыгающими по изумрудной поверхности моря, любовалась зелеными холмами. Она садилась на песок, обхватывала руками колени, молча смотрела вдаль, а затем принималась без остановки болтать с Матиасом. О том, о сем…
И вдруг в их отношениях наступил переломный момент. Одна фраза, и все переменилось:
─ Так и будешь спать на улице или зайдешь?
Больше Матиас не хотел выходить из дома. Хижина стала его райским уголком. Какое же это счастье! Проснулся, а она рядом лежит, дремлет, ворочается… Отправился в лес за хворостом, вернулся, а она уже на ногах, готовит завтрак, фрукты нарезает… Половину себя ей отдал, и легче стало. От одного ее присутствия на душе хорошо…
Матиас и Доротея все делали вместе. Вместе мечтали, вместе смеялись и жили на двоих. Казалось, время не властно над их счастьем. Днем они ходили в город за покупками, вечером гуляли по пляжу, пили вино. Матиас покрывал плечи Доротеи теплым пледом и расспрашивал ее о пребывании в волшебном саду. Ангельским голосом, одновременно энергичным и хрупким, Доротея напевала чудесные мелодии, звучавшие в эдеме. О себе Матиас говорил мало. Его прежнее существо кануло в Лету. Доротея рассказывала о животных, пасущихся на небесных лугах, и о растениях, поселившихся в саду.
─ Там повсюду росли розы, представляешь? Куда не глянь – везде цветут белые и красные бутоны. А шипов на стебельках не было…
Ни признаний, ни волнительных речей, ни романтического смущения… Их близость была естественной. «Она жила внутри меня, всегда была со мной. Я просто открыл ей дверь, заранее зная, что меня ожидает».
***
Удивительная история приключилась с Матиасом и Доротеей, когда они возвращались домой после прогулки. Прохладный утренний ветерок быстро сошел на нет, на улицах города воцарился изматывающий зной. Парочка решила отдохнуть, поваляться в хижине часок-другой и уже вечером отправиться на берег насладиться закатом.
Из глухого переулка послышались частые звуки ударяющих по земле копыт. На главную улицу выбежала бешеная лошадь, ее черные глаза размером с кулак таращились по сторонам. В затертом седле тряслась девушка. Ноги ее были связаны двумя толстыми ремнями, сходящимися узлом под лошадиным брюхом. Плетеная веревка сдавливала покрасневшие запястья. Жуткая картина: в рту – кляп; из одежды – лишь белое платье, изуродованное отпечатками грязных мужских ступней; пальцы рук сведены в замок; лицо покрыто черно-желтыми синяками и ссадинами – будто по щекам проходились плетью. Из разодранных глаз измученной пленницы лились слезы. Вместо отчаянного крика раздавалось тупое мычание, полное боли и страха.
Лошадь неслась прямо на Матиаса. Он резко рванул вправо, оттеснив Доротею на обочину.
─ Пусти, ей нужна помощь!
Девушка в черном буквально бросилась под копыта. Она выскочила на центр дороги и выставила вперед правую руку, растопырив пальцы.
Лошадь затормозила, выпрямив костлявые ноги. Подковы издали неприятных звук, похожий на зубовный скрежет. Доротея обвила исхудавшую шею загнанной клячи и прижалась щекой к поредевшей гриве, напоминающей растасканный на доски забор.
─ Тихо. Тихо, родная. Матиас, отвяжи девушку!
─ Как ты?..
─ Отвяжи ее!
Матиас достал из сумки раскладной ножичек, которым счищал кожуру с апельсинов, перерезал веревку на запястьях, вытащил мокрый кляп из-под посиневших губ и освободил босые ноги от тугих ремней. Девушка была уродкой: у нее с рождения не росли волосы, челюсть кривилась на правую сторону, нос походил на птичий клюв.
─ Как ты умудрилась? Чудо из чудес, не иначе, ─ сказала безволосая девушка и вытерла кулаком подсохшие на жаре слезы.
─ У меня с животными особая связь, ─ сказала Доротея. ─ Я чувствую ее. Ей так больно…
Лошадь понемногу приходила в себя. У самого корня хвоста бурый волосяной покров был прожжен до мяса; там виднелся отвратительный ожог розового цвета, обугленный по краям.
─ Что произошло? ─ спросила Доротея.
─ Господа с утра уехали по делам на пристань. Я прачка у них… Белье развешивала на улице, как вдруг подошли эти подонки. На рожах мешки какие-то, только носы торчат. Схватили меня, в лес потащили, вчетвером избили как собаку. А потом главный мне заявил: не достойна я, мол, того, чтобы надо мной надругаться, я страдать должна. Лошадь пригнали такую же избитую, привязали меня и железо раскаленное приложили к лошадиной заднице. Так я полгорода и проехала, пока на вас не наткнулась…
─ Бедняжка… Тебе еще что-нибудь нужно?
─ Нет, вроде порядок. Господа уж вернулись. Ищут меня, поди. Лошадь давайте мне, отведу домой, спрошу, что с этой клячей делать.
─ А вдруг эти разбойники опять на тебя нападут? ─ забеспокоилась Доротея.
─ За меня не волнуйся. У меня тут через пару домов брат родной дворником служит. Отпросится, проводит меня…
─ Хорошо. Господам своим обязательно расскажи о случившемся.
─ Скажу. Ну ладно, пойду я…
И она ушла. Взяла поводья и направилась вниз по улице вместе с клячей. Прохожие отлипли от кирпичных стен и уставились на Доротею со страхом и благоговейным трепетом. Через мгновение безволосая прачка и гнедая кобыла исчезли из виду, растворившись в городском антураже.
─ Ушла и ни слова благодарности, ─ сказал Матиас.
─ Ничего. Это не важно…
─ Как тебе удалось?!
─ Мысленно. Я так уже делала. В саду, со зверьками.
─ То было маленькое зверье, а здесь ─ взрослая лошадь. Ты могла пострадать. К чему так рисковать собой? Зря что ли я…
─ Ей нужна была помощь, Матиас.
─ И что с того? Некоторых людей не нужно спасать, только не ценой собственной жизни.
─ Просто ты не видишь, того, что вижу я.
─ Она тебе даже «спасибо» не сказала, ей плевать, понимаешь? Ради таких под копыта бросаться… Черт знает, что у нее на уме. Может, все не так было, как она рассказала. Может…
─ Главное, что она внутри чувствует, Матиас. А она благодарна, поверь.
─ Не знаю, что и думать. Ты меня напугала, Дори.
─ Ты еще поймешь, Матиас. Ты поверишь также, как я поверила…
─ Во что?
─ В людей. Голос сказал, что они хорошие… Бывает, им нужна помощь. Нельзя от этого отворачиваться. В другой раз ты можешь оказаться на месте беспомощного, и твоя доброта вернется назад. Людям нужна забота и любовь, нужен свет и тепло… Не отворачивайся от них.
Матиас не ответил. Поднес опущенную ладонь Доротеи к своим потрескавшимся губам и поцеловал. Этот хмурый работяга, этот бродячий отшельник наконец-то научился улыбаться после стольких лет хмурого существования.
Полдень надвигался на город, тени домов становились короче, мощеная дорога нагревалась с каждой секундой. Парочка направилась к хижине – ее нежная ручка в его загрубевшей руке…
***
Прошло четыре месяца. Зима ушла не начавшись. Над городом взошло весеннее солнце. Картину продали в начале декабря. Для Матиаса его работа утратила ценность, когда Доротея исчезла с холста. Он разыскал в городе оценщиков и занес свое полотно в список предметов, уходящих с молотка. В назначенный день старики с толстыми кошельками съехались на аукцион. Продажа драгоценностей, мебельных гарнитуров ручной работы, акварельных и масляных полотен проходила в высоком отштукатуренном здании с резными колоннами. В залу с широкими окнами набилась куча народу. Жирные богачи расселись на мягких велюровых стульях, закурили и принялись рассматривать друг друга, неумело скрывая негодование и презрение.
Доктор был самым состоятельным человеком на побережье, потому что обслуживал целый город. У железных ворот его дома круглые сутки дежурила недовольная толпа, издающая чих и кашель. Доктор носил элегантные костюмы-тройки, бархатные шляпы и сверкающее пенсне. Он слыл ценителем скульптуры и живописи. Работы художников со всего света украшали стены его комнат. Доктор заприметил картину Матиаса задолго до начала торгов и уничтожил остальных претендентов, увеличив стартовую цену вдесятеро. Заядлый эстет, он заказал у Джима-резчика деревянную раму из липы и повесил «Черный шелк, белый песок» напротив камина у себя в гостиной.
Матиас выручил за картину приличную сумму. Заработанных денег хватило на то, чтобы вдоль и поперек объездить на поезде всю страну. Матиас знакомил Доротею с культурой своих предков, устраивал вылазки на природу, объяснял, чем северный диалект отличается от южного, делился своими кулинарными секретами. Дни пролетали незаметно…
Матиас отложил кисть и надолго забыл о том, ради чего появился на свет. Доротею он не отпускал ни на шаг. Вернувшись после увлекательной поездки, возлюбленные обустроили гнездышко. Летом решили съездить в Португалию, позагорать на пляжах Мадейры и попробовать местного вина. Хижина преобразилась после рождения Доротеи. Серые пыльные занавески Матиас заменил на белые шторы из атласа. Хаотичная армия полотен отступила на задний двор и сгруппировалась в идеальную стопочку. Матиас накрыл ее старым покрывалом. Кисти и краски он закопал в лесу…
Доротея оживила Матиаса. Она одна понимала его наклонности, она слышала, как он молчит. Доротея любила безо всякой причины. Сама мысль оставаться наедине с собой, уходить в одиночестве писать картины казалась Матиасу абсурдной. Без Доротеи он и шагу ступить не мог, ноги просто отказывались ходить…
Устав от безделья, Матиас решил найти занятие по душе. Он натаскал хвороста в хижину и научил Доротею плести корзинки для овощей и фруктов. Оказалось, совсем просто. Ловкие пальцы Доротеи уверенно управлялись с тонкими веточками, и за каких-то пару недель девушка превзошла своего учителя. Корзинки заполнили весь дом. Матиас погрузил их в тканевые мешки и отправился на вещевой рынок.
Товар разобрали за полчаса. Корзинки расхватывали не беззубые старухи и не фанатичные хозяйки. Вокруг Доротеи, стоящей за кучей плетеных изделий, разложенных на асфальте, столпились взбудораженные юнцы. Они расталкивали друг друга плечами и локтями, только бы взглянуть на девушку в черном платье. Ей платили больше, чем требовалось, и дарили свежие гвоздики, но Матиас не обращал на эти знаки никакого внимания. Он и сам растворялся в толпе поклонников. Доротея складывала мятые купюры в вязаную сумочку на шнурке и искренне благодарила каждого покупателя. Юношей не заботили корзинки, сделанные Доротеей. Они с нетерпением ждали взмаха ее ресниц и вскрикивали, когда девушка поправляла растрепавшиеся волосы. Порой обезумевшие покупатели швыряли горсти монет к ногам Доротеи. Она улыбалась и вежливо просила расточителей забрать свои деньги назад. Матиас смеялся и перекладывал монеты себе в карман…
6
Ты идешь по опустелой дороге. Кругом ни души. И вдруг на обочине ты замечаешь цветок, крохотный стебелек, пробившийся сквозь каменную землю. Как такое возможно? Здесь пустыня, дожди идут по праздникам, а этот малец прорвался к свету. Тебе еще очень долго идти. Так тебе кажется. И что ты сделаешь с этим цветком? Естественно, сорвешь его и вдохнешь сладкий аромат. Ты понесешь цветок в руках, и твой путь станет легче, ты будешь наслаждаться пленительным запахом свежего бутона, а потом тебе надоест, и ты швырнешь цветок на обочину. Ты к нему привык, на этом кончено. Так и с людьми – они привыкают к жизни и умирают.
Началось с кошмаров… Матиас видел во сне человека с желтыми глазами. Драго усмехался и говорил ему: «Славно. Славно, дружище!» А потом Доротея уходила вместе с этим безумцем, сжимая в левой ладони два изуродованных пальца. Матиас вскакивал с постели посреди ночи и кричал от ужаса.
─ Что с тобой, милый?
─ Ничего… Ты спи, я выйду подышать.
Сказать правду он не мог.
Ночь сводила Матиаса с ума. Он боялся засыпать в собственной кровати. Под глазами образовались внушительные фиолетовые круги. Матиас сделался раздражительным и стал повышать на Доротею голос безо всякого повода.
Вернулись воспоминания о том времени, когда Матиас писал картины. Эти видения были еще хуже кошмаров. Жизнь летела вперед, а Матиас продолжал прокручивать в голове ту встречу с Драго: правильно ли он поступил, стоило ли отказываться от своего дела ради себя любимого. А ведь он когда-то мечтал открыть на собственные сбережения школу для уличных художников… Но ничего уже не исправишь, нужно идти дальше. Матиас брал в руки карандаш, пытался начертить на бумаге прямую линию, а получались лишь бессмысленные каракули. Карандаш выскальзывал из рук и падал на пол… Искра погасла навсегда.
Красота Доротеи ослабевала. Матиас больше не любовался своей возлюбленной так, как раньше, когда они только познакомились. Страсть его угасала. Рассудок возвращался на место. Матиас стал замечать хищные взгляды, прикованные к девушке в черном. О ней шептался весь город. Теперь Матиас смотрел не на Доротею, а на ее почитателей. Ощущение полета сменилось предвкушением тяжелого падения.
Перед очередным выездом в город между возлюбленными вспыхнула ссора:
─ Черт, ни одной корзины не могу сварганить. Проклятье!
─ Не шуми, Матиас. Просто ты торопишься. Дай я покажу…
─ Не надо. Все-то ты знаешь! Наша идеальная Доротея! Ну прости за то, что я больше ни на что не годен!
─ Зачем ты так? Я же помочь хочу…
─ Не нужна мне помощь. Никто мне уже не поможет, никто не вернет меня прежнего! Я ведь ради тебя всем пожертвовал…
─ Я знаю, милый. Я ценю это и очень сильно тебя люблю, больше жизни…
─ И я люблю тебя. Люблю! Но, что толку, если я даже круги нарисовать не могу?! Кончилась моя песня.
─ Замолчи, прошу тебя. Брось ты эти корзинки, не поедем сегодня. Иди ко мне…
─ Отстань. Я поеду один. Из дома ни шагу! Поняла?
─ Ладно. Как хочешь… Не понимаю, что с тобой случилось.
─ Ты случилась! Прощай.
Матиас хлопнул дверью, Доротея упала на подушку и зарыдала…
Без девушки в черном платье корзинки расходились плохо. Матиасу было плевать. Он хотел спрятать Доротею от мира, но сделал только хуже. Поклонники быстро смекнули, что Доротея больше не появится на рынке. Возвращаясь домой, Матиас обнаруживал юношей с букетами под окнами своей спальни. Он бесился и прогонял наглецов камнями, но они приходили снова. Матиаса это раздражало, он забросил торговлю, перестал ездить в город: пока он был на рынке, Доротея сидела дома одна, и могло произойти всякое. Эти мысли раздирали его сознание на куски. Матиас запретил Доротее выходить за порог хижины без его ведома…
Покой остался далеко позади. Матиаса приводили в бешенство даже дикие звери, собиравшиеся у его веранды, когда Доротея упражнялась в пении. «Она принадлежит лишь мне. Она моя!» ─ думал Матиас и срывался на любопытных зверьков. Доротея молчала в ответ на его выпады и бесконечные расспросы, она во всем подчинялась воле Матиаса.
Удивительно, как переменился Матиас. Отставного художника не отпускали воспоминания о его поганой живописи, давно закопанной в лесу. Он снова пожелал писать, едва ли это было возможно. Закопанные кисти Матиас так и не нашел. Мозаика раскалывалась на части…
Летом они переехали в «Dos montanas». Матиас нанял бригаду лесорубов, и они расчистили ему добротный участок, срубив несколько крепких дубов. Из них Матиас сколотил двухэтажный дом с уютной верандой и галереей. На первом этаже – скромная кухня и столовая, на втором – спальня и еще одна комната вроде кабинета. В ней Матиас закрывался от Доротеи, «чтобы подумать». Окна выходили на море. Пологая опушка скатывалась к берегу. «Здесь нас не достанут» ─ думал Матиас.
Сон его испортился еще сильнее. В новых кошмарах Доротея разлеталась золотым песком по пляжу. Эти ужасы до такой степени въелись в сознание Матиаса, что он возненавидел девушку в черном за ее чудовищную красоту.
─ Не покидай дом без моего разрешения. Два раза в день мы с тобой гуляем по набережной, и этого достаточно. Я волнуюсь за тебя. Если кто-то придет, когда меня не будет, не открывай. Притворись, что тебя нет.
Доротея покорно соглашалась, а про себя думала, как угодить Матиасу еще больше и боялась, что не заслуживает его внимания. Матиас заказал у кузнеца здоровенный замок и повесил его на дубовую дверь. Дом постепенно превращался в крепость.
***
Сантьяго было семнадцать лет. По меркам местных пастухов он считался стариком. Отец Сантьяго приторговывал овечьей шерстью на базаре и отлично на этом зарабатывал. С малых лет он приучил сына к стаду и выдал ему кнут, свитый из пеньки. За каждую потерянную овцу Сантьяго получал десять ударов этим самым кнутом. Загорелый юноша в соломенной шляпе и бесцветной рубахе, Сантьяго любил приводить стадо к зеленым холмам. В «Dos montanas» овцам было, чем поживиться.
Одним июньским утром Матиас отправился в лес за ягодами. Дверь на замок он не запер, потому что уходил недалеко, да и кто мог заявиться к Доротее в такую рань? Во сне она почувствовала, что Матиаса нет рядом, и проснулась. Спать тут же расхотелось, и девушка вышла на веранду.
─ Где ты, любимый? – шептала Доротея, но Матиас не слышал, зато слышал Сантьяго, притаившийся за деревьями возле дома, пока кудрявые овцы поедали лесные цветы. Сантьяго бросил кнут и стадо, позабыв суровые речи отца. Юноша разглядывал девушку в черном платье, словно куклу в магазине. Его сестры красотой не отличались.
Доротея не смотрела под ноги. Глазами она искала Матиаса и промахнулась ногой по ступеньке, когда спускалась с веранды. Сантьяго стоял метрах в десяти и ясно услышал хруст и пронзительный крик несчастной девушки, упавшей на землю.
Юноша бросился к бедняжке и попытался помочь, но Доротея испугалась незнакомца и в слезах отодвинулась от него. Ее правая нога напоминала загогулину.
─ Я видел такое, ─ сказал Сантьяго. ─ Придется вправлять.
Он назвал свое имя и вызвался помочь. Доротея повертела головой в поисках Матиаса и кивнула: Сантьяго показался ей приветливым и безобидным мальчишкой.
─ Вытяни ногу.
Было больно, но Доротея сжала зубы и не издала ни звука ради Матиаса. А Матиас в это время мчался к дому, услыхав крик возлюбленной после падения.
─ Спасибо тебе, ─ сказала Доротея. Сантьяго улыбнулся и поцеловал залеченную ногу прекрасной девушки.
Матиас выбежал из-за деревьев и прокричал что-то неразборчивое запыхавшимся голосом. Приблизившись к веранде, он остановился и в ужасе уставился на Сантьяго. Ноги Матиаса окаменели, язык не слушался. Он не говорил, а выкрикивал слова шепотом помешанного:
─ Это вы… Вы за ней пришли, вы ее заберете…
Матиас отшвырнул корзину с ежевикой на траву и выхватил из-за пояса нож, с помощью которого пробирался через зеленые заросли. Сантьяго застыл на месте. Доротея встала и поморщилась, опустив вес на искалеченную ногу.
─ Матиас, что с тобой? Ты как будто горишь. ГОСПОДИ! Что с твоими глазами?!
Глаза Матиаса были объяты желтым пламенем, холодное лезвие дрожало в его руке.
─ Матиас, не надо. Он друг, ─ сказала девушка. Сантьяго сделал шаг назад.
─ Вас убить мало за то, что вы со мной сделали! ─ сказал Матиас. Он стиснул зубы и кинулся на Сантьяго. Мальчик отскочил влево, но не успел: Матиас ударил его по лицу дубовой рукояткой. Сантьяго упал на спину и прижал ладонь к рассеченному лбу. Соломенная шляпа отлетела в сторону. Алая кровь потекла из раны и ослепила юношу.