Дневник школьника уездного города N
– Ну так что, знаешь его? – спросил я у Тараса, показывая профиль Ильи в Инстаграме.
Тарас почесал за ухом, сморщился, будто одновременно учуял бомжа и откусил большой кусок лимона, и сказал:
– Знаю. У этого дебила отец бывший мэр.
От его слов меня затошнило. Я всерьез подумывал перевалиться через балкон и проблеваться на прохожих. С трудом я удержался, и то, что не смогло вырваться из меня наружу, будто лопнуло где-то внутри и ядовитой желчью растеклось по желудку.
«Ну а что ты хотел, Кирилл? Где ты – и где этот Илья», – подумал я.
Оставаться у Тараса больше не хотелось. Я наспех попрощался, стараясь не смотреть в лица друзей – боялся разныться как девчонка – вывалился из подъезда на улицу. По глазам резко ударило светом. Погода, как назло, стояла теплая.
Говорят, весной хочется обновлений, новых начинаний и все такое. Мне хотелось лечь под забором за гаражами, куда примыкал двор Тараса, и провести там остаток своей жалкой недолгой жизни. Руки опускались. Ноги тащили тело машинально, как бездушную тряпичную куклу.
Около получаса я просидел на автобусной остановке. Время нетерпеливо бежало мимо. Автобусы – тоже. Я не спешил. Снял шапку и подставил голову яростному ветру, чтобы он выдул из меня все мысли. Постепенно мне становилось легче. Я старался ни о чем не думать – просто смотрел на проезжавшие мимо машины и считал их про себя: «раз, два, три» – и снова: «раз, два, три» – будто мысленно вальсировал со временем. Потом я встал с холодного сидения, сходил за угол за тремя тонкими белыми розами, вернулся на остановку и, дождавшись автобуса, поехал поздравлять Сашу с Восьмым марта.
Утром я уже поздравил маму маленьким букетом цветов – насобирал его вчера в лесу по берегам Кубани. Весь вчерашний день до самого вечера я искал подснежники и забрел довольно далеко. В лесу, если идти вдоль реки, тяжело заблудиться, но по-над берегом подснежники не росли, так что пришлось свернуть в чащу. Я нашел цветы, перед появлением первых признаков сумерек – они, как маленькие белые кляксы, будто светились на фоне мокрой земли. Темнота приближалась быстро. Я не успел опомниться, как деревья сгрудились вокруг плотным строем, угрожающе нависая толстыми стволами, так что посеревшее небо блеклой простыней лежало где-то далеко на черных кронах. Я испугался. Подумал, что заблудился – заметался в нерешительности: двинуться дальше вглубь, выйти к полям, где когда-то давно дедушка с бабушкой сажали картошку, или повернуть обратно к реке и сделать большой крюк до дома. Решил идти короткой дорогой.
Как загнанный олень, я ломанулся через густые заросли кустов с колючками, изодрал себе всю куртку, но не остановился, будто стоило замешкаться, и рвущаяся по пятам тьма Мордора поглотит меня.
Запыхавшийся от бега, я вырвался из тисков деревьев на просторы полей. Сумерки перешли в ночь. На небе, словно дырочки в черном куполе, проступили звезды. Где-то далеко лаяли собаки. Я смертельно устал. Спина взмокла от пота, а во рту пересохло так, что, казалось, щеки вот-вот потрескаются изнутри. У края полей под одинокой березой протекал родник. Я добрел до него, опустился на колени перед тихо журчащим прохладным ручейком, отложив цветы в сторону, сгреб в грязные ладони чистую прозрачную воду и припал к ней губами, как к последнему источнику жизни на Земле. Мне показалось, что ничего вкуснее этой воды я в жизни не пробовал.
Домой я вернулся поздно ночью, спрятал цветы под компьютерный стол у себя в комнате, а сегодня утром торжественно вручил букет маме. Получилось как в детстве – подарок, собранный собственными руками. Потом мы с отчимом приготовили завтрак – яичницу (кроме нее и пельменей мы ничего готовить не умеем), а дальше я принялся сочинять поздравление для Ани.
Я хотел написать ей в Вотсап – придумать что-нибудь красивое, не слишком пафосное, но с изыском. Ничего в голову не приходило. Я битый час просидел перед экраном телефона, я твердил себе: «Ты же сраный писатель, Кирилл! Так придумай что-нибудь». Дважды, разочарованный и раздраженный, я откидывал телефон в сторону, как готовую вот-вот громыхнуть петарду. Тогда я говорил про себя: «Да какой ты писатель? Что ты опять себе напридумывал?!» Потом я снова брал в руки телефон и пялился на экран в наш с Аней чат в Вотсапе, и опять отбрасывал в сторону.
Поздравление Ане я все же отправил. Не такое хорошее, как хотелось бы, страшно банальное, типа «оставайся всегда такой же красивой, как сейчас» и «будь счастлива и любима», и всякие клише вроде «море любви и океан ласки»… Тьфу… Даже вспоминать противно… Особенно теперь, когда я знаю, что она встречается не просто с каким-то там абстрактным Ильей Лядовым, а с вполне конкретным богатеньким и слащавеньким сыном бывшего мэра…
Тогда же утром я пообещал Саше, что приеду к ней после обеда, часика в четыре. Потом заскочил к Тарасу и от него прямиком к ней.
Она встретила меня у подъезда – как ребенок обрадовалась цветам: захлопала в ладоши и запрыгала на одном месте, будто в этих цветах заключалось все счастье мира. Она пригласила меня зайти, предупредив, что дома родители. Естественно, я отказался. Мы пошли гулять.
Саша, довольная, с широченной улыбкой, взяла меня под руку, и мы, с цветами, будто на параде, прошагали несколько раз вокруг Сашиного квартала. У меня завибрировал телефон. Я взглянул на оживший экран. Пришло несколько сообщений от Ани. «Спасибо! Очень приятно!», – значилось в первом. Так она ответила на мое утреннее сообщение. Затем всплыло: «Что делаешь?»
Саша вытянула шею, пытаясь заглянуть в экран. Я заблокировал телефон, и быстро убрал его в карман. А потом как-то зло и неуместно спросил:
– А что Миша? Поздравлял тебя сегодня?
Саша удивленно посмотрела на меня. Ее слегка прищуренные глаза странно блеснули.
– Почему ты спрашиваешь?
Я тут же пожалел о своем вопросе. Действительно! Какая мне разница?! Я попытался перевести тему, но Саша бойко ответила:
– Да, он мне писал!
Она, улыбаясь, отвернулась.
Мы около часа блуждали по окрестностям Сашиного района. Меня не покидало чувство, будто мы выгуливаем цветы – или точнее, несем их как знамя, всем напоказ. Наша прогулка казалась мне невыносимо унылой. Весь час я искал предлога, чтобы свалить, пока Саша, наконец, не сказала:
– Ну ты какой-то грустный сегодня. Говорить не хочешь. Пожалуй, пойду я домой.
Я не стал ее отговаривать, и мы разошлись.
Через пару часов от Ани пришло еще одно сообщение: «Ау! Ты куда пропал?». Я и на него не ответил. До сих пор.
11 марта 2020. Среда
С Сашей стало непросто. Я не совсем понимаю, продолжаем ли мы встречаться. Она все время ходит под ручку с Мишей. Меня то не замечает, то, наоборот, подойдет очень близко – запах ее духов вскружит голову – она улыбнется и спросит: «Что делаешь?» Потом резко отвернется и зальется смехом над Мишиными шутками. Не знаю, как вести себя в таких случаях. Возникает ощущение, будто меня выпихнули из космического корабля в открытый космос, и я нелепо барахтаюсь в подвешенном состоянии, как в том фильме Кубрика про взбесившийся компьютер.
Я постоянно замечаю, что исподлобья наблюдаю за ними. Не могу заставить себя не смотреть. Я постоянно твержу себе: отвернись, Кирилл, погляди в окно на густое синее небо – такое синее, будто в него вылили океан, или на ровную белую стену школьного класса… Вот! Отличный объект для созерцания. Если немного запустить воображения, она превращается в экран кинотеатра, где я – сам себе режиссер, придумываю собственный фильм – почему-то романтическую комедию или любовную драму, в которой друг главного героя крутит у него за спиной шашни с его девушкой…
Черт, Кирилл! Ну хватит уже! Откуда у тебя такие мысли? Книжек перечитал? Фильмов пересмотрел? Что за собственнические наклонности в мире победившего феминизма? И вообще – разговоры с самим собой попахивают психушкой. Может, тебе пора натянуть смирительную рубашку и явиться с повинной к желтому дому на Свистухе – тут недалеко: определят в шестую палату, подселят рядом здоровенного молчаливого индейца, будешь учить его играть в баскетбол, вырывать умывальники из пола и бросаться ими в решетчатые окна…
А вот действительно: откуда начинается измена? И что это такое? Ну то есть я знаю, как она выглядит. Скажем, жена обязана спать только с мужем, и, если она переспит с другим мужчиной, получится измена. А если не переспит, а только поцелуется? А если не с мужчиной, а с женщиной? А если не поцелуется, а только захочет поцеловать? «Не желай жены ближнего твоего…» Кто знает ответы на мои вопросы? Может, седобородый старец, писавший про бросившуюся под поезд замужнюю женщину? Кажется, он и сам любил погулять по саду со сладострастной надеждой поймать кого-нибудь в кустах… Наверное, ответы не знает никто. Может, их никогда и не было или их забыли придумать, или просто базовая комплектация человека, к которой изначально прилагалась инструкция по эксплуатации, не предполагала, что он зайдет так далеко…
Единственно, я заметил – история повторяется. Когда я смотрю на Сашу и Мишу, на меня наваливается дежавю. Примерно то же самое уже было позапрошлым летом.
Если бы не вся та херня, что тогда творилась дома, и чем все потом кончилось, то это могло бы быть самое счастливое лето. Мне четырнадцать. Мы с Костей – лучшие друзья. И я только что познакомился с красивой девушкой, которая почему-то запала именно на меня – стеснительного невзрачного парня.
Помню, как в животе летали бабочки… О, да! А в штанах стояло колом… После первых поцелуев я разучился ходить: за спиной выросли крылья, и я, словно серафим, порхал над лужами после дождя, ибо ангелам не положено марать ноги в грязи…
Чувства и правда были яркими. Казалось, небо окрасилось в оранжевые оттенки – так сильно меня вмазало стрелой купидона. Хотя, возможно, причина крылась в другом – в том обилии ядов, которые ежедневно перерабатывал мой юный организм. Но так думать не хочется…
Весь мир на какое-то время уменьшился до размеров двух человек: меня и Даши. Где-то там, на периферии, маячил Костя, но я его не видел, зато видела Даша. Как-то она сказала:
– Вы такие разные. Костя вон стены бьет, а ты всегда спокойный. Такие смешные.
Я не придал значения ее словам. Я не заметил, что Костя, как и я, влюбился в нее по уши. Он, может, и не специально добивался ее внимания. Может, так получилось само собой. Не знаю. Он горел ярче меня. Даша не могла не обратить на него внимания. Странно, что она с самого начала выбрала не его.
Бывали дни, когда я по каким-то причинам не выходил гулять: уезжал или болел – не помню – Даша и Костя тогда оставались вдвоем. Я не думал, что Костя, мой лучший друг, попытается увести у меня девушку – так не принято. Никто бы не понял его на районе.
Однажды Даша сказала:
– Ты же не ревнуешь меня к Косте?
Я еще не умел ревновать.
– Ты не думай. Я с ним не целуюсь, – сказала она.
А потом я понял, что целуется. И с Костей они «мутят» уже давно, и не у меня за спиной, а прямо на глазах, и вообще все было как-то странно. Я не знал, что должен сделать: обидеться, рассердиться или кинуться с кулаками. Костя почему-то не выглядел подлецом. Даша не выглядела, как в таких случаях говорят, шлюхой. А я почему-то не чувствовал себя обманутым. То ли мы не встречались, то ли Даша встречалась с нами обоими. Я так и не понял, но большую часть лета мы провели втроем.
Мы с Костей продолжали дружить – делали вид, типа не замечаем этой дурацкой ситуации. Когда Даши не было рядом, мы вели себя так, словно ее вообще не существует. Когда она вклинивалась между нами, мы старались оттолкнуться подальше друг от друга. Нам не всегда было легко. Иногда мы зависали у Кости дома, пока его родители работали: мать – в магазине, отец – в полицейском участке. Не сговариваясь, мы расходились по разным комнатам: двое – в одной, один – в другой. Я слышал, как в соседней комнате шумно, со страстью, Даша целовалась с Костей. В такие моменты я выгорал весь изнутри, как метеор в атмосферном слое. А когда она возвращалась ко мне, я, как феникс, возрождался из пепла и снова мог жить. Тогда Костя в соседней комнате слышал наши громкие поцелуи и от ревности крошил стоявший там шкаф.
Для меня то лето кончилось резко. Я натворил херни, которой, буду стыдиться всю оставшуюся жизнь и выпал из мира на полтора года. Костя как-то смог объяснить Даше мое исчезновение, хотя сам не знал подробностей. Вскоре они, видимо, расстались. Я с Дашей с тех пор ни разу не разговаривал. Да и видел я ее всего однажды – мельком, издалека.
Кажется, до меня потихоньку начинают доходить уроки Натальи Алексеевны про все эти витки спирали, которые отрицают друг друга, повторяясь на более высоком уровне. «Единство и борьба противоположностей, – говорит она, – порождает противоречие, разрешение которого ведет к переходу на новую ступень развития». Конечно, это звучит как «авада кедавра» – понятного мало, но что-то в этой фразе все же есть.
Кстати, об обществознании. Я нормально там поднаторел. Наталья Алексеевна даже говорит, что я эволюционировал из человека умелого в человека прямоходящего, правда, до кроманьонца пока еще целая пропасть.
Интересная история произошла с Аней. Я не хотел подслушивать. Честно! Совершенно случайно перед уроком все того же обществознания, когда она вышла в коридор, а дверь вопреки обыкновению осталась приоткрытой (хотя чаще всего Аня хлопает за собой так, будто это Врата Небесного Покоя, которые она хочет закупорить навсегда), до меня донесся ее голос. Она говорила по телефону, и каким-то внутренним чувством я догадался: по ту сторону невидимого канала связи находится ее парень. Я как бы невзначай сделал пару шагов к доске, подвинулся чуть-чуть боком к дверям и затаился.
Сути диалога я не разобрал. Понял только, что они поссорились. Анин голос звучал до обидного расстроенным – у меня даже кольнуло где-то в груди. Захотелось выйти к ней и успокоить. Она вернулась в класс с красными глазами. Я мгновенно отпрянул от дверей – уставился в школьную доску, будто в этом монотонно-зеленом цвете сосредоточился весь смысл бытия.
Наверное, сейчас я скажу ужасную вещь, но в душе я ликовал. Словно из наполненной до краев чаши, из меня хлестала надежда на то, что Аня из-за ссоры порвет со своим парнем. Что это будет значить для меня? Да в общем-то ничего. Мне просто почему-то неприятна сама мысль, что Аня встречается с каким-то там Ильей Лядовым, сыном бывшего мэра нашего города…
А потом меня осенила другая мысль. Может, и Миша во время наших с Сашей ссор думает точно так же?
13 марта 2020. Пятница
– Кирилл, помнишь я тебя просила заглянуть к Зое Алексеевне?
С этих маминых слов начался сегодняшний вечер, если, конечно, вечер вообще может с чего-то начинаться.
Мама еще на днях просила проведать Зою Алексеевну. На улице потеплело. Я запер зимнюю куртку в шкаф до следующей зимы. Все соседские старушки выбрались на лавочки у подъездов. А Зои Алексеевны что-то не видно. Я отложил мамину просьбу в дальний ящик – подумал зайти на неделе и, конечно, забыл.
Я заверил маму, что непременно проведаю Зою Алексеевну завтра-послезавтра, и попытался по-быстрому улизнуть в свою комнату – все же вечер пятницы: хотелось закинуть рюкзак в угол и скоротать свободное время за каким-нибудь фильмом. Правда, я не мог решить каким, а это серьезная проблема глобального масштаба, потому что на поиски нужной киноленты, которая придется по душе именно сейчас, может уйти целая вечность. Поэтому после ужина я попытался как можно быстрее свалить из-за стола, но ничего не вышло. Сначала мама завела задушевный разговор, а потом к нему присосался отчим.
Сегодня она ходила на родительское собрание. Я не боялся, что мне прилетит – мои дела более-менее в порядке. Скорее всего, думал я, они будут говорить про выпускной, последний звонок и экзамены. Учителя поделятся своими мыслями, родители – своими опасениями, и все они будут разглагольствовать о перспективах поступления в университеты… Им легко языками чесать – не их судьба решится через два месяца. Два месяца!
На самом деле первый экзамен для тех, кто сдает досрочно, уже двадцатого марта. Через неделю. Через неделю, черт вас всех дери! При мысли об этом волосы на голове стремительно седеют, потом чернеют, покрываются чешуей и, как змеи Медузы Горгоны, в ужасе расползаются в разные стороны.
По словам мамы, учителя просили обратить особое внимание на правильное заполнение бланков ЕГЭ. «Даже несколько раз самостоятельно потренироваться дома». Они и нас постоянно этим задалбывают. Мне на днях снилось, будто я сижу на экзамене, передо мной ненавистный розовый бланк с белыми квадратиками, список вопросов, на которые я знаю ответы от «а» до «я» и пустая шариковая ручка. Я хватаюсь за нее, пытаюсь занести ответы в бланк – она не пишет. Я сильнее давлю на стержень – она не пишет. Я вжимаю кончик пера в парту, и чернила внезапно начинают брызгами разлетаться по всему бланку, как в том легендарном анекдоте Тарантино, в котором герой зассал весь бар, но так и не попал в стакан. Дальше по сюжету сна мне говорят, что я провалил все экзамены и теперь должен жить в бочке на окраине города. Просыпаясь весь в поту, я думаю – может, бочка и не самый плохой вариант…
– Кстати, Наталья Алексеевна тебя очень хвалила. Говорит, ты делаешь большие успехи в обществознании и истории, – сказала мама.
Я почувствовал, как по позвоночнику пробежали мурашки, а лицо обдало теплом.
– Правда, она просила тебе об этом не говорить. Не сдашь меня?
– Похвала от Натальи Алексеевны явление редкое, – ответил я, а сам чувствовал, как от довольства щеки покрылись красным.
Мама неожиданно посмотрела на меня серьезным взглядом и сказала:
– Кирилл, ты уже определился, куда хочешь пойти учиться? Ну то есть… – она замялась, потом продолжила: – Ну то есть кем хочешь стать… или… я не знаю… выбрал профессию… Может… Если у тебя так хорошо с обществознанием и историей… Может, на юрфак?
– Я…
Мне вспомнились все эти суды, мантии, костюмы, галстуки, постоянно и отовсюду звучащее ненавистное словосочетание «ювенальная юстиция»… Нет, юрфак – последнее место на Земле, где я бы хотел оказаться после школы.
– Только не туда.
Мама робко, непонятно откуда, достала сложенный пополам гладкий лист бумаги с пометками ее почерком.
– У меня тут список… – сказала она.
Развернула листик.
– Куда можно поступить с твоими предметами…
Она стала перечислять профессии и названия факультетов. Я, глядя на дрожащий в ее руках листик, мотал головой. Мне правда ничего не нравилось.
– Может, политология? Не хочешь стать политиком?
– Фу! Это отвратительно, – возразил я.
– Чем же ты хочешь заниматься?
Я представил, как стою на краю пропасти. За моей спиной натянут канат на другую сторону, и много детишек – тысячи малышей – выбегает из раскинувшегося передо мной хлебного поля, бросаются к канату, хотят перебраться на ту сторону, а я ловлю их, чтобы они не сорвались вниз…
Я засмеялся вслух. Придет же в голову такая чушь!
– Почему ты смеешься? – спросила мама.
– Прости. Это я над своими мыслями. Просто вспомнил одну книжку.
Мама принялась размышлять о преимуществах и недостатках тех или иных направлений в вузах. Ее речь сводилась к тому, что надо получить профессию, которая позволит мне прокормиться. Я согласно кивал, хотя думал о другом. Точнее, я ни о чем не думал. Я просто смотрел, как мамины пальцы неуверенно сминали лист бумаги с одной из моих возможных будущих профессий.
– Мам, я сам разберусь, – сказал я, когда она закончила.
– Я же хочу помочь…
– Мам, не волнуйся. Я сам справлюсь.
Тут вошел отчим.
– О, студент! – воскликнул он.
– Пока еще не студент, – возразила мама.
– Ну будущий студент! – не унимался он.
На собрание они ходили вдвоем. Видимо, его тоже зацепило этим всеобщим безумием по поводу поступления после школы.
– Что тут у вас? Решаете, на кого идти учиться? О-о-о, юристов сейчас как собак нерезаных, – сказал он, заглянув маме через плечо.
Меня вдруг взбесило его появление. Я еле удержался, чтобы не послать его на хер. Не знаю, почему он так сильно меня раздражает. Иногда в его присутствии меня прям всего трясет. Я попытался мысленно отстраниться от происходящего – как профессиональный дзен-буддист, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и затем вернулся к реальности.
Тут уже разговор шел в другом ключе. Я понял, к чему ведет отчим, и пожалел, что пару минут назад все же не послал его на хер.
– Как дела на любовном фронте? – заговорщицки подмигнув, сказал он.
– В смысле?
– Девушка есть? Или может парень?
Он засмеялся.
– Володя! – возмутилась мама. – Ты что такое говоришь?!
– А что? У молодежи это сейчас в порядке вещей.
– Нет у Кирилла никакого парня! Ведь нет же? – спросила она, испуганно обратившись ко мне.
Я покачал головой, но, видя, что маму это не убедило, добавил:
– Конечно, нет.
Дальше мама с отчимом затеяли разговор на тему «о времена, о нравы». Отчим тут же завел шарманку о закате Европы, разложении общества, черных язвах феминизма, «толерастии» и все такое. Он распалился, весь раскраснелся, как металл на плавильне, возмущался коррупцией, нищетой, ругался на жирующих чиновников и беснующихся олигархов, кричал «куда смотрит президент – он что, не видит, до чего они нас довели»… Это могло продолжаться до ночи и под шумок, незаметно, чувствуя себя Томом Крузом из «Миссии невыполнима», я виртуозно улизнул в свою комнату. Монотонный, но на повышенных тонах, голос отчима продолжал доноситься из кухни.
Надо не забыть на выходных зайти к Зое Алексеевне. Я ее и вправду давно не видел. А сейчас все же пойду посмотрю какое-нибудь кино.
15 марта 2020. Воскресенье
Выходные прошли странно. В смысле вполне обыкновенные выходные, но вот осадок после них какой-то… странный. Не могу определить, что чувствую – и уж тем более не получается одеть чувства в слова, чтобы они стали текстом… Это вроде как опустошенность… Но и какая-то свобода, что ли… А причина всему – вчерашняя встреча с Мишей и Димой.
Я сидел дома – по обыкновению тупил в интернете. Неожиданно для себя наткнулся на «Темные начала». Когда-то я читал книжку, и вот теперь по ней снят сериал. Есть какое-то особое удовольствие смотреть киноверсию ранее прочитанного и сравнивать фильм/сериал с книгой. Конечно, посмотрев, нужно обязательно покивать головой и заявить, что книга лучше, и потом спешно броситься смотреть следующую экранизацию. У меня так было с «Террором». Правда, будто вмерзший в лед корабль, я застрял на предпоследней серии и дальше не продвинулся ни на минуту экранного времени.
Так вот я нашел сериал на одном из пиратских сайтов, запустил видео, честно просмотрел две рекламы казино перед фильмом, и когда уже пошли первые кадры, в Вотсап неожиданно пришло сообщение от Димы. Я остановил сериал, думая, что вернусь к нему чуть позже, но так и не вернулся. Сначала меня затянула переписка с Димой, потом она перекочевала в диалог на троих с Мишей, а дальше я, быстренько собравшись, отправился к Диме домой.
Если коротко о содержании нашей переписки, то Дима от скуки позвал к себе Мишу, а потом и меня. Я колебался недолго – секунд тридцать. Сериал не волк, в лес не убежит. Его правда могут заблокировать, а платить за подписку на какой-нибудь Нетфликс или Амедиатеку денег нет. В конце концов, я подумал: «Что станет с этим миром, если между тусовкой с друзьями и сериалами все станут выбирать второе?» И, откинув сомнения, выдвинулся к Диме.
Миша уже был там. Он и открыл мне дверь. Мы пожали друг другу руки. Повисло молчание. Из глубины квартиры доносились звуки выстрелов. Я снял куртку. Миша переминался с ноги на ногу. В соседней комнате что-то взорвалось. Я повесил куртку. Разулся. Миша перегораживал проход. На мгновение мне показалось, что он меня не пустит.
– Ну идем, – сказал я.
Получилось невразумительно: то ли вопрос, то ли уточнение. Миша словно опомнился от транса. Он быстро закивал и исчез в соседней комнате. Я проследовал за ним. Там на диване, полуразвалившись, сидел Дима с джойстиком в руках. Он в телевизоре убивал врагов из автомата.
– О, привет! – воскликнул он.
Миша со вторым джойстиком устроился рядом. Я сел в кресло поодаль. Мы стали по очереди играть в PUBG. У меня никогда не было Xbox, и я плохо справлялся с джойстиком – меня почти сразу выносили, так что очередь быстро переходила к следующему. Потом Дима запустил «Мортал Комбат» и ушел, надолго засев в туалете. Мы с Мишей не говорили ни слова. Раунд заканчивался – начинался новый. Я с каким-то дурацким упорством выбирал одного и то же персонажа – Кун Лао. Миша, наоборот, играл за Китану, Соню Блэйд и Скарлет, и каждый раз эти бабы изничтожали моего Кун Лао на мелкие кусочки.
Вернулся Дима – упал в кресло и заявил: