99

– А «пожрать» – это что?

Старик недоуменно уставился на собеседника, а потом захохотал в голос.

– Ой, блин, дурни вы там… эх… хах… аж слезы потекли, глянь, – смог выговорить он только после двух минут смеха. – Чему там вас только учат? Поесть это, покушать, сечешь?

– Еды у меня с собой нет, – вяло ответил Максим, чувствуя себя очень неловко.

– А бабло есть? – сразу же выпалил дед, а потом, смекнув, добавил: – Деньги, деньги имеются?

– Да, есть.

– Угостишь старика?

– Ну… да… да, конечно.

Отказывать пожилым было очень некультурно. Хотя Максиму и показалось все это не очень хорошей затеей. Тем не менее, в благодарность за купленную еду – сам юноша не рискнул пробовать булку с сомнительного вида начинкой – старик многое объяснил в этом непонятном выходцу из Периметра мире.

Яркие плакаты назывались «рекламой». Они предназначались для заманивания людей своей красивой картинкой, после этого «пойманные» приобретали товары не самого лучшего качества.

– Но зачем это нужно? – не понимал Максим. – Ведь если мне необходим хороший товар, я узнаю о том, как правильно его выбирать, на что обратить внимание при покупке, спрошу у знакомых. Мне будет безразлично любое изображение на неподходящем товаре.

– Мы тут не привыкли чего-то выбирать, – после нового приступа хохота отозвался Аарон – так звали старика. – Да еще и с таким трудом. Да ну!

Заведения было легко отличить от жилых зданий, но не наличием поясняющих вывесок, как в Периметре, а яркими электронными табло, демонстрирующими характерные сцены. Например, ресторан показывал различные блюда, бар – разливаемый по бокалам алкоголь, а одно заведение показывало вызывающе танцующих девушек в не менее вызывающих костюмах. От последнего зрелища у Максима пересохло в горле и захотелось провалиться под землю от стыда.

Аарон снова во всю глотку смеялся над ним.

Старик многое рассказал заинтересованному слушателю. Искусство здесь называлось шоу-бизнесом и было обычной работой, главным критерием для устройства на которую была, на удивление Максима, красота, а не талант. Здесь были богатые, которые презирали бедных, и бедные, которые ненавидели богатых. На каждом углу встречались магазины, предлагающие скопом еду, лекарства, сигареты, журналы, наркотики и безделушки и удовлетворяющие любые потребности потребителя за соответствующую (или нет) плату.

Про шоу-бизнес Аарон говорил с особым остервенением. Максим сразу понял, что эта тема важна и болезненна для старика.

– Почему Вы так грубо говорите об этом? – спросил юноша. Под «грубостью» он подразумевал некоторые странные слова, которые произносил его собеседник. Сам Аарон назвал эти слова матом и заверил, что так «крутые» показывают свою решительность. В рассказе о шоу-бизнесе мата было больше, чем обычных слов.

– Тебе-то че? – раздраженно ответил старик. – Не твое дело. Хотя… Короче, я сам же сюда попал после теста. А хотел художником стать. Да че там, я им и стал. И есть. А уроды эти все баблом меряют. А я ж от души писал, зуб даю! Вот прям изнутри там что-то рвется, я и пишу. А они мне: «Сейчас хорошо продается только постмодернизм»! Прикинь, пацан, как обидно.

– А какие Вы картины писали? – Максим всерьез заинтересовался.

– Да какое дело тебе, малой? – вопрос прозвучал вызывающе, но с некоторой надеждой в голосе.

– Очень интересно, – ответил юноша. – Мне всегда нравилась живопись.

– Посмотреть хочешь? – сузив глаза, прошептал Аарон.

Лачуга, в которую старик привел Максима, далеко не так плохо выглядела, как сам Аарон. Здесь царил творческий беспорядок, но меньше всего это было похоже на заброшенное жилище, это была полноценная мастерская художника.

– Ну, че думаешь? – старик переминался с ноги на ногу, волнуясь, как маленький ребенок.

Максим внимательно рассматривал работы и не торопился с ответом. В каждой из них был подтекст, довольно хорошо читаемый и понятный каждому. Мазки были навязчиво небрежными, а перспектива содержала некоторые явные ошибки, но при этом у автора вне всяких сомнений был свой собственный стиль.

– Я бы охарактеризовал ваши картины как импрессионизм, – с некоторой неуверенностью ответил юноша минут через десять. На самом деле ему всегда сложно давалось различение художественных стилей.

– Да мне по херу, как это зовется, – обиженно ответил Аарон. – Красиво или нет?

– Очень красиво, – слегка смутившись, сказал Максим. – Честно. Мне нравится.

Старик словно расцвел. Минуту-другую он топтался на месте с глупой улыбкой и смотрел по сторонам. Казалось, будто его работы ни разу в жизни не хвалили.

– А там бы мои работы заценили бы? – несмело спросил он, глядя на собеседника во все глаза.

– Определенно. Не могу сказать, что сказали бы критики, но внимание они бы привлекли.

Эти слова что-то затронули в Аароне. Он стал откровеннее, мягче и разговорчивее, начав рассказывать юноше историю всей своей жизни. Оказалось, что его семья застала Реформу и оказалась в сложной ситуации: отец прошел тест, а мать – нет. Но в это время она была уже беременна Аароном, и процедура стерилизации была отложена. Отец не пожелал расставаться с любимой и сам подал заявление на прохождение процедуры. Мальчика растили, прививая ему высокий вкус, отчего тот чувствовал себя не в своей тарелке рядом со сверстниками, поголовно мечтавшими об успешном бизнесе. Но когда он приступил к обучению в школе – а все школы находились внутри Периметра, – оказалось, что и там он не может стать своим. Чужой для обоих миров, он начал творить, выплескивая свои страхи, сомнения и боль от одиночества на холст. Тест Никитина определил его судьбу – вернуться к родителям во внешний мир.

– А здесь художник никому не нужен, если его работу нельзя продать, – горько сообщил старик, не в первый раз прикладываясь к бутылке с прозрачной, но плохо пахнущей жидкостью.

– А Вы не пробовали свои работы показывать кому-то из Периметра?

– Нет. Кто меня туда пустит? Да и своих там хватает.

– Вы бы попробовали…

– Слышь, малой, после твоих слов я реально задумался над этим. Может, и проканает. Точно не хочешь бухнуть?

Максим в очередной раз отказался.

– Я твой совет выслушал, а ты послушай мой, – вкрадчиво сказал Аарон. – Обязательно напейся здесь. Такого опыта ты в жизни еще не получал, а он тебе нужен.

– Зачем?

– Набухаешься – поймешь.

– А если Ваши родители жили еще до Реформы, они не могли рассказывать Вам о старом мире?

– Почему не могли?

– Я… не это имел в виду. Они рассказывали Вам что-нибудь?

– Да, рассказывали. Говорили, что новый ничем не отличается. Просто все чистое отделили от грязного.

– То есть…

– Ага, чистое засунули в Периметр, а остальное бросили снаружи.

– А своя семья у Вас есть?

– Откуда? И зачем? Все фригидные же, переспать могут, а залететь – нет.

Максим догадался, что Аарон говорит про стерилизацию и беременность.