Квадролиум – Космическая роза

Что меня нет в сим, если тебя ведёт кто-то за очередной иллюзией, не существует, пока имеет место быть нечто большее действительной сути, не являясь таковой,

Не желаю и не буду впадать в тупик ублюдочности, коим принято приукрашать и припудривать всякую глупость, я есть истина и сию в безмерность несу.

Прекрасные тона, волосы колосья и кожи нежный бархат ублажает взгляд, она плывёт в суетности будней, подобно раненый цветок небрежностью, но чары не отъять, не вырвать, не отрезать, лишь мимолётный взгляд сползающей надеждой ускользает, лишь миг сплетённый в вечности негаданно возник, исчез, неведомо зачем, некому проверить значимость восторга, рвущаяся жизнью неотлучность, никем не предопределенная, всё давно здесь есть, и мы творящим жестом произвольности поводим, так водит по осколкам изумруда несметный звёздный луч,

Всё, чего не было вчера, уже предстало, невозможно вселенский пыл отсрочить, но будет или нет, как разродится суетность плотская, не предначертано ни адом, ни божественностью, тотальная подвластность всеобъемлемости, что присуща каждому случаю, пред ней и ей изящно извиваясь пламенем агонии, от вдоха первого терзая груз материи, пока не исчерпается мелодия симфонического звона, резонирующего в такт плывущего изящества мгновения.

И тут я проснулся. Вдали виднеется берег, немой вдаль смотрящий невнятно мычит.

– Что за место? Не стоит ли поведать и провизией запастись?!

Причала нету, пристани не видно, дикий край, но много растительности, а значит живность есть. Кто знает? Кто знает?

– Будем плыть вдоль, пока не наткнёмся на признаки хозяйской деятельности!

Тёмные осколки ночи звенят ссыпаясь, шёлк полотен незыблемо лоснится,

И только шелест волн в простор глубинах играет невзначай, будто напоминает о днях текущих мимо,

О, как изящны мгновения спокойные, никто не видит и никто не знает сколько их отдано на откуп, покуда не иссякнет воля броская, что размеряет актом помысла в задоре с одиночеством,

Никогда не завершая, никогда не исчерпывая, лишь прерываясь в моменты отвлечения и гибели, что осыпаются звеня россыпью осколков по неровностям жизни, отведённой задолго несметным напором плотским от частици к частице.

Казалось бы всё тихо, но покой томился не долго в тиши, а дьяволица от скуки видимо, вновь возникла, но уже в присутствии команды всей.

– Что за диво! – раздаются крики.

Полыхает и искрится неведомая сущность, заметен азарт и умиление, а вокруг удивление паническое мечется. Наш корабль расплывчатым сиянием объяло, он вздымает в вышину, но куда и зачем, никто не знает, каждый держится за то, что попалось под руку: «Царица небес или ада, скажи, что творишь, чего надо!?»

– Тайны должны открыться и вознестись куда выше, чем слывёт древесина этой посудины, а если уж не хватает аргументов и рвения мысли, то придётся прибегнуть к психоэмоциональному высвобождению чувств, дабы те выплеснули в просторы ваши судьбы.

Словно подбитый дракон летящий ко дну,

Падение неизбежно, но сможет ли вырулить,

Дабы мягко упасть, никому неведомо,

Случай непредсказуемостью красен, тем и фатален,

Неуправляемость взором обрамлена или безучастием,

Так и вся жизнь, возникла негадано, негадано сникает.

К чертям собачьим или к господу богу,

Задаваясь в очередной раз невзрачным вопросом,

Увидишь ли разницу в спутанных дорогах,

Если на всём давно весит цена?

В сюжет не влазит божественность, тиснется,

Но трещит по швам скупой аншлаг, в нём скоро не останется места для жизни,

А мир всё продолжит катиться в никуда.

Корабль в упругой оболочке, всё расплывается вокруг, словно пустынный мираж в горячих воздушных потоках, мы проплываем сквозь тучи и высоты, море под нами мельчает вдалеке, горизонты начинают обретать изогнутую форму, небесная синева сменяется на тьму, обнажаются безкрайние просторы и безчисленность звёзд, Солнце меняет цвет и яркость, члены экипажа теряют сознание от испуга.

Дьяволица провозглашает: «Теперь вы знаете больше! Таковой виднеется форма вашего бытия в комплексе, но это далеко не всё, лишь мерклая черта восприятия испуганного».

Капитан орёт: «Испорченное детство, испорченная молодость, испорченное здоровье, испорченная жизнь, может ты случай нерукотворный, скажи, отчего этот сумрак убогий навис надо мною и швыряет некие отбросы на откуп скупому упоению,

Не мелочность ли, что не касается и мазолей на ступнях босых вселенской плоти, не перебивает духа ветер, лишь мерзкая игра безропотной тоски под видом шальной дерзости скребущей собственные заботы, свои же потребы, только изнашивается место в миру тесном, что принято приукрашать позором, ибо больше нечем?»

Сверху виднеется вся Земля, словно шар, не зря издавна провозглашали мудрецы об округлости вселенских форм, но приверженцы прихоти не слушали их, словно незатейливые животные.

Корабль обогнул Землю в течении получаса, а дьяволица заливала всем в головы знания об устройстве мироздания.

– Чтоб вы не мучились с водяной стихией, я вас к нужной пристани подвину.

Боцман кричит:

«Если нужно что-то бюрократическое, можно поставить печати,

Еже ли нужно что-то большее, можно плясать на пляже Стикса, пока не надломится мачта,

Вон виднеется тень чьей-то жизни в свету пылающего костра, в ночи распыляется жар жалящими остриями пиков по тьме хлестая,

Безумный танец мелькает и вопли о нём возвещают, провозглашая творение бытийной формации,

Проливается смех и его неистовая дерзновенность, он как и свет воспаряет к безмерности, планомерно утопая в небыли,

Энтропирует неистовствующими жестами кипящий напор воплоти, впервые и напоследок впивается празднеством в материю жизнь!»

Корабль плавно начал опускаться сквозь воздушные пучины к морю, пираты празднуют полёт к высотам, вокруг виднеется весь мир, долины, реки, леса, горы.

Солнце неистово светит, в лампах погасшие угли и пепел.

Тьма рассеялась в душе, ветер затрагивает останки дымной мглы замершей во времени,

И шагает вдоль судеб отчаянно пресыщаясь дневной луной, с приветом или на прощание,

За кадром мелькнувшего лета, но впившегося касанием, что корень пустило в сердце до самого дна,

Растение это ещё выплеснется цветом пьянящих ароматов, когда пресытится бренной влагой гонящей в жилах жар,

Да слезут с немого куплета томимые следом слова, что выжег на сетчатке лучами образ прекрасный жалящей страсти,