Оценить:
 Рейтинг: 0

Поход Мертвеца

Год написания книги
2019
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 17 >>
На страницу:
6 из 17
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Ты читал мои откровения?

– Откровениями это назвать трудно, нового ничего. И до тебя писали многие о благочестии и миролюбии, да делали ровно противное. Но ты, я вижу, другой.

– Он еще никого не убил, – уважительно произнес наемник. Скитник закивал головой.

– Это большая редкость. Взять хоть Црена-воителя. Того, что почти век назад именем царя богов Мраволев пожег. Храмовников в собор загнал, остальных в соборную библиотеку и запалил. Дескать, при новом боге-царе все равно одна только книга и надобна – его писание. Все пророки это говорят. Потому так за учеников их страшно. Верят ведь, что одна и надобна, и ничему не сомневаются. Несчастные люди. И жаль их, и страшно. Дай волю, сотворят такого кумира…

– Только не я и не мои! – резко бросил Пифарь.

– Да я ж и не спорю, напротив. Удивительный пророк ты, благолепный. Вот и от ужина в пользу брата своего отказался.

– Кого? – не понял Пифарь.

– Ты ж сам говорил, все люди братья. Ну хорошо, может, это сестра будет, но ведь и это не противоречит сказанному тобой. – Сын божий, поняв, что слов против ершистого схимника не сыщет, задернул занавесь и принялся укладываться.

– Воистину так, – ответил меж тем наемник. – Ну что, скитник, пропустим еще по кружке?

– Отчего нет, ночи здесь теплые, до ветру лишний раз пробежаться хорошо. Да и комары сошли.

Пифарь не выдержал:

– Вроде бы в лесу живешь, гостей принимаешь, всякому почтение оказываешь. Отчего зол-то на всех?

– Разве я зол? Я и беседу, и вас обоих поддерживаю всячески. Что вдвойне мне зачтется. А ради чего еще не грешить?

Пифарю долго не спалось, уж и наемник прикорнул на соседней кровати, и Ремета угомонился на сундуке, а все виделись какие-то рожи, слышались неприятные беседы, злые голоса… потом он понял: ветер гудит высоко в ветвях, стволами поскрипывая, все ближе и ближе, пророк вздрогнул и тут только понял, что все это время спал, а сейчас очнулся.

Хотя рассвет зачинался, в бору царила едва проглядываемая тьма. Мертвец собирался, позавтракав, скитника и вовсе не видно, только со двора слышались шаги да позванивание. На столе стыл знакомый чугун с репой, Пифарь присел, торопливо добирая остатки, закусил лепешкой и вышел. На крыльце едва не столкнулся с Реметой, тот нес несколько железных прутов.

– Попутчик твой сказал, уже отправляетесь, жаль. В этой глуши редко с кем словом перебросишься.

– Неудивительно, при таком-то языке. Как тебя при храме еще держат?

– Я расстрига уж четверть века. С той поры здесь и поселился.

– Но ведь Мертвец говорил… – Пифаря будто жаром из печи обдало. – Грех ведь изгнанному…

– Я сам ушел. Изверился, – скитник бросил железки на пол и повернулся. – Только плешь осталась, никак не зарастет. А монахом я себя и не величаю, так меня те зовут, кто надеется на кров и хлеб забесплатно. Остальные стараются мимо проскочить, до самой таверны. Я уж и табличку на сходе с тракта поставил, да, верно, опять сломали.

– Отчего ж у тебя скит придорожный? Кто так из храма уходит?

– Да не был он при дороге-то, далече стоял. Это как двадцать лет смыло старую пристань по весне, река опять русло сменила, новую пониже перенесли, миль на десять, к тому городку, где она ныне. Купцы, что с них, они и дорогу напрямик прорубили, да только у кого товар попортится, у кого сторож исчезнет. И раньше похожее случалось, но только дорога новая с годами стала страхами обрастать.

– А трактир?

– Там дорога и петлю давала, посуху шла. Тут-то болота окрест, чего только не привидится. А прежде трактир при монастыре был, потом братия сбежала в Кижич, да жалко ей оставлять хлебное место, так и дерут с постояльцев по две монеты за ночь. Ну и байки складывают, чтоб у них останавливались. Вот тебе и вся вера.

Пифарь дернул щекой, но не отошел.

– Ты от них бежал, так получается? – Ремета кивнул с охотой.

– От них самых. Да и не только. У нас с тобой, сын божий, общего побольше, чем думаешь. Интересно послушать? – Пророк не ответил. Зато подошедший наемник с удовольствием попросил порассказать, интересно ж сравнить истории.

– Вот уж не думаю…

– Сперва выслушай, – и без предисловий начал: – С детства со мной странное происходило, да такое, что в четыре года родители меня в храм отвели. За год до этого стало казаться мне, будто отец мой, царь богов, неслучайно меня в мир отправил, но с намерением, каким – мне пока не сказывал, мал еще, да и толку, пока ходишь под стол, благую весть не разнесешь. Но зато язык удержать не мог. В четыре года я и читать, и писать умел, почему родители в храм меня и потащили. А там я первосвященнику стал об отце своем рассказывать, да писание толковать так, что…

– Лжешь, – не выдержал Пифарь. – Все ты лжешь, расстрига!

– Так что дальше? – вмешался наемник.

– Так толковал, что старцы-переписчики да толкователи дивились. Понятно, что через год я это писание все наизусть знал, меня в шесть в храм определили, сам первосвященник со мной занимался, а потом понял, что это я с ним беседы веду поучительные. Да только все о боге-отце и ни о ком другом, будто других богов не существовало, – скитник посмотрел на сына божия и, прищурившись, продолжил: – Вот и я о том же. Не было для меня других богов, кроме отца, не поклонялся и не возносил молитв прочим, как ни старались мои учителя и наставники. Все одной статуе, одной иконе поклоны бил и чего-то выспрашивал. Что выспрашивал, спросите – ну, чудес, конечно, чудесных подтверждений моей избранности, что толку в семь лет знать все писание, хочется ж еще перед сверстниками выказать себя, а не только перед старцами, надоели они мне к тому времени хуже собак. И храм надоел. Хотелось друзей, игр, много чего, а все время службы, проповеди, учения, беседы, чтения старинных свитков, что в них толку? Изо дня в день одно долбить и себе и приходу. Ну как ты, брат мой, своим ученикам тридцать лет одно долбишь, так и я. Только мне это быстро надоело, а тебе вот понравилось.

– Лжец, – ядовито выдавил из себя пророк. – Начитался моих сочинений, вот и считаешь, что можно над верой моей поглумиться.

– Мне лгать незачем. А коли не веришь, зайди в храмовую библиотеку ордена в Кижиче, все равно тебя туда распределят, да поищи имя мое. И как меня в семь, а не в десять, как всех, в служки постригли, а через полтора года в монахи определили, и как я ушел от одного бога к тому, что у меня на полке стоит, а вскоре в тот самый монастырь подался, где одна харчевня осталась, – там про все написано. Хорошая библиотека в том монастыре, многих святых писания есть, еретиков и проклятых тоже. Мне, когда я перешел в их обитель, все давали читать, думали, им благодать сойдет и денег народ поднесет поболее. Я ведь и выступал за них перед публикой, туда в мои шестнадцать толпы валили. А мне… уже балаган.

– Тебе, я смотрю, все балаган, даже здесь, в скиту, и то находишь время и место поглумиться над всеми.

– Потом вчитался в писания получше, и забросил их напрочь. Везде одно; я уж и пророков читал казненных, и учеников их, да что… одно. И тебя вот напоследок. Знаешь, Пифарь, нет ничего нового, кроме имен и названий. Ты хоть бы перед тем, как свои откровения сообщать, в столицу съездил, чай не край света, в библиотеку ордена зашел, тоже бесплатно. Крови вы все много жаждете, да проклятьями сыплете без перерыва. Так подумать, были б ваши боги живы, и людей не осталось, всех извели начисто.

Пифарь не выдержал, выскочил во двор, взлетел в седло.

– И давно у тебя отторжение прошло? – спросил Мертвец. Ремета улыбнулся, легко, спокойно.

– А как услышал о новом пророке, вещающем о боге-отце, так на душе и полегчало. Мы ж с ним ровесники, месяц в месяц родились. Считай, бог-отец над нами опыты ставил. Все по науке, сперва одного вбросил, другого оставил для сравнения, потом наоборот. Я еще хотел в Суходол ехать, да вижу, сам пророк сюда движется. На другой берег Одраты переехал, послушал. Пожалел, что не взял столицу. Старые боги многим приелись, потому и бузить народ начал. Ты бы нового насадил, и храмовникам выгода, и народу проще мозги полоскать – куда вы от единого сбежите, второго нет.

Меж тем в бор пробралось восставшее солнце, лучи его мягко просвечивали сквозь бесчисленные иглы, окрашивая мореные венцы избы зеленоватыми бликами.

– Монахи к тому времени умаялись со мной. Доходов я им больше не приносил, а расходы оказались серьезными. Вот и решили вернуться в орден в Кижич, вынесли из стен все ценное, один я остался. С той поры и живу, вроде и далеко и близко. И вот гостей репой потчую со своего огорода. – Наемник хотел дать ему денег, тот покачал головой. – Нет, незачем. У меня просьба к тебе будет. Мертвец, помолись за меня. Нет, не в храме, просто помолись, и тебе и мне полегче станет. Все равно без веры человек не живет на этом свете, а ты все еще лямку тут тянешь.

– Злой ты, Ремета, злой, – снова улыбнувшись левым уголком губ или скривившись, будто от боли, произнес наемник. – Все равно злой.

– Один я, вот и злой, – усмехнулся скитник. – Как бы кто остаться согласился.

– А ты просишь?

– А о таком надобно? – Пифарь недовольно ткнул наемника в бок, тот попрощался да пришпорил лошадь, поспешая выбраться на тракт. Ремета еще долго стоял подле дома, махая им на прощание, и только потом, когда путники скрылись, ушел в дом, разбирать железо.

Ехали долго, наемник чувствовал, как рвется из Пифаря накопленное, как жаждет поговорить, но только погонял и погонял лошадь, пока совсем не замучил. Таверну они проехали, не остановившись, норовя поскорее преодолеть темный, холодный бор. Остановились, лишь когда солнце стало клониться к закату, и то потому, что уж очень устала их животина и требовала хоть недолгой, но передышки.

Едва сойдя, Пифарь тут же накинулся с обвинениями.

– Не понимаю, чего ты хотел, поглумиться, пригласив меня в этот балаган? Ведь прекрасно знал…

– Отнюдь. Даже представить не мог, что вы братья.

– Какие, в геенну, братья! Он лжец, подлый, наглый. Заморочил тебе мозги, а ты и рад. И мне вот это выслушивай! Ты хоть понимаешь, насколько мне неприятна и его трепотня, и его наглая рожа?
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 17 >>
На страницу:
6 из 17