Убийство по-министерски

– Да, Николай Александрович, – подхватил я. – Вот я заметил, что в рознице появились новые сорта водки, ликеров. То есть вы работаете над ассортиментом, пытаетесь конкурировать…

– Ну и что, – пожал плечами Голубицын. – Такой оборот, как у ликерки, нам все равно не дадут сделать.

– А вы пытаетесь, – наседал я. – Может быть, это предупреждение вам?

– Ну, это уже перебор, – озабоченно покачал головой замдиректора. – Мы им не конкуренты. Наша доля в обороте – примерно процентов пятнадцать. Они же забирают себе все семьдесят. Остальное делится между другими мелкими структурами. Собственно, все это отражено в статистических документах. Если вам это интересно, можете сделать запрос в областном управлении.

– Сделаю, – пообещал я и со вздохом подытожил: – Итак, вы отрицаете, что имели перед кем-то невыполненные обязательства, по поводу которых на Скоробогатова кто-то мог иметь зуб.

– Совершенно верно, – ответила Арцыхевич.

Голубицын же, помедлив, задумался и помрачнел еще больше. Наконец он выдавил:

– Если только личные долги самого Скоробогатова, которые нам неизвестны.

– Хорошо, – вздохнул я. – Давайте теперь попробуем вспомнить, как вел себя вчера Георгий Анатольевич.

– Что значит «как»?! – нервно сдвинула брови Арцыхевич. – Нормально вел, как всегда.

– То есть он не нервничал, не выглядел обеспокоенным, не смотрел постоянно на часы?

– Нет, – категорически качнула головой бухгалтерша.

– Ну а в последнее время не замечали за ним какие-нибудь странности? Может быть, обеспокоенность чем-то? – продолжал уточнять я.

Арцыхевич задумалась. Она посмотрела на Голубицына, как бы ища у него поддержки, но заместитель генерального директора скептически пожал плечами. Серафима Яковлевна снова нервно дернулась, недовольно махнула рукой в сторону Голубицына, вскинула брови вверх и, округлив глаза, выпалила:

– Да! Я замечала! Он как будто бы нервничал. Просто мы давно друг друга знаем, Жора, он… спокойный всегда! А тут стал выглядеть как-то раздраженно. Вот именно раздраженно!

– И с чем же это связано?

– Я не знаю, с чем это связано! – с каким-то вызовом произнесла Арцыхевич. – Мало ли, какие у него могут быть неприятности помимо работы. Ну что вы молчите, Николай Александрович!

– А что я могу сказать? – прогудел Голубицын. – По-моему, Жора был таким, как всегда. Во всяком случае, я ничего подозрительного не заметил.

– А я и не говорю, что это подозрительно! – вскричала Арцыхевич. – Просто у него было такое настроение, и я это замечала…

Голубицын снова пожал плечами и мрачно уставился в окно.

– А где эти проблемы у Скоробогатова могли быть? – обратился я к Арцыхевич.

– Я же вам сказала, молодой человек, за пределами работы, – подчеркнула Серафима Яковлевна. – Большего я пока вам сказать не могу, если вдруг что-то вспомню, то, конечно, обязательно скажу. Просто все это так… неожиданно, у меня просто голова кругом! Нужно время, чтобы у меня мысли пришли в порядок. Понимаете?

– Понимаю, – спокойно ответил я и почувствовал, что нервное состояние Арцыхевич нарастает с каждой минутой нашего разговора. – Вы успокойтесь, пожалуйста.

Я залез в свою сумку, достал оттуда бланки повесток и выписал Голубицыну и Арцыхевич приглашение явиться для беседы в официальной обстановке в полицию.

Серафима Яковлевна, прочитав повестку, высоко подняла свои черные брови и резко спросила:

– Зачем? Мы же все сказали!

– Такой порядок, – ответил я. – Нужно все официально зафиксировать.

В этот момент показалась хитрая мордочка Черновицкого.

– Вот это, – показал он на рюмки, обращаясь к Голубицыну и Арцыхевич, – я беру на экспертизу.

Голубицын равнодушно пожал плечами, а Арцыхевич, нервно вздохнув, махнула рукой. На этом наше общение с сослуживцами пропавшего невесть куда несостоявшегося депутата Скоробогатова закончилось.

Однако оставались еще охранники, которые могли дополнить картину происшедшего. Об этом я позаботился заранее, попросив Голубицына вызвать дежурившего в ту ночь охранника для беседы. Он и явился примерно в тот момент, когда наше общение с руководством «Диониса» подошло к концу.

Парень представился Игорем Сергеевым. На лице его была написана склонность к дисциплине и абсолютная уверенность в правоте своих действий. Речь его была проста и бесхитростна и прерывалась многочисленными паузами:

– Я стоял… на вахте… видел… как сначала… эта, как ее… Арцыхевич… вышла… сначала… потом… Голубицын… Потом Георгий Анатольевич позвонил, сказал – человек придет… Мол, впусти… Я впустил… Человек был весьма крупный… В общем, просто толстый. Фамилию не знаю… Он сказал – впусти, я впустил… Они разговаривали двадцать две минуты… У меня все записано в журнале… Вот… Пришел в два пятнадцать… Вышел в два тридцать семь… Вместе с ним вышел Скоробогатов… Все.

– Вы сможете опознать того человека?

– Толстого? – нахмурился Сергеев.

– Да.

– Смогу, – уверенно ответил Сергеев.

– Отлично. Значит, Скоробогатов вышел через двадцать две минуты после того, как вы пропустили через вахту его посетителя?

– Да, – коротко отрезал охранник. – Они вместе с этим толстым вышли.

– Что он говорил?

– Ничего, – скривился Сергеев. – Он это… был… ну, как это…

– Нетрезв? – помог я ему.

– Да. Он так вяло махнул рукой, мол, вот так получилось, потом пробормотал «до свиданья» и вышел, – ответил Сергеев, и я удивился такой сложно построенной фразе, произнесенной без пауз.

– Куда он пошел? Вместе с толстым или один? – без особой надежды спросил я.

– Не знаю. Я дверь… запер. И все. Слышал, что машина отъехала, и все.

– Скоробогатов был не на машине?

– Нет. Он же это… Ну… – Сергеев замялся.

– Ага, понятно, он предполагал, что будет пьян и поэтому приехал на работу не на машине, – догадался я.

– Ну да, – облегченно согласился охранник, и в его глазах я прочитал благодарность за то, что я избавил его от тяжелой умственной работы.

– А на какой машине приехал тот, толстый? – уточнил я.