– Не придирайтесь к словам. Вы поняли, что я говорил о дальнейшей прослушке.
– Вы снова дерзите мне, майор.
– Да ладно Вам, профессор. Я уже понял, чем закончится наша беседа.
* * *
«Когда я понял, что произошло, мне ничего не оставалось, как попробовать предотвратить дальнейшие последствия. Еще ужаснее. Единственное, что я сумел сделать перед тем, как меня арестовали, это уничтожить новые штаммы.
Они не понимают, что произошло. Они погубят всех нас. У меня до сих пор в ушах звучат слова Хуареса о том, что система вентиляции полигона из-за сбоя включилась самостоятельно. Он так спокойно пожимал плечами, когда произносил те слова! «Да она работала минуты две от силы, что там могло произойти?» – как дико звучало то, что он говорил. Сбой или не сбой, факт в том, что именно он виноват в том, что вирус попал в систему вентиляции колонии! Но это еще не была катастрофа. Если бы этот идиот Ферфакс послушал меня, все бы закончилось хорошо. Это Ынхе решила выставить меня болваном из-за какой-то своей затаенной обиды на нас с Лигой. Она насмехалась надо мной, когда я предлагал спасти все наши шкуры, а Ферфакс решил прислушаться к ней, а не ко мне. Но ведь он сомневался. Он еще мог поступить правильно. Если бы только с Гадахом не случился удар, он бы переубедил Ферфакса.
И все одно к одному – как такое могло произойти? Глупцы, они ведь не разбираются в том, что мы все здесь создавали. Ведь это хоть и оружие, но живое. Оно меняется. Завтра его уже нельзя будет остановить теми же средствами, что и сегодня.
У нас еще было время все исправить. Я бы смог создать антивирус. Даже сам, если бы никто не согласился бы мне помочь. А теперь уже поздно. Я сижу здесь, в этой маленькой комнате, запертый здесь за то, что пытался спасти себя и остальных.
Они выпустили в систему вентиляции старый антивирус и решили, что проблема решена. Они не хотели писать объяснительных и рапортов. Не хотели отчитываться перед Землей за то, что совершили такую ошибку. И этим убили нас всех.
Лига, Лига… где она, что с ней? Я должен быть рядом.
Снова и снова мне приходится прокручивать в уме все то, что я знаю об этом вирусе. Уверен, что могу создать антивирус. Но на это нужно время. И еще нужно время, чтобы антивирус остановил губительные процессы. И еще нужно время на восстановление организма.
Что мы знали о последнем штамме? Мало чего. Мы даже не знаем до сих пор его названия – для нас оно засекречено. Но последние испытания на животных приоткрыли завесу этой проклятой тайны:
– вирус поражает нервную систему. Это очевидно. Животные вели себя ненормально. Убегали от несуществующих преследователей, например. Оглядывались на пустоту за спиной. Очевидно, что их беспокоили галлюцинации. Очень плохо. Рано или поздно мы потеряем понимание того, что вокруг реально, а что нет;
– примерно через неделю зараженные начинают терять контроль над своим телом. Конечности начинают самопроизвольно двигаться или, наоборот, совершенно перестают производить движения. Обычно это случалось у животных мгновенно и неожиданно. Например, во время бега или сна. Затем все возвращалось к норме. С каждым днем продолжительность этих конвульсий увеличивалась;
– язвы. Чудовищно уродливые язвы по всему телу. Кровоточащие и, судя по всему, зудящие. Некоторые животные вместе с этим слепли. Тоже хорошего мало. Точное время появления выявить не удалось;
– примерно через две недели после заражения паралич и мучительная долгая смерть.
Я прочел заново то, что написал о заражении и подумал, что, может быть, даже лучше, если я не увижу больше Лигу.
Кто-то периодически начинает стучать в стену из соседней комнаты и шепчет мое имя, но не отвечает, когда я зову. Не думаю, что это Лига – голос, вроде бы, мужской. Не знаю, кто там. Надеюсь, что не Гадах. Может, это немного и неправильно, но я бы пожелал ему, чтобы он не оправлялся от удара. Лучше пусть умрет так, чем от вируса.
Как я рад, что сестра не полетела со мной! Она ведь так хотела, но не успела оформить документы! Это очень хорошо, что так вышло.
Еще один день. С утра меня даже не кормили. Может, забыли обо мне? Неужели началось? Не знаю. Чтобы развлечь себя и отвлечься от грядущего, пишу сам себе уже произошедшее. Если разум начнет давать сбой, может, эти записи помогут мне. Февраль!
Это было рано утром. Мы собирались проводить очередные испытания. Я и еще несколько лаборантов… это глупо, что мы лаборанты! Трое из нас разбираются в вирусологии лучше, чем кто-либо из руководителей (кроме Гадаха, конечно), но только из-за того, что мы никак не можем защитить диссертации, нам поручают лишь второстепенную работу. Ладно, на чем я остановился? Я и еще несколько лаборантов проверяли животных. У них уже начали проявляться первые симптомы заражения. Мы были в своих костюмах с замкнутой системой циркуляции воздуха и поэтому не боялись, что заразимся. Мы о чем-то шутили. Не помню, о чем. Но внезапно один из них… то есть, из нас… в общем, один испуганно вскрикнул и указал пальцем на воздухозаборники. Они были открыты! Система вентиляции не должна была работать во время испытаний! Я влетел в зал совещаний и, размахивая руками, стал кричать о том, что случилось. Они все испугались. Гадаха хватил удар, и его унесли медики. Лига вцепилась в металлическую лапу моего костюма и стояла, едва дыша, с мертвенно-бледным лицом. А Ферфакс с Ынхе сидели молча. Каждый из них ждал, что заговорит второй. Но заговорил Эрнан. Он должен был кричать, что все плохо, что из-за его ошибки могут пострадать люди, а он только: «Да она работала минуты две от силы, что там могло произойти?»
Я не могу определить, с какой стороны слышу шепот. Этот сумасшедший все шепчет и шепчет мое имя, а когда я отзываюсь, сразу замолкает. Надолго. Это невыносимо. Почему он не отвечает? Если ему не нужна моя помощь, почему зовет меня?
Неужели я уснул? Сколько прошло времени? Они не выключают свет в моей тюрьме, так что я даже не знаю, ночь сейчас или день. Вчера, если я не ошибаюсь, я еще мог это определить. Жаль, что у меня нет часов. И приборы тоже отобрали.
Я скучаю по Лиге. Неужели я уже не смогу обнять ее и поцеловать? Как же так? Неужели никогда не родится на свет наш малыш? С другой стороны – если бы у нас был ребенок или Лига была беременна, это значило, что и он умрет.
Я не хочу умирать! Я хочу жить! И быть счастливым со своей любимой.
Только что перечитал все, что написал ранее. Не так много, как казалось. Обратил внимание, что очень часто начал употреблять личное местоимение в первом лице. Это должно что-то значить… а кроме того – что еще за «февраль»?
Похоже, вирус начинает действовать. Какой-то туман в голове… и еще «февраль»… Помню! Помню февраль! Мы познакомились с Лигой. У меня началась какая-то лихорадка, а врачи не могли даже определить причину ее возникновения. Кто-то из них вызвал ее, а она, как оказалось, уже сталкивалась с подобными симптомами. Совсем не помню, что это оказался за недуг. Помню только ее руки, которыми она держала меня за лицо во время осмотра. Еще помню, что все время острил насчет своей болезни, хотя на самом деле чувствовал себя ужасно. Ее очень забавляло то, как я шутил. А мне очень нравились ее волосы. Это немного странно, вероятно. Обычно помнят глаза или губы. А я влюбился в эти волосы… надеюсь, это действительно так, ведь вполне возможно, что это еще одно проявление отклонений, вызванных вирусом. Да, и это был февраль. На этой планете он теплый. Хотя не всегда. Колония живет по земному времени, а здесь другая продолжительность дня и года. И если разница в обороте планеты вокруг оси составляет всего несколько минут, то с движением по орбите все сложнее. В году выходит около десяти с половиной месяцев. Так что каждый февраль – да и вообще каждый месяц – всегда выпадает на разное время года. Глупо. Все это делается только для бюрократов, которым так проще оформлять бланки… или что там они еще делают?
А Лига что делает? Как она там? Что я могу сделать, чтобы выбраться отсюда? Тот, за стеной, так и не отвечает мне. Может, сообща мы могли бы бежать.
Я помню наизусть многое из того, над чем работал. Может, смогу что-то сделать, пока нахожусь здесь?»
Далее следовали формулы и расчеты, которые были непонятны ни Пьеру, ни его спутникам. Что-то было аккуратно заштриховано, что-то агрессивно зачеркнуто. Некоторые страницы были вырваны.
– Он вырвал их, – констатировал Игорь. – И, насколько можно судить, очень торопился.
– Меня интересует вот что, – задумчиво произнес Мигель. – Он вырвал эти страницы, потому что они бесполезны? Или наоборот – потому что в них содержалось самое важное?
– Есть вероятность, что мы этого уже не узнаем, – сказал Пьер, вздохнув.
– Или же узнаем очень скоро, – предположил Игорь. – Как бы то ни было, пролистай до конца. Может, еще что-то интересное найдешь.
Пьер стал переворачивать листок за листком, бегло осматривая содержимое. Затем снова начал читать:
«Не было времени и возможности описать произошедшее. Надежда еще есть. Меня освободили. Это сделал человек Ферфакса. Главный, наконец, осознал, какую ошибку допустил. Он повелел привести меня. Его человек не особо церемонился, так что у меня сейчас болят запястья и челюсть. Но это не страшно. Это немного отрезвляет. Когда он волочил меня по коридору, я заметил то, что в полной мере понимаю только сейчас. Меня держали в помещении, рядом с которым не было других – это была небольшая выемка в стене. Значит, там, за стеной никого не могло быть – никто не мог звать меня! Это точно вирус. И еще я вспомнил про сестру. У меня никогда не было сестры. Сестра хотела полететь с братом, но не смогла – такой сюжет был в одном из фильмов, которые мы смотрели с Лигой. Почему я отождествил себя с главным персонажем?
Некоторые расчеты я сделал, но не могу быть точно уверен, что все учел. Лига превосходный биолог – она сможет мне помочь. Ферфакс согласился отправить людей на ее поиски. Надеюсь, с ней все в порядке.
Сам Ферфакс выглядит ужасно. У него, скорее всего, и так были проблемы с нервной системой, а после заражения он стал совсем плох. Недели еще не прошло, а у него наблюдаются не только периодические конвульсии, но и язвы на теле. Иногда он говорит с большим трудом. Не знаю, как ему помочь. И боюсь, что скоро стану таким же.
Еще один день прошел. Лигу пока что не удается найти, поэтому я работаю один. Получается не очень хорошо. Два выстрела вхолостую – антивирус не помогает зараженным мышам. Как я и боялся, лекарства очень долго не дают никакого эффекта. Уходит по шесть часов на то, чтобы понять, помогает оно или нет. У людей это займет еще больше времени.
Ферфакс сказал мне, что остается мало времени. Он что-то придумал, это видно по его решительным действиям. К слову сказать, ничего подобного я в его исполнении не видел. Слишком долго размышляет. Пытается решить, как поступить. Видел на его столе пистолет. Мне это не нравится, но сейчас мне нечего терять.
Почти два дня ничего не писал. Они нашли Лигу! Сейчас мы вместе. С ней все в порядке, слава Богу! Ну, за исключением, конечно, того, что она заражена. Как только люди Ферфакса привели ее, и мы некоторое время потратили на то, чтобы выразить, как скучали друг без друга, нам сразу же пришлось приступить к делу. Конечно же, как я и говорил, Лига очень помогла. Она обнаружила в моих расчетах несколько неточностей и одну грубую ошибку. Но, кажется, все получилось. Сейчас мы сидим и ждем результатов. Два часа мы потратили, осталось еще четыре.
Один из людей Ферфакса спросил нас, идем ли мы на полигон. Мы ответили, что никуда не пойдем, ведь у нас срочная работа. Он очень удивился и сказал что-то про то, что ничего не может быть важнее похода на этот полигон. Мы спросили его об этом. Оказалось, что Ферфакс объявил на всю колонию, что антивирус создан. Что все жители колонии должны в срочном порядке прийти на полигон, где и будет распылен антивирус.
Все люди Ферфакса ушли, остались только мы. Не могу поверить, что кто-то уже создал антивирус. Никто ведь не верил мне! Никто меня не слушал… кроме Гадаха! Точно! Только он способен был это сделать. Значит…
Ферфакс вернулся. Он запер всех жителей на полигоне. Сказал, что там нужно будет распылить антивирус. Мы ответили, что нет еще никакого антивируса. Когда он узнал, что одна мышь выздоровела, приказал нам распылить антивирус по всей колонии. Мы отказались, потому что нужно было еще время на испытания, ведь это была только одна мышь! Но он пригрозил нам пистолетом и, усмехнувшись, напомнил, что терять нам всем все равно уже нечего.
Он приказал нам идти к полигону и включить систему вентиляции. После этого выпустить антивирус. Эти записи я оставляю ему. Не знаю, получится ли у нас что-то или нет. Если нет – они хотя бы помогут разобраться, что случилось. Вы знаете, где искать нас… нас или наши тела».
– Да уж, счастливый финал, – пробормотал Игорь.
– Теперь мы знаем, что произошло, – подвел итог Мигель. Он заложил руки за спину и прошелся по кабинету. Это был тот самый кабинет, расположенный рядом с кабинетом Лоуренса Ферфакса. Тот самый, в котором работал Айлин. Кабинет принадлежал Чхве Ынхе, хотя здесь она появлялась довольно редко. Была какая-то ирония в том, что во время происшествия она оказалась запертой на полигоне, ожидая спасения от того, кто так ее раздражал. Ждала помощи человека, от которого пыталась избавиться. Она была там, а Макклендон – в ее кабинете. Пытался спасти жизнь ей и всем остальным жителям колонии.
– Чудовищная ошибка, – кивнул Пьер.
– Не ошибка, – не согласился Мигель. – Халатность. В нашем деле это преступление. Если бы все руководство не погибло, их бы все равно казнили.
– У нас же нет смертной казни! – удивился Игорь.