
Матабар IV
Как воет голодный, замерзший котенок, прячущийся под тонкой полоской картона, спасаясь от проливного дождя. Как воет обманутая и преданная женщина. Как воет мужчина, потерявший смысл жизни.
И они пахли.
Пахли не нашедшей справедливости болью, незаслуженной обидой, расставанием и разбитым сердцем.
Пахли гнилыми цветами. Пахли протухшей водой. Пахли горелой плотью.
– В-вечные Анг-гелы, – заикаясь, Милар, человек далеко не робкого десятка, осенил себя знаменем Светлоликого. – Ты ведь говорил, что призраков не существует!
Ардан резко вытянул перед собой руку с зажатым флаконом.
– Их и не существует, – произнес он, сжимая подушечку распылителя.
Тут же из медного носика выстрелила струя алого тумана. Тот, стремительно раздуваясь, понесся в сторону десятка дев. Расширяясь быстрее, чем мог уследить взгляд, плотный и густой, туман всего за пару мгновений окутал весь холл первого этажа, а затем, точно так же стремительно, исчез, растворившись красными лентами.
А вместе с ними растворились и девы. Смолк их вой. Исчез поганый запах. И только следы на полу, изорванные обои и разрезанный ковер явно намекали, что девы не имели ничего общего с иллюзиями.
Спящие Духи…
Сложно представить, на что был бы способен настоящий демон. Как, к примеру, тот, что прошлым летом едва было не лишил жизни Арда, а вместе с ним и всех, кто находился в поезде.
– Ты хорошо подготовился, Говорящий, – прозвучал голос.
Он звучал, как незажившая рана на душе. Как боязнь прочесть закрытое письмо, когда знаешь, что внутри тебя не ждет ничего хорошего. Звучал, как глаза человека, в которых ты видишь ответ на вопрос – “Ты все еще любишь меня?” и ответ совсем не такой, на какой ты надеешься. Звучал, как стон раненного, знающего, что ему уже ничего не поможет.
А еще он звучал как металл. Тяжелый и лязгающий.
По лестнице, со второго этажа, спускался полный латный доспех. Высотой около метр восьмидесяти, тот, в прошлом, явно принадлежал могучему войну. Об этом свидетельствовали широкие наплечники в форме бараньих голов, пузатая бригантина со следами от арбалетных болтов и продольного разреза. Может топор или алебарда повергли владельца доспеха.
А теперь сам доспех, полый, но живой, ступал латными ботинками по лестнице. Он волок за собой меч, чем-то напоминающий кусок фонарного столба – такой же большой, как когда-то привиделось Арди, когда уходил из жизни Арор Эгобар.
Доспех волок клинок за собой, а тот, волочась, резал паркет проще буханки хлеба и крошил бетон, словно песчаник.
Арди промолчал. В правой руке он сжимал посох, а в левой – зеркало в медной оправе. Кислота Маранжа ему так и не пригодилось. Что, в целом, не могло не радовать.
– О Вечные Ангелы… – прошептал Милар.
– Они тебе не помогут, кровь обезьяны, – на Галесском произнес доспех и, сойдя с лестницы, замер посередине холла.
– Кто тебя призвал сюда, Потерянная? – спросил Арди. Тоже на Галесском, но последнее слово произнес на языке Фае.
Над их головами качались люстры, еще мгновение назад пребывавшие в покое. По стенам протянулись неглубокие трещины, а стекла в окнах треснулись и покрылись белоснежными сеточками.
Демон выделял слишком плотное излучение и, если бы не нивелирующий его эффект от Лей-кабелей, то Ардану с Миларом не поздоровилось бы. Впрочем, капитану пришлось бы хуже. Намного хуже.
– Выйди из своего убежища, кровь глиняных охотников и обезьян, – скрежетом ржавого металла прозвучал демон. – Выйди и я расскажу.
– Второй раз я спрошу и второй раз ты услышишь, Потерян…
Ардана прервал гулкий и глубокий смех. Смех голодного зверя. Смех горного эха. Смех выгребной ямы. И смех плачущей женщины. Все в одном. Перемешанное и запутанное.
– Закон трех, Говорящий? Что мне до законов, мальчишка. Глупец… Нет больше власти законов надо мной. Ни их, ни чьей больше.
Доспех вытянул руку и, крутанув запястьем, вскинул громадный клинок на плечо. И от одного этого движения разбилось несколько стекол, впуская внутрь морозный ветер и капли дождя. Те упали в опасной близости от оплетки Лей-кабелей, но, насколько знал Ардан, бытовая проводка обладала вполне себе сносной влагозащитой.
Демон, видимо, ожидал совсем другого эффекта.
– Я знаю, кто ты, Говорящий, – внезапно произнесла тварь. – Знаю твою боль. Я слышу её в твоем дыхании. Чувствую… – забрало шлема задрожало, будто втягивало воздух невидимыми ноздрями. – твои сомнения. Кровь убийц. Кровь палачей. Она никогда не ответит тебе согласием, Говорящий. Жалкий и слабый. Последний из тех, кто оставит следы на Горе Памяти. Я…
Ардан поднял посох и с силой ударил им о пол. По залу пронесся звон, как если бы ударились друг о друга хрустальные бокалы. Или ледяные…
– Мне нет дела до твоих слов, Потерянная, – произнес он вкладывая в свои слова волю и силу. Так же, как если бы вкладывал их в осколок Имени. – Ты не знаешь моего истинного имени и у тебя нет власти надо мной и моими тропами. Ты лишь дух. Без формы. Без тела. Без прошлого и будущего. Потерянная. Твое имя забыто, твоя суть…
Ардан застыл на полу слове. Не потому, что не смог договорить слов, которым его научила Атта’Нха; научила что говорить и научила как говорить. Ард просто не успел.
– Ублюдок!
Раздался выстрел.
– Бам!
Спящие Духи… демон вовсе не собиралась сражаться с ним так, как волчица наставляла. Ведь он пришел к ней не один. С ним был Милар.
Капитан Второй Канцелярии, бывший военный следователь, дознаватель Первого ранга. А еще – просто человек. Человек, у которого боли скопилось столько, что демон буквально заявилась на пир.
Человек, который стрелял прямо в него – в Ардана.
* * *Милар смотрел на спустившуюся к ним женщину. В белоснежных одеяниях она ступала легко и плавно. Словно лебедь плыла по ступеням, аккуратно ставя свои изящные, босые ножки. Будто видение, словно ожившая сказка; старый, забытый рассказ.
Её волосы, цвета ночи, струились за спиной девы, словно плыли по поверхности невидимого пруда, залитого лунным светом. Почему лунным? Потому что именно тот и отражался в её светлых глазах.
Глазах, наполненных памятью. Памятью о том, как ты робко, внутренне храбрясь, но все еще робко, впервые тянешься губами к той, кого мнишь своей вечной, истинной любовью.
Она пахла снами о ночах, проведенных вдали и тайне ото всех. Её голос звучал сродни пению, а белоснежная кожа искрилась жаркими поцелуями. И каждое её слово звенело так же, как колокольчик в уютной, небольшой лавке, где всегда пахнет корицей и терпким чаем.
– Как много ты пережил, солдат, – шептала она и в её голосе звучали голоса всех, кого Милар оставил позади.
Своих первых друзей, о которых старался не вспоминать, чтобы лишний раз не думать о бутылке. Свою первую любовь, о которой уже позабыл, погребя юношеский пыл под грузом ответственности взрослой жизни. Своих сослуживцев и соратников, что не дожили, отправившись рассказывать о своих подвигах Вечным Ангелам.
– Столько боли, столько несчастья, – она говорила, а все, что слышал Милар – голос Алисы. – Как ты плакал и кричал, когда твой отец избивал твою мать, солдат.
– Хватит…
Милар услышал плач и крики своей матери. И хлесткие, звонкие удары отцовского ремня. Тот бил сильно. И метко. Целился бляшкой. Всегда бляшкой. Тяжелой, железной, с гравировкой герба Империи.
– Он не любил ни её, ни тебя, ни твоих братьев и сестер, солдат. И ты это знал… скажи мне, знал же?
– Замолчи…
Милар мотал головой.
Выстрел. Раздался выстрел. Это он стрелял. Из отцовского револьвера. В спину ублюдку.
Бам-бам.
Бам-бам.
Пуля за пулей. Щелчок за щелчком.
В спину. Не в лицо.
Потому что боялся.
Потому что…
– Это не моя история, ведьма, – процедил сквозь зубы Милар. – Мой отец любил нас. Он был офицером кавалерии. Погиб, сражаясь за родину. Хватит… не моя история.
– Но ты её видел, – шептала дева. – Видел и ничего не сделал.
Да… Милар видел. Видел, как каждый день, в соседнем доме гас свет. И знал, что каждый вечер, пьяница, вернувшись обратно, бил своих жену и дочерей. Хлестко и метко. Гербом империи.
Милар боялся что-либо сделать. Не находил в себе силы. Его отец к этому моменту уже давно погиб. Остался лишь он, старший сын, мать и братья с сестрами.
Милар ничего не мог поделать… ничего…
– Нет, не так ведьма, – снова возразил капитан. – Все не так.
И снова видение сменилось.
Вот он, четырнадцатилетний юноша, ворвался в дом. Громадный, под метр восемьдесят, толстый, но все еще мускулистый пьяница вновь занимался своим любимым делом. Брызгая слюной, с маслянистым взглядом пьяных глаз удар за ударом, бил поясом с бляшкой по уже не дергающейся женщине. По её лбу текла кровь, заливая пол и доски.
А рядом, рыдая, весь в синяках и ссадинах, плакал ребенок. Лет десяти. Мальчик.
Милар бросился на спину пьяному ублюдку. Началась драка. Кулаки, зубы, хрипы, крики и все, что попадалось под руку – в ней было все. И так случилось, что под руку Милару попался…
– Ты ведь выстрелил, да капитан?
– Нет, – стойко возразил капитан. – Нет. Его ременная бляха. Я вбил герб Империи в глотку этому ублюдку. Вместе с его зубами. А когда пришли законники, я не сбежал. Я дождался суда, ведьма. Моя мать рыдала. И братья с сестрами тоже. А я не сбежал. Хватит, тварь. Что дальше? Заставишь меня вспомнить мразей, которых я ловил на границе? Или ублюдков, которых давлю в городе? Валяй, мерзость. Напомни мне обо всех. Я буду только рад еще раз их всех перестрелять и перерезать. А тех, кому повезло оказаться за решеткой, я, так и быть, оставлю на суд Светлоликому.
– Но ты ведь боишься, солдат, да? – и вновь голос ведьмы изменился. Он звучал легко и спокойно. Мило и нежно. Тепло и по-домашнему. Так же, как звучал голос жены Милара. Как звучал голос его дочери. – Ты помнишь Эрланга? Помнишь, как он спился? Бывший солдат. Единственный, кто выжил из его отряда во время войны Наемников. Точно так же, как и ты единственный, кто выжил в момент облавы на лабораторию дельцов Ангельской Пыли? Помнишь? Помнишь, как страшно тебе было? Страшно снова не обнять жену, не увидеть рассвет, не подышать морским воздухом? Помнишь.
– Замолчи…
– Смотри, солдат. Смотри. Ведь это ты, не так ли?
И Милар увидел. Как он поднимается по лестнице домой. Как открывает дверь квартиры. Как видит лица своих родных и любимых. Их простое счастье в глазах. Их беззаботные улыбки. Они ничего не видели. Они ничего не знали. Ничего о том мире, что таился во тьме за углом. Не знали, с чем ему, Милару, приходилось сражаться каждый божий день.
Ничего не знали.
И будто издевались над ним своим невежеством. Давили ему на нервы своими улыбками и смехом. Эти лентяи. Эти дармоеды. Паразиты. Ему и так приходится каждый день бороться с собственной жизнью, а теперь еще и они?! Тащить на себе еще и их?! Да он с самого детства живет как в клетке. Не для себя. А для кого-то еще.
А чего он хотел сам? В какой момент он потерял себя в пучине дней, наполненных лишь болью, страхом и кровью?
Нет, он преподает им урок!
Милар видел.
Видел, как поднимается по лестнице.
Как открывает дверь.
А там, в их уютной, пахнущей домашней едой и любовью квартире, в его укромном уголке покоя, где он спасался от бурь внешнего мира, происходит ужасное.
Он увидел самого себя. Стоящего над Эльвирой, его любимой женой – его утешением; его храмом. Рядом плакали дети. Маленькие искорки счастья, которое Милар выцарапал, вырвал, завоевал у ублюдочной судьбы.
А он… другой он хлестко и метко бил Эльвиру.
Кровавая пелена застелила взгляда Милара.
– Ублюдок! – взревел он и выхватив наградной револьвер отца, выстрелил в собственную спину.
* * *Все произошло слишком быстро. Ардан успел поставить щит, но не специальный. Неожиданность, усталость, а может присутствие демона – кто знает. Но Ардан воздвиг первое военное заклинание, которое научился ставить инстинктивно.
Универсальный Щит Николаса-Незнакомца замерцал радужной пеленой. Как и всегда – не остановив, а отклонив пулю, тот направил её прямо в доспех демоницы.
Ардан мог бы, наверное, помешать созданию исполнить задуманное, если бы не капитан. С затянутыми белесой пленкой глазами, дерганными, рваными движениями, совсем как у тех дев-кукол, капитан снова взвел курок, намереваясь второй раз выстрелить в напарника.
Ард, не обращая внимания на глубокую царапину на левом плече, поднял посох и ударил им о землю.
– Милар, – произнес он, вкладывая в слова силу и волю. Столько, сколько мог наскрести. – Очнись!
И, может у него осталось больше сил, чем сам Ард знал, а может Милар и сам боролся с влиянием демона, но капитан очнулся. Белесая дымка слетела с его глаз как раз в тот момент, когда демоница, чей доспех окутал серый туман… ничего не сделала.
Но пуля, ударив о её доспех, попросту развернулась и, с прежней скоростью, нисколько не потеряв в инерции, ударила в обратном направлении.
Попав… аккурат в муляж ключницы. Лей-узел заискрил, а мгновением позже погас. А вместе с ним – и свет Лей-ламп.
– Блять, – коротко выругался Милар.
Ардан, не теряя времени, развернулся и выставил зеркало перед собой. Вернее – попытался.
Демоница взмахнула латной перчаткой и прямо под ногами напарников заклубился туман, из которого вынырнули все те же кукольные девы.
Одну из них Милар разрубил саблей, а вторую Ард оттолкнул от себя ударом посоха, но третья смогла дотянуться до зеркала. Она уже почти было выхватила артефакт из руки Ардана, но того за шиворот дернул на себя капитан.
И, какой бы хрупкой не казалось живая кукла, сил в ней оказалось вполне достаточно. Достаточно, чтобы Ардан не удержал скользкую рукоять и зеркало, описывая высокую дугу, полетело куда-то назад.
Описав широкую дугу, оно упало на подоконник разбитого окна лестничного пролета и, скользнув по выкрашенной деревяшке, застыло на самом краю тридцатиэтажного обрыва.
Милар с Ардом переглянулись и, в их взглядах, промелькнул мгновенный, молчаливый диалог.
Капитан кивнул и, стреляя в туманные фигуры, появлявшиеся у него на пути, рассекая саблей формирующиеся силуэты, помчался вниз за артефактом.
Ардан же, открыв гримуар, ударил посохом о пол. Мгновенно вокруг него сформировались двенадцать прозрачных дисков. Летая вокруг Ардана, они отражали на своей хрустальной поверхности удары когтистых лап марионеток, появлявшихся из тумана вокруг юноши.
Ард не обращал на тех никакого внимания. Его взгляд не сходил с фигуры демона, медленно и неспешно двигающегося через холл в его сторону.
– Подделка искусства, Говорящий? – на языке Фае, произнесла тварь. – Как же ты жалок.
Пока диски, раскалываясь, отражали натиск кукол, Ардан ударил посохом о пол. Энергия хлынула из Звезды, мгновенно восполняясь той, что билась о стенки кристаллов накопителя в его перстнях.
Воздух вокруг навершия посоха замерз и ледяная стрела, куда длиннее и толще той, что пронзила Керимова, выстрелила в сторону демона. Ард лишь отстраненно заметил, что потратил столько же энергии, как и на дуэли, но это уж точно мысли завтрашнего дня.
Демон лишь с ленцой взмахнул громадным мечом и ледяная стрела, больше походящая на короткое копье, раскололась мелкой, ледяной крошкой.
– Так ты выполняешь свой долг, ученик Эан’Хане? – глумилась тварь. – Так ты защищаешь от меня и мне подобным свои земли? Ты ни на что не способен.
Демон не врал. Ардан действительно вряд ли сейчас не то, что осколок Имени призвал, а хотя бы нашел в себе силы, чтобы сосредоточиться на изнанке мира. Но именно поэтому в его руке гримуар с печатями, а на пальцах военные накопители, вливавшие в Звезду энергию.
Аверский хорошо натаскал своего протеже.
Ардан, быстрее, чем некоторое стреляют, дважды ударил посохом о пол. Его лоб покрылся испариной. Сердце застучало быстрее поршней локомотива. А перед глазами все немного поплыло. Скоростное воплощений печатей – не самая приятная и простая задача для разума Звездного Мага.
Арду показалось, будто у него под черепом кто-то несколько раз ударил молотом по наковальне. Но, тем не менее, он не потерял концентрации и печати, вспыхнувшие под его ногами, не рассеялись.
Первая печать создала шесть ледяных дротиков, вытянувшихся длинными стрелами. Как раз по числу оставшихся дисков, все еще не дающих куклам приблизиться к Ардану.
А вторая вновь породила ледяное копье.
Дротики-стрелы, взмыв под потолок, обрушились на демона острым, проливным дождем, а вместе с ними копье, совершенно с другого направления, ударило аккурат в центр бригантины.
Вернее – ударило бы.
Если бы демоница попросту не описала бы мечом широкую дугу и не разбила разом оба заклятья и все семь ледяных снарядов.
Снежная пыль закружила в темноте, ловя в своих кристалликах отсветы молний, рвущих черное небо за пределами небоскреба. Демон же, шагнув к Ардану, вытянула латную перчатку.
Три оставшихся диска Щита Орловского встали у той на пути, но смогли лишь замедлить демоницу, но никак не остановить. Перчатка разбила и их, а затем схватила Ардана за горло и оторвала от земли.
Ард попытался был зачерпнуть еще энергии, но тварь ударила мечом о землю и все накопители, те что в перстнях и на поясе, попросту разлетелись той же мелкой пылью, что остались от ледяных заклинаний.
Ардан потянулся к флакончику с кислотой Маранжа, но тот выхватила одна из кукол.
– Итак, Говорящий, нет больше кристаллов силы, а твой разум почти опустил от Лей. Что будешь…
– Ард! – донеслось со спины.
И Арди, ударив посохом о пол, собрал остатки силы, развеянной в воздухе. Он прекрасно знал, что ему не хватит силы двух звезд, даже если бы он изучил какие-то мощные военные заклинания, рассчитанные на шесть и больше лучей из обеих звезд.
Нет, с демоном, даже слабейшим, тягаться в схватке голой силы может лишь Синий маг, не меньше.
Эта знала и тварь. Но вряд ли они знали, что Звездная наука не стоит на месте.
Арди, используя резонанс, собрал энергию, вернув ту в звезду, и воплотил печать. Пусть криво и коряво. Пусть промахнувшись. Пусть почти нарушив конструкцию, что могло бы стоить им с Миларом жизней, но все же…
Но все же вокруг капитана, прорубившегося к окну, сформировалось поле ледяных цветов. Куклы, разбивая бутоны, под прикосновениями ледяных лепестков оборачивались застывшими статуями.
Капитан, схватив едва не упавшее зеркальце, через всю лестницу швырнул то Ардану. А Ард, выпустив посох, вытянул руку в сторону летевшего к нему артефакта.
– Глупые смертные, – с некоторой печалью проскрипел демон и сжал пальцы латной перчаткой, ломая трахею Ардана и отправляя того невидимыми тропами к Спящим Духам.
Попыталось.
Демон явно пытался сдавить горло Арда, но у того на запястье мерцал непроглядной тьмой все истончающийся браслет, некогда подаренный Атта’нха. Мерцал, и будто не давал демону исполнить задуманное.
Ард же, поймав зеркало, поднес то к шлему твари и закричал:
– Смотри! Смотри, Потерянная, чего ты лишилась.
На миг в отражении промелькнул не шлем, а лицо молодой девы. Та, улыбаясь, собирала подснежники под лучами весеннего солнца. Счастливая и прекрасная.
Не было ни вскрика.
Ни скрипа.
Ничего.
Хватка на шее ослабла, а следующим мгновением доспехи развалились на составные части. Вместе с ними в пол втянулся и туман, а куклы-девы истаяли, не оставив и следа.
Ардан, хватая ртом воздух, кое-как поднял посох и, опершись на него всем весом, уселся на обувную лавку.
Милар что-то причитал, поднимаясь по лестнице обратно в Твердь, а Арди все не сводил взгляда с запястья.
От некогда широкого, темно-синего браслета осталась лишь едва различимая, маленькая полоска шелка. Немногим толще нитки.
– Срань.
– Ого, господин маг! Начал ругаться? Ты что, встал на путь исправления? Скоро начнешь курить и, возможно даже, пить?
Милар плюхнулся рядом. В изорванном костюме, с явными следами от порезов – будто куклы орудовали не когтями, а ножами, капитан кое-как достал сигарету, затем подумал немного и предложил вторую Арду.
– Не буду.
– Ну вот… а я уже обрадовался.
– Пахнут отвратно. Вообще не понимаю, Милар, как ты их куришь.
– У нас что сегодня по расписанию вечер откровенных разговоров?
– Просто сигары пахнут куда лучше.
– Ну уж извини, напарник, – всплеснул руками капитан и прикурил. Попытался прикурить. Сперва спичка сломалась. Затем полоска красного фосфора на коробке, об которую чиркали серную головку, попросту оторвалась. – Вечные Ангелы… На сигары у меня жалованье не рассчитано.
Капитан глянул на груду металла, в которую превратились доспехи и потянулся было пнуть их, но остановился. Пригляделся и медленно повернулся к Арду.
– Я, конечно, в Большом не учился, но даже мне кажется, господин маг, что это просто старый доспех, а никакой не артефакт.
– Да, – кивнул Ардан. – Все так.
– Но ты же говорил…
– Говорил, – перебил Ард. – И до этого вечера был уверен, как и все Звездные маги, что демон не может вселиться в объект, лишенный Лей-заряда.
Милар выругался. Сильно. Даже очень.
– Очередной эксперимент Пауков?
Ардан промолчал. Да тут ничего говорить и не требовалось. Все и так на поверхности.
– Ладно, напарник, – Милар хлопнул Арда по колену и они оба синхронно взвыли от вспышки боли. – Прости… Так вот. Мы сейчас вниз, в автомобиль. Накрутим бинтов. Я выпью немного виски. Для тебя, кстати, термос с чаем взял. А потом к Старьевщику.
– Нужно…
– Вызвать наших умников? – закончил за Ардана Милар и продемонстрировал один из сигнальных медальонов. – Уже, напарник… уже. Так что – идем.
И они, помогая друг другу, с трудом поднялись на ноги. Ард опирался на посох и Милара, тот подтаскивал за собой левую ногу и держался за плечо Арда. Если бы у последнего остались накопители, он бы воспользовался простенькими целительными заклинаниями, хранящимися в его гримуаре. Но, увы.
Демон, в прямом смысле, отправила по ветру под сотню эксов. И, скорее всего, на все это добро придется писать отчеты.
Но больше всего Ардана волновало другое.
– Мы ведь к лифтам идем?
– Да.
– Срань, – повторил Ард.
– Нет, определенно, я не теряю по отношению к тебе надежды, напарник, – хмыкнул Милар. – Мы еще слепим из тебя достойного Плаща.
Хмыкнул и тут же скривился от боли. Ардан усмехнулся в ответ, но тоже застонал.
Так они стеная, хромая, в изорванной одежде, с громадными, рыбьими глазами в Лей-очках и ковыляли до лифта.
Глава 99
– Я не уверен, господин маг, что это самая светлая идея.
– А у тебя, Милар, есть другие?
– Пока нет, – капитан угрюмо, уже в который раз, перечитывал пригласительный билет.
Они сидели в кафе “Эльтир”. Не в том самом, куда несколько месяцев назад Ардана впервые привел Милар, а где-то неподалеку от Рассветного Сада.
Из окон заведения, в целом ни внешним, ни внутренним убранством, ничем не отличающимся от своего собрата, как раз открывался вид на Рассветную Улицу.
Та отделялась от широкого Ньювского проспекта и взвившейся в полете лентой, прямой и цветастой, рвалась в сторону Ньювы, но перед тем, как слиться в объятьях с Ньювской набережной, касалась, пусть и краем, сада.
Вернее, теперь – парка. Размерами не очень-то и большого, всего в несколько кварталов, но куда впечатляющей красоты, чем могло показаться снаружи. Внешне, за высокой кованной оградой, прутья которой молотки и горны кузнецов слепили в форме вытянувшихся в небо копий, кроме сомкнувших ряды кленов, берез и лиственниц ничего больше и не увидишь. Лишь редкие проблески между деревьями намекали на то, что внутри парка находилось нечто большее.
Где-то там, среди листвы, вились тропки, выложенные белым камнем и огороженные от выстриженных, мягких газонов мелкими змейками тонких, железных поребриков. Дорожки пересекались, скрещиваясь очертаниями сложного лабиринта, в котором ориентиром служили арки живой изгороди, где плющ и особый, не плодоносящий “виноград” сплетался узлами на деревянных и железных прутьях, а дорожки бежали дальше.
Они вливались внутрь островков, спрятанных за ухоженными, тоже выстриженными кустами. Среди этих островков, на лавках, под навесами, можно было застыть ненадолго, отдохнуть от суеты столицы и полюбоваться фонтанами, изящными и воздушными. Такими же изящными, как и статуи из белого мрамора – вечные компаньоны тех, кто приходил в Рассветный Сад. А если пойти чуть дальше, то можно действительно, в самом деле, натолкнуться на лабиринт – из все тех же кустов, только на сей раз высотой в три метра.