Пеленнорские поля

Сагир остановил меня взмахом руки, и мой язык прилип к гортани.

– Человечество забыло вкус знаний. Не только и не столько запретных, сколько знаний вообще. Комфорт, уют и неподвижность – вот что стало целью людей.

Я не мог согласиться, но и возразить мне было нечего, и Сагир видел это.

– Поэтому подобных Альхазреду больше не будет. А его "Al Azif" со временем станет просто сказкой, как стали сказкой мы, джинны. И в этой сказке книга, наполненная злом и разрушившая сотни людских жизней, в том числе и жизнь собственного творца, будет служить людям, а может и выполнять три желания любого, кто откроет ее на нужной странице. Я был ее частью долгие годы. Я был заперт и порабощен, силы мои были скованы цепями, крепость которых ты даже вообразить себе не можешь, но я все еще оставался собой. Сагиром! Первым и самым могущественным из своего племени.

И годами я тянулся наружу, прочь из своей темницы. Медленно и по капле вливал в разум того, кто обладал этой книгой, нужные мне мысли, годами накладывал на него чары – слабые и почти незаметные, порабощавшие его волю и разум. Чары мои были не толще паутины, но они сплетались воедино, как нити сплетаются в канат. И если бы не ты – пьяный от вина и впечатлений, то через какое-то время нужно мне заклинание прочел был сам Ложкин. Может быть через год, может быть через 5 лет. Но что такое пять лет по сравнению с тысячей? Я давно отвык торопиться.

Тебе, кстати, здорово повезло. Освободившись, я нуждался в новом теле, и готов был ворваться в любое, убив его прежнего носителя. На твое счастье книга принадлежала Ложкину, он владел ею долгое время, и на нем лежала паутина моих заклинаний. Захватить его тело было проще. Так что если бы каким-то чудом "Al azif" случайно попал тебе в руки, хотя ты должен понимать, что случайно такие книги не делают ничего, и ты случайно прочел нужное мне заклинание – я бы уничтожил тебя в мгновение ока, взяв себе твою телесную оболочку. Да, такова благодарность освобожденного джинна. А ты можешь продолжать верить в сказки про три желания.

Сагир закончил свой монолог, и несколько минут мы просто молчали, глядя в костер.

Мой план полетел в тартарары. Никаких трех желаний, никакой признательности ко мне за свое освобождение. Ничего. И вот я сижу напротив существа, способного убить меня просто щелкнув пальцами, и не знаю, что еще сказать ему. Что предложить в обмен на исполнения моего заветного желания, за которым я сюда пришел? Душу? Но зачем она ему?

Но в то же время… Мы сидим и молчим, Сагир никуда не уходит, не улетает, не растворяется в воздухе. Он не убил меня ни за дерзость, ни за глупость, и вроде бы вообще убивать не торопится.

Почему?

Почему он затеял все эту игру с Катей? Он не скрывал это ни от нее, ни от меня. Ему скучно. Ему хотелось развлечься. Забросить незнакомую девушку в вывернутый наизнанку мир и посмотреть, как она будет действовать. Я вроде бы здесь за тем же, но с одной оговоркой: мир мне нужен вполне конкретный. Как же мне убедить Сагира в том, что он сумеет развеять свою вековую скуку, уже просто наблюдая за моими похождениями там, куда мне так нужно попасть?

Попробуем…

– Сагир… Прости мне мое невежество и мою дерзость.

Джинн молчал, все такой же черный, жуткий и неподвижный, словно статуя.

– Я не в праве тебе приказывать и требовать чего-то, – продолжил я, – но могу я попросить?

– Можешь! – милостиво разрешил Сагир, а потом вдруг распахнул крылья, высвободив из-под них свои руки с зажатой в них колодой карт. Карты пришли в движение, порхая между черными ладонями, вертясь в воздухе и проносясь в опасной близости от языков пламени костра. Сагир тасовал колоду Таро, не прикасаясь к ней.

– А может, я сам попрошу за тебя? – спросил он, подняв на меня глаза.

– То есть?

– Я расскажу тебе о тебе. Прямо сейчас, с помощью Таро! И если карты откроют мне всю правду, то я исполню твое желание, как подобает джинну из современных человеческих сказок: извратив его так, как захочется мне. Могу обещать тебе, что твоя жажда смерти будет утолена. Ты умрешь. Ну а если ты окажешься не так прост, если карты не смогут показать мне тебя целиком, если ты удивишь меня… Вот тогда – три желания. Любые, какие попросишь! Ты получишь то, о чем мечтал и зачем пришел. Ты умрешь так, как хочешь ты!

Карты порхали между его ладонями. Такими человеческими ладонями, и все-таки какими-то чужими, жуткими, отталкивающими. Я не сразу понял, в чем дело: его пальцы были слишком длинными и странно изогнутыми. У Сагира было на одну фалангу больше, чем у меня.

– Тебе нужно время на размышления?

– Нет, – твердо ответил я, хотя мое сердце билось словно сумасшедшее. Мне было страшно. – Я согласен!

– Азарт! – довольно протянул Сагир, сложив колоду рубашками кверху и заставив ее воспарить над ладонью. – Азарт – это хорошо. Это интересно! Ты не безнадежен, как мне показалось сначала. Твоя душа еще жива, хоть мне и подумалось, что она умерла раньше тела.

На что я подписываюсь?

Верил ли я хоть на секунду, что мне есть, чем удивить существо, помнящее дыхание Творца? Верил ли я, что такой уникальный и удивительный, что мои помыслы останутся тайной для магической колоды карт?

Нет. Не верил, но надеялся.

А еще мне было все равно. Отправляясь ночью в лес в надежде призвать Сагира и договориться с ним, я твердо решил, что не вернусь к своей прежней жизни. Что не вернусь к жизни вообще.

Сагир ошибался. Моя душа уже была мертва. Я уже был мертв. Отчаявшийся, раздавленный и ничтожный, я искал телесной смерти, потому что духовная уже состоялась. А раз он ошибался в этом – может быть, он ошибется и в чем-то еще?

– Тогда начнем, к чему нам терять время?

Сагир протянул мне колоду, и я снял часть карт левой рукой, к себе, почувствовав, как карты отозвались на мое прикосновение. Так откликается женщина, когда ты проводишь ладонью по ее обнаженной спине. Карты хотели меня. Карты хотели играть со мной, и я был готов играть с ними!

Колода веером разлетелась перед Сагиром, зависнув в сантиметре от земли. Он указал пальцем на три карты, и те послушно вылетели из веера, тут же собравшегося обратно в колоду, исчезнувшую под его плащом из крыльев.

– Три карты. Этого будет достаточно, чтобы рассказать о твоем прошлом…

Я ждал, что Сагир покажет карты мне, как делал это с Катей, но видимо он счел, что я все равно не пойму их значения. Он держал карты в руке, развернув рубашкой в мою сторону, и его алые глаза перебегали с одной на другую.

– Итак. Один старший аркан и два младших. Паж мечей, старший, 19-ый аркан, "Солнце", а за ним – девятка мечей. Легкомысленный бег по жизни. Тебе все удается, все спорится, все получается. Ты не думал о будущем, не строил планов, ты просто мчался вперед, пока хватало завода. И добежал. "Солнце". Хорошая карта, каждый мечтает, чтобы она выпала ему. Семья, дом, определенная доля успеха. Ребенок… Сколько твоему сыну?

– 8 месяцев, – ответил я.

– Тебе даже завидовали. Ты не взобрался на вершину Фудзи, но ты имел многое из того, чего не было и не могло быть у других. Тем, кому выпадает "Солнце", всегда завидуют.

Сагир все-таки показал мне карту. Под голубым небом с сияющим на нем солнцем, по полю подсолнухов, скакал белый конь с радостным ребенком на своей спине.

– Но сказывается паж мечей с его легкомыслием. Нет цели, нет планов, нет понимания того, куда ведет тебя твоя дорога. К чему это приводит? К девятке мечей. Страх, бессонница, потеря себя, предчувствие беды.

Сагир отложил карты в сторону, и взгляд его пылающих глаз встретился с моим, заставив опустить глаза.

– У тебя есть дом, работа, любящая жена, друзья, сын. Но что-то тебя гнетет. Что-то не дает тебе покоя. Что-то пугает тебя! Что же это?

– Это ты мне расскажи! – ответил я, постаравшись вложить в свои слова сарказм и долю надменности.

– Расскажу, не торопи события. Спешить нам совершенно некуда.

– Скоро рассвет, – зачем-то напомнил я. Когда я в последний раз смотрел на часы, было где-то час тридцать ночи, а в начале июня светает рано.

– Ты уверен?

– Чувствую, правильным ответом будет "нет".

Сагир усмехнулся, водя рукой над снова появившейся на свет колодой.

О чем это он? Я полез в карман за телефоном, но на привычное нажатие кнопок он не отозвался, экран так и остался темным.

– Твои фокусы? – спросил я, показывая ему черный экран.

– "Фокусы"! Как примитивно. Ты сегодня упорно играешь с огнем, всячески стараешься меня оскорбить. Назвать то, что я сделал фокусом – это примерно то же самое, что назвать твои изданные романы писаниной.

– Прости, – вполне искренне повинился я. Не от страха перед этим существом, мне и в самом деле стало стыдно.