Милый мой, 43-й год!
Ты останешься болью в виске.
«Genickschu?(геникшос), мой допрос, кислород,
Понесусь душой к быстрой реке.
***
Умолкли последние крики вдали,
Затих и последний вздох.
И там, где вчера пламя мести зажгли,
Сегодня лишь горстка слов.
Умолкли призывы, проклятья, рыданья,
Остался надежды стон,
Король с королевой без тени терзанья
Бродили под мертвый звон.
Народ изумленный, забившись в углах,
Сжав зубы, смиренно сидит,
Но в мозге, как молотом, бьется набат,
И сердце, ликуя, кричит:
"Прощайте, чёрные руки рабов,
Прощай, и нагайки свист.
Сегодня рабочий был не готов,
Сегодня он просто хрипит!".
На утро открылись все ставни окон,
И город зажил, как вчера,
Но общее "но" сближало людей-
Их чаще бились сердца.
А к вечеру, где бора пепел разнес,
Людская река собралась,
И вместо костров, словно тысячи гроз,
Людская волна взорвалась.
И вскинули руки,
И подняли сердце,
Чтоб блеском пронзило глаза,
И умерли в муке,
Забившись в испуге,
Погасла царей звезда.
Сердца же пылали всё ярче и ярче
И ночь светлей стала, чем день,
И горны свободы в вышине заиграли
И рабство исчезло, как тень.
***
По улице осенней бежала лошадь.
Немного думая о том, что ей поможет.
Мысль странная ее тревожит,
По улице осенней бежала лошадь.
Бежала мимо площадей, мимо бульваров,
Смотрела на людей и удивлялась,
Угрюмости людской всё уклонялась,
Бежала мимо площадей, мимо бульваров.
В осенний день её тревожило одно,
Как смысл жизни так постичь,