Этот мой сон, он вовсе не походил, на полет… Я бежал, не зачем, и не от кого… просто, бездумно мчался по хрусткому снежному насту, обгоняя ветер, завывающий меж старых лощин. Я бежал, огибая на своем пути, сосны и вековечные ели, достающие острыми верхушками до самого серого – такого низкого неба, с ходу перепрыгивая невысокие завалы бурелома и заснеженные, похожие на холмики белого пещерного мха, пни. Весь окружающий меня черно-белый мир был пропитан сотнями незнакомых запахов и вкусов, из которых самым разлюбезным для моего гулко бьющегося сердца, был запах свободы…
– Ууу-Уууу-У,– закричал я, выискивая своим острым, как дамская сталь взглядом, желтый призрак луны, на таком же сером, как моя внешняя оболочка, небе этого самого мира. «– Серый! Серый!!!»
Но и небо не было уже таким у-уж серым, это у-же всевозможные оттенки серого спектра, состоящего из тысяч-тысяч цветов, которые теперь я отчетливо различаю своими новыми глазами, с продольными зауженными линиями зрачков.
Я бежал по раскинувшейся на сотни дней и ночей, тайге. Я видел всевозможные оттенки серого, я чувствовал, как летят птицы, и ходит где-то в самом низу под слоем смерзшейся земли, полевой крот в поисках заготовленных им осенью запасов. Я чувствовал, что скоро взойдет самая полная луна, тот большой ало-желтый круг, в свете которого будут сыпать тысячи-миллионы не похожих одна на другую хрупчайших снежинок в самом замысловатом, и таком простейшем танце, привычном и завораживающем с самого сотворения этого мироздания.
Я мчался, наслаждаясь такой кажущейся бесконечной, свободой, я знал, что за все в этом мире нужно платить, но расплата придет лишь с полной луною, а до ее восхода еще есть время быть совершенно свободным и от добра и от зла… «..так говорил тот старик. Какой? Я уже сам не помню… просто бегу-у-у-у…»
*
Я выл зверем, я был зверем, я естьм зверь, мчащийся в ночи – сгусток серого мрака. Мое упругое гибкое тело слушается каждого посланного серым мозгом инстинктивного импульса. Но, оставаясь зверем, я все же где-то на самой глубине зеленых зрачков ощущаю себя человеком, и это мешает окончательно отдаться всей прелести пребывания в волчьей шкуре. Волк, да я волк.
16
До того момента, как луна войдет в полную силу, оставался совсем крошечный ущербный кусочек, не заполненный колдовским светом неровного круга. Как бы я не старался, мне не удалось найти у этого леса ни начала, ни края… тайга, тайга на сотни дней и ночей…
Я перебирался через большой замерзший ручей, побывал на крутом холме, среди березовых рощ, найдя двухэтажный деревянный, совсем недавно заброшенный дом. Я так и не решился зайти внутрь, просто доверился своему волчьему нюху, после чего захотелось безудержно заскулить, словно презренный деревенский пес, но я только завыл, обращая глаза к луне, моему брату, Богу и покровителю. У-у-УУУ-у-ууу.
Так, пробирался я сквозь засыпанный по самые краешки снегом мир, до Волчьего камня. Кто-то в моей голове сказал, что он называется именно так, а потом, было уже все равно, потому, что послышался совершенно противоположный голос: «Час пришел…». И я не успел спросить который час.
Луна вошла в полную силу, и тогда появились ОНИ…
Дюжина Черных волков одетых в защитную камуфлу, передвигающихся на двух конечностях, словно люди, разговаривающих короткими рычащими фразами. Старые Хищники наших Темных улиц и отражений.
– Час пришел, – прорычал тот, что шел впереди, и я узнал этот голос, из старых ночных кошмаров.
– Какой час? – спросил я, внезапно обретая людскую форму и суть.
– Час Крещения Оборотня, – произнес тот Черный волк, что шел Всегда Впереди.
– Ес-сс-сли й-я нн-не х-хочу-у, – от холода, или ужаса, в этой человеческой шкуре, у меня зуб не попадал на зуб, а я смотрел на его желтые острые зубы, он распахнул свою пасть, и в небо поднимались клубы замысловатого морозного пара, навеянного волчьим зловонным дыханием. Внезапно, с громким металлическим лязгом его пасть захлопнулась.
– Это Закон, – словно отрезал Черный волк. – На колени!
И я упал в снег, когда со всех сторон меня обступили Они. Встав кругом, держа друг – друга за черные плешивые лапы, развернув свои клыкастые морды к небу с совершенно полною луною, они завыли нечто похожее одновременно на колыбельную и похоронный марш.
Кажется, я плакал, уткнувшись, в промерзшую землю, когда оставшийся в центре круга волчий вожак, порывшись в нагрудном кармане, достал из него три куска льда. Две небольших округлых горошины, и третий размером с кулак, по форме напоминающий человеческое сердце.
– Мы даруем тебе новое сердце и глаза, – рыкнул Черный, словно прочтя мои мысли.
Я хотел скорчиться от ужаса, или убежать, но не вышло не то, ни другое, потому, что я, уже застыл. «Наверное, ледяному человеку, необходимы ледяное сердце и глаза», – успело промелькнуть в моей голове, пока ее не затопила всепроникающая нечеловеческая боль.
Это вожак Черных волков, методично не торопясь, вырывал, своими острыми, как сталь, когтями … мое сердце, а затем глаза, чтобы вставить мне новые органы осязания, взамен старого человеческого хлама. Крови почти не нет, только боль, от которой мне и пришлось проснуться.
Только проснувшись, я бежал от Черных волков с Каменным сердцем и Черным ледяным взглядом, теперь это и мои приметы. Я …. оборотень.
Часть 2. «Оборотень»
00
И мысли как лед, холодное безразличие, и скованность любого движения. Я пытаюсь кричать, но понимаю, что это глупо. Глупа сама жизнь, однако еще глупее быть совершенно безвольным куском дерьма несомым быстрым течением реки, по имени Судьба. Я смеюсь над судьбою, но холоден мой смех, и нет в нем не единого следа эмоций, и нет в нем ничего человеческого. Я – не человек…
И даже телефонный звонок Эвы, в котором она объявила, что возвращается к мужу, не будит во мне совершенно никаких чувств, лишь голос рассудка, что глаголет: «Это лучший выход из ситуации неопределенности», – поддерживает мое чувство определения в пространстве данного континиума.
Я бы сказал, что мне хорошо, но у меня нет никаких желаний, кроме одного – спать…
Я засыпаю…, и вижу сны.
Мир спит и видит Сны. И сны эти о снах. А где, то, что захочется назвать явью, выберешь Ты сам, но это совершенно не обязательно делать. Просто спи…
1
Действие этого странного сна происходит в разделенном надвое мире, Света и Тени.
Снежное крыло и Черный волк, идущий Всегда впереди – вожак стаи… Черный снег и Белый, таков интерьер сцены, его декорации и главные действующие лица разыгрывающегося действа.
– У него должен быть выбор, – произносит Снежный ангел с одним крылом, и ее хрупкая фигурка замирает.
– Согласен. Но в нем Зло, и зло будет тянуться к нему с наружи, – отвечает волк Живущий в тени, и начинает движение, вокруг своей оси.
– Он всегда может выбрать, кем быть. Все зависит от Веры, – пытается доказать волку свою правду Та, что стоит в Свете недвижимо.
– Он верит, что он Волк, – и у Волка есть своя правда, волк продолжает свое движение.
– Да, но лишь пока не подтает лед, пока его Каменное сердце и Черный взгляд не привыкнут к его телу, – шепчет сквозь стиснутые белые зубки Снежное крыло.
– Тогда, посмотрим, – смеется волк, и пропадает из всякой видимости, рассыпаясь во Тьме вместе с дьявольским, кашляющим черным смехом, в черной воющей вьюге из самого черного-черного снега.
Тогда наступает полная тишина.
… И только по белоснежной пустыне бредет, завязая в сугробах, маленькая фигурка Ангела с одним крылом, потому что это, не ее сон, в котором Она умеет летать.
*
Промежуток. Всего лишь пространственный промежуток. Мир – разделенный надвое…, не все это видят, или думают иначе.
*
«…Я стою на самой верхушке крутого холма, и наблюдаю за происходящим. Я все понимаю. Я не понимаю ничего. Это уже не я, всего лишь – ОН…………………………………………………………………………….».
2
Ночь… Он проснулся от женского плача, которого никак не могло быть сейчас в его квартире, кажется в ней, уже давно не было ни одной женщины. Но, она плакала, и так пронзающе явно, что он, пересилив чувство разума, вступил голыми пятками на холодный пол, и двинулся в направлении предполагаемого источника звука, к мерцающему серебряным инеем застывшему окну спальни.
– Что, кто, Ты?
Молчание…