Игры Мастеров. Мастер стратегии

– Я повторяю, Рюмпель, вы знаете, кто такой Леонидус?

– Это… кажется… философ-максималист второго века. Мы проходили его в школе.

– Все верно… В школе… – Экзекутор наклонился ко мне и сказал громким шепотом, – а разве в школе изучали трактат «Об устроении мира»?

– Кажется, нет…

– Совершенно точно, нет. Однако я имел удовольствие обсудить несколько глав из него с вашим сыном. И, представляете, обнаружил достаточно глубокие знания и рассудительность. Вы читали Леонидуса?

– Нет…

Экзекутор откинулся на спинку кресла, словно удовлетворенный ответом.

– Я в этом не сомневался. Я считаю, что ваша супруга также вряд ли когда-либо разворачивала свитки с его произведениями. Но скажите, в таком случае, откуда у вашего сына подобные знания? Более того, я обнаружил, что, вообще, уровень развития ребенка значительно превосходит то, что вы могли в него вложить. Я повторяю: значительно.

Я молчал.

– Что же, гере Рюмпель, у вас есть какие-нибудь предположения? Вы вообще, понимаете, о чем я говорю?

Мне оставалось лишь развести руками.

– Ну что же, – спокойно сказал экзекутор, – вариантов не так много. Либо вы не тот, за кого себя выдаете, – он покачал головой, заметив мой протестующий жест, – я, правда, считаю это маловероятным, ваша биография на первый взгляд кристально чиста, и вы лично не вызываете подозрений… Естественно, будут дополнительные проверки, но опыт подсказывает мне, что они ничего не дадут… Либо, существует какой-нибудь еще источник знаний, неизвестный нам. У вас есть мысли по этому поводу?

– Нет.

– Ну что же… В любом случае, я сообщаю, что ваш сын, Рон Рюмпель, выбран мной для представления Владетелю и прохождения обучения в Башне Мастеров. Гере Рюмпель, что с вами?

Вероятно, он увидел, как изменилось мое лицо.

– Я понимаю, гере Рюмпель, ваши чувства. Это такая честь. Я хотел бы предупредить, что наш разговор не должен выйти за пределы этих стен. Выбор экзекутора является государственной тайной, личной тайной Владетеля. Я посвятил вас в нее только потому, что, после обнаружения несоответствий, хотел побеседовать с вами. Сегодня вечером я уезжаю, завтра утром буду в Столице, и после моего доклада Владетелю намерен вернуться за вашим сыном. Надеюсь, что такое благосклонное внимание Владетеля не вскружит вам голову? Вы ведь человек разумный и ответственный, правда? Итак, я могу рассчитывать на ваше молчание?

Что я мог сказать? Вопрос был излишним, такого рода просьбы экзекутора исполняются неукоснительно. А для желающих подискутировать отведен специальный участок на дальнем конце городского кладбища.

– Вот и прекрасно. Итак, вы поняли, никому. Даже жене. В первую очередь жене. Все, вы свободны.

На негнущихся ногах я вышел из кабинета. Голова кружилась с такой силой, что пришлось прислониться спиной к стене. Подскочил ставший невероятно предупредительным Плумкис.

– Что с вами Рюмпель? Вам плохо?

Я отстранил его руку, держащую меня под локоть.

– Все нормально, гере Плумкис. В кабинете гере экзекутора очень душно.

– Душно, что вы говорите, – воскликнул прислушивающийся к разговору первый вице-губернатор, – вот в таких условиях нам приходится работать! Гере экзекутор не жалеет себя, решительно не жалеет.

Мне пришлось выслушать его излияния. Оказывается, я был единственным чиновником, который вышел от экзекутора и не был сразу же подхвачен под белы ручки серьезными ребятами из Тайной Канцелярии. Правда, этой участи миновал также гере бургомистр, но его из кабинета попросту вынесли ввиду обострившейся болезни сердечной жилы.

Все происходившее потом практически полностью стерлось из памяти. Я с кем-то разговаривал, отвечал на вопросы, жал руки, хлопал по плечу, и все это время ухитрялся держать на губах широкую улыбку. Плумкис, почувствовавший неладное, отважно пришел на помощь, искусно отвлекая разговорами основную массу желающих пообщаться. В этот момент я испытывал к нему самую искреннюю благодарность. Еще помню, как вице-бургомистр, тяжело дыша, бегал на конюшню проверять, готовы ли к выезду кони из личной упряжки гере экзекутора.

Я пришел в себя у порога дома. Наступил вечер, солнце почти скрылось за горизонтом, и на небе одна за другой зажигались звезды. Прежде чем войти, я несколько минут собирался с духом, потом несильно толкнул дверь. Конечно же, она была не заперта. И, как обычно, обмануть Марту не получилось. Она сидела за столом и смотрела на дверь, словно ожидая моего прихода. Роник устроился рядом, что-то старательно рисуя на листе кусочком угля. Когда он рисует, у него такой забавно-сосредоточенный вид…

– Роник говорит, экзекутор с ним долго беседовал, – сказала Марта.

Я не был готов к ответу. Подошел к Ронику и через плечо посмотрел на рисунок. С бумаги на меня глядел черно-белый котенок, как две капли воды похожий на соседского Черныша. Я погладил сына по голове, словно не замечая требовательного взгляда жены.

– Экзекутор разговаривал с ними дольше всех, – в ее голосе зазвучали нотки, игнорировать которые я больше не мог.

– И о чем он тебя спрашивал? – я чувствовал фальшь своего вопроса и был готов провалиться сквозь землю.

Роник поднял глаза.

– Мы разговаривали о жизни. Он очень умный, этот дяденька. Он спрашивал о моих друзьях и о книгах. А потом мы поговорили о вас.

– О нас? И что ты сказал?

– Что очень вас люблю, – серьезно ответил Роник.

Марта заплакала. Со стороны могло показаться, что жена улыбается, но я-то знал, что она плачет – без громких рыданий и слез. Я еще раз погладил сына по голове и спросил как можно спокойнее:

– Роник, экзекутор спрашивал тебя о Леонидусе?

Марта испуганно ахнула, по-видимому, она подумала, что это какой-то знакомый Ронику человек.

– Да, папа. Помнишь, ты рассказывал о древних философах, мне стало интересно, и я взял почитать. Вон там, – он указал пальцем на полку со свитками старых книг.

– И что?

– Гере экзекутор похвалил меня.

Я смотрел на сына, старательно растягивая губы в улыбку. И не нашел ничего лучше, как спросить:

– Роник, ты поужинал?

– Да, папа.

– Тогда иди спать. Сегодня все очень устали. Ладно?

Он кивнул, послушно встал и отправился в свою комнату. Когда за ним затворилась дверь, Марта закрыла лицо руками и заплакала навзрыд. Я обнял ее за плечи.

– Наверное, я плохая мать… очень плохая. Но я не хочу, чтобы Роника забирали, не хочу.

Я сделал усилие и улыбнулся:

– Не бойся, никто его не заберет.

– Как же, – всхлипнула Марта, – он сказал, что с ним разговаривали дольше всех.

– Ну и что? Это же экзекутор. Роник же сказал, он расспрашивал о нас, верно?