Торговля на утреннем рынке была в самом разгаре. Прилавки радовали глаз свежей зеленью, краснобокими помидорами и упругими огурчиками, неуловимо похожими на маленьких крокодилов. Ларин неторопливо прошелся сквозь овощные ряды и оказался у рыбных, где у него была назначена короткая конспиративная встреча.
Неожиданно он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. За ним явно следили. Кто именно, определить было невозможно – ведь следили наверняка из толпы. Андрей осторожно осмотрелся. Ничего подозрительного: толстая тетка с клетчатой сумкой, двое пожилых кавказцев, грузчик с тележкой, похмельного вида мужички… Ларин уже было укорил себя за излишнюю мнительность, однако тут же вновь ощутил на себе внимательный взгляд.
И тут же определил, кто за ним следит: из-за соседнего прилавка на него смотрел угрюмый амбал в кожаной куртке. Это не могло быть банальной паранойей: за последние годы Ларин выработал в себе настоящий инстинкт, который позволял мгновенно различать обычный взгляд от пристального и следящего. А это означало: оставаться тут и ожидать нужного человека – значит, подвергать риску не только себя одного.
Андрей, не глядя в сторону амбала, сделал вид, что осматривает разложенную на прилавке рыбу. Он даже приценился к свежему судаку и, дав понять, что находит цену завышенной, неторопливо пошел к выходу, спиной ощущая взгляд амбала. Уже выходя с рынка, Ларин заметил в отражении стеклянной двери, что мужчина в кожанке следует за ним.
Московская базарная окраина жила обычной субботней жизнью. Ветер носил по грязному асфальту обрывки бумаг, пластиковые пакеты и прочий мусор. Пожилые тетки торговали вязаными носками и самодельными тапочками. Стайка цыганок цеплялась к прохожим с предложением погадать. Из динамиков, прикрепленных к ближайшему киоску, доносился «Владимирский централ».
До метро было всего ничего – метров пятьдесят. Однако соваться в подземку было глупо: уж где-где, а там задержать кого угодно – раз плюнуть. Достаточно одного человека внизу эскалатора, второго – наверху. И все, пиши пропало: ведь даже самый тренированный боец не сумеет справиться с противником на движущихся ступенях.
Стало быть, следовало отрываться в другом месте. Да так, чтобы при этом не показать амбалу в кожанке, что он засек слежку.
Андрей знал: неподалеку от рынка есть склады – огромный лабиринт приземистых строений, каждое из которых было огорожено забором. За складами проходит железнодорожная ветка, по которой часто ходят электрички. Если повезет, можно заскочить в вагон, проехать несколько остановок и выйти где-нибудь за городом, где всегда можно скрыться в лесу.
А дальше…
Только недалекие люди строят далекоидущие планы. Разумный человек, да еще в такой ситуации, думает только о самом ближайшем будущем.
Остановившись, Ларин достал мобильник и на всякий случай отключил – теперь его передвижения нельзя будет отследить через связь. Непонятно, кто именно его преследует, откуда преследователи узнали о встрече у рыбных рядов и что им вообще нужно.
До складов он дошел без приключений. Ларин двигался сквозь толпу, стараясь не привлекать к себе внимания. Однако инстинкт опытного бойца подсказывал: преследователь где-то совсем рядом. И причем наверняка не один.
Пройдя вдоль унылого бетонного забора, испещренного граффити и нецензурными надписями, Андрей свернул за угол и бросился бежать. И тут едва не пропустил удар в голову: плотный мужчина, явно поджидавший его в этом месте, целил ему кулаком прямо в ухо. Ларин, заметив опасность периферийным зрением, успел-таки в самый последний момент увернуться. Кулак просвистел в миллиметре от его скулы, рукав бившего больно хлестнул по лицу, и Андрей, мгновенно отскочивший в сторону, ударил неизвестного ногой в живот. Тот с хрипом отлетел прямо на забор, но Ларин не стал его добивать, а помчался по аллейке между заборами.
Железнодорожная платформа была неподалеку – в каких-то ста метрах. Ларин бежал, не оглядываясь. Обострившийся слух различал топот ботинок за спиной, однако сколько было преследователей и как далеко они находились, Андрей не знал – оборачиваться не было времени.
Поворот, еще один поворот, ржавая металлическая ограда, несколько гаражей, вновь поворот и, неожиданно, глухой тупик. Проход к железной дороге преграждал кирпичный забор, возведенный, видимо, совсем недавно. Времени на размышления не было – Андрей, не оборачиваясь, перемахнул через забор и, пробежав сквозь чахлый кустарник, оказался рядом с железной дорогой.
Пассажирская платформа была пуста: видимо, электричка отошла несколько минут назад. За ней стоял длиннющий грузовой состав: пузатые мазутные цистерны, желтые рефрижераторы, «клетки» для перевозки автомобилей, темно-бордовые товарные вагоны…
И тут из-за спины послышалось властное:
– Стоять!
Андрей невольно замедлил бег и повернул голову. Тот самый амбал, от кулака которого он так удачно увернулся, был совсем рядом. Ларин, не реагируя на окрик, побежал по насыпи в сторону грузового состава. Из-под подошв летел гравий, ноги предательски скользили по рельсам, но преследуемый знал: если удастся оторваться и поднырнуть под вагоны, уйти будет гораздо проще. Ведь на железнодорожной развязке всегда есть множество укромных уголков!
Андрей юркнул под ближайший товарный вагон и тут же ощутил крупную металлическую вибрацию. Заскрежетало железо буферов, и поезд неожиданно тронулся. Однако Ларин успел-таки выскочить с противоположной стороны. Состав медленно отходил, и беглец принял единственно правильное решение: ухватившись за выступающую металлическую скобу, он каким-то чудом успел вскочить в открытую дверь товарняка…
Внутри пахло свежими древесными опилками, прелой соломой и немного навозом – видимо, в этом вагоне недавно перевозили скот. Андрей прильнул к дощатой стене – как раз с той стороны, где он оставил преследователя, однако рассмотреть амбала в кожанке ему не удалось.
Состав постепенно набирал ход. Ритмично стучали колеса, светофоры безразлично мерцали впереди. Незаметно промелькнули бетонные московские окраины, поезд прогрохотал по стальным пролетам моста, и вскоре урбанистический пейзаж сменился унылыми полями и редколесьем.
Андрей, наконец, немного успокоился. Теперь предстояло решить, что делать дальше. Наилучшим вариантом представлялось следующее: не дожидаясь, когда состав остановится, спрыгнуть на каком-нибудь повороте, где поезд обязательно замедлит ход. Ведь преследователи наверняка уже «пробили» маршрут товарного состава, а также все его возможные остановки. Это, в свою очередь, означало, что на первой же товарной станции состав могут загнать в загодя оцепленный тупик. А уж из такой мышеловки выбраться будет невозможно.
Так что у Ларина был только один вариант: покинуть вагон по пути движения и как можно быстрей связаться со своим куратором, Павлом Игнатьевичем Дугиным, чтобы информировать его о происшествии. Телефоном пользоваться было нельзя, однако на случай экстренной связи у Андрея были предусмотрены запасные варианты…
Глава 2
– Вот и получается, что тебе повезло, а им – не очень, – немолодой мужчина с мясистым лицом открыл холодильник, достав початую бутылку в морозной патине. – Тебе просто водки… или как обычно?
– Как обычно, то есть с морковным соком, Павел Игнатьевич, – Андрей Ларин отдернул плотную штору.
На улице лило как из ведра. Струи с карнизов приплясывали за окнами, делая пейзаж размытым, словно нарисованным акварельными красками. Снаружи по подоконнику уныло барабанили капли дождя, в саду шелестели влажные липы.
Здесь, на конспиративной даче в Подмосковье, Ларин чувствовал себя в полнейшей безопасности. Добрался он сюда без каких-либо приключений: как и планировал, удачно выпрыгнул из вагона на повороте, связался по резервному каналу с Дугиным и, получив соответствующие инструкции, несколько часов прятался в лесополосе неподалеку от железной дороги, дожидаясь высланную машину…
– Вот, сок отдельно, водка отдельно, все как ты любишь, – Павел Игнатьевич поставил на стол рюмку, бутылку и пакет сока в цветной упаковке.
– Спасибо… Да, извините, я так и не понял: кому именно не повезло? – Андрей принялся разводить водку ярко-оранжевым напитком.
– Людям, которые нам помогли, даже не подозревая, кто мы такие и чем занимаемся. Я о той медсестре, Лидии Федоровне Погореловой. И о пареньке со станции техобслуживания. Последнему повезло меньше всех: прямо с дачи его отвезли на «спец» в «Матросскую Тишину», где принялись допрашивать по жесткому сценарию. А у того ишемическая болезнь сердца, вот и не выдержало… Инсульт, кома, через сутки он умер. Оформили как обычно: острая сердечная недостаточность, никто не виноват.
– А медсестра? – прищурился Ларин, тщательно смешивая морковный сок с водкой.
– Сейчас в СИЗО «Текстильщики». Что с ней и как – пока неизвестно. Хотели аккуратно организовать ей нашего адвоката – пока не получается.
– Жаль того слесаря… – вздохнул Ларин.
Павел Игнатьевич налил себе сухого вина и выразительно взглянул на собеседника:
– За светлую память Васи Горского…
– Земля ему пухом, – Андрей выпил залпом.
– Его уже все равно не вернуть. Надо сражаться за медсестру.
– Что ей инкриминируют? – поинтересовался Ларин.
– Пока неясно, – Павел Игнатьевич взглянул в окно, за которым по-прежнему хлестал дождь. – Официальное обвинение – «недонесение». Ну, помнишь, она тебе когда-то перевязку делала, вот и должна была сигнализировать об огнестрельном ранении. Не донесла, за что ей отдельное спасибо. Доказательная база на нее куцая. Свидетелей никаких, документов никаких, и вообще на нее ничего нету. Но повесить на нее могут все, что угодно: от людоедства до шпионажа в пользу Гондураса.
– Кто же занимается этими арестами?
– Отдел по борьбе с экстремизмом Минюста.
– Так ведь такой и в Следственном комитете есть, и в ФСБ, кажется…
– И в Минюсте тоже. Они там на экстремизме буквально все помешались, – Павел Игнатьевич отставил пустой бокал. – А если экстремизм в моде у Следственного комитета и на Лубянке, то соответствующие отделы по борьбе с ним должны быть везде, даже, наверное, в МЧС и в Министерстве культуры.
– Какой же экстремист из скромной медсестры? – хмыкнул Андрей. – И вообще – у нее маленький ребенок, насколько я помню. Могли бы и пожалеть. А в экстремисты назначить кого-нибудь другого. Что – мало кандидатур?
– Смысл существования всех этих МВД, ФСБ, Минюстов и прочих – сохранение стабильности существующего режима, всех этих властных кланов. То есть возможности стабильно грабить, насиловать и обманывать людей, – Павел Игнатьевич недобро хмыкнул. – Людей, конечно, им тоже жалко. Как жаль каких-нибудь голодающих Экваториальной Гвинеи. То есть абстрактно. А те, кого они ежедневно видят из окон своих лимузинов, для них всего лишь биомасса, сброд. Быдло, считающее рваные рубли на дешевую водку… И вспоминают о нем лишь за несколько месяцев до выборов, когда этих людей неожиданно начинают называют «дорогими россиянами», внушая им мысль о собственной значимости. А если это быдло внезапно поднимает голову или хотя бы задается классическим вопросом «тварь я дрожащая или право имею?», то на него, как на дохлую собаку, вешают статью «экстремизм».
– В цивилизованных странах дело Лидии Федоровны и покойного Горского решал бы суд, – резюмировал Ларин.
– В том-то и дело, что в цивилизованных… Ладно, Андрей, – Павел Игнатьевич достал нетбук. – Догадываешься, чем мы будем заниматься теперь?
– Почти.