Милосердные

– Я знаю, – говорит Урса и гладит сестру по голове. Она мылась буквально вчера, но сегодня от нее опять пахнет потом. – Можно будет прикрыть тебе нос маминым шелковым платком.

– Голубым, да?

Урса открывает мамин шкаф. На верхней полке стоит деревянная коробка с носовыми платками и прочими женскими мелочами, которые папа еще не успел продать. Урса берет любимый платок сестры и отдает ей. Агнете пропускает его между пальцами, прижимает к лицу.

– Ешь, Агнете.

– Нам надо говорить по-английски, – предлагает Агнете. – Тебе нужно практиковаться.

– Он шотландец.

– Но он все равно говорит по-английски?

– Да.

– Ну вот.

– Ну вот, – отвечает Урса по-английски. – Ешь, Агнете.

Агнете откусывает кусочек хрустящего хлебца.

– Он такой сухой!

– Хлеб – величайшая благодать, – говорит Урса с притворной строгостью, копируя интонации Сиф. Но рассмешить Агнете непросто: у сестры и так мало радостей в жизни, а теперь у нее потихоньку отбирают и то немногое, что еще осталось. В прошлом месяце доктора запретили ей есть влажную пищу, и она до сих пор не привыкла к такой диете. Урса подозревает, что врачи сами не знают, как ее надо лечить. Вряд ли легким сестры станет хуже от горячего супа.

Сиф приносит большую миску с дымящимся кипятком и стеклянный флакончик, который оставил им доктор. Когда она собирается откупорить флакон, Урса протягивает руку.

– Спасибо, Сиф. Я сама.

Сиф, прищурившись, глядит на нее.

– Семь капель, так сказал доктор. Иначе оно не поможет.

– Я знаю.

Сиф кладет флакончик со снадобьем в протянутую ладонь Урсы, быстро целует Агнете в лоб и выходит из комнаты.

– Ты же не будешь мне капать все семь? Одной вполне хватит. – Агнете умоляюще смотрит на Урсу. Урса капает в воду четыре капли и крутит миску, чтобы желтоватое масло растеклось по поверхности. От запаха щиплет в носу и слезятся глаза. Она ставит миску на столик рядом с кроватью Агнете, помогает ей сесть и наклониться над паром. Агнете прижимает к носу мамин голубой платок.

Урса кладет руку сестре на лоб, чтобы ее поддержать, и накрывает ей голову полотенцем, чтобы не выходил пар.

– Дыши глубже.

Она прижимает ладонь к спине Агнете, слышит и чувствует на ощупь ее медленные, тяжелые вдохи, ее влажные хриплые выдохи. Она считает их вслух, и на сотом выдохе Агнете выныривает из-под полотенца. Ее лицо раскраснелось от пара, слезы льют градом, платок весь мокрый. Она кашляет и выплевывает сгусток мокроты в чистую плевательницу, которую Сиф принесла вместе с завтраком.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Агнете, когда Урса закрывает плевательницу крышкой и отставляет в сторонку.

– Я хотела спросить то же самое у тебя.

– Мне больно, в носу опять жжет, это кошмар и ужас, и жалко, что доктора совершенно меня не слушают. Теперь ты.

– Как я себя чувствую?

– Да!

– В связи с чем?

Агнете закатывает слезящиеся глаза.

– В связи с тем, что теперь у тебя есть жених, и ты совсем скоро выходишь замуж.

Несмотря на все жалобы, Урса слышит, что сестре дышится легче.

– Я себя чувствую, как и раньше. Хочешь сегодня спуститься вниз?

– Не хочу. Расскажи мне о нем.

– Я же почти ничего не знаю, – говорит Урса. – А все, что знаю, я уже рассказала вчера.

– Расскажи еще раз.

* * *

Урса рассказывает еще раз, потом – еще раз и еще. В тот день папа к ним не заходит – и на следующий тоже, – Сиф говорит, что он ходит в гостиницу к Авессалому, и они обсуждают приготовления к свадьбе. Агнете недовольна, что жених не ухаживает за невестой, и донимает Урсу расспросами.

– Почему он тебе не напишет?

– Мы с ним познакомились только позавчера.

– И все равно.

– Какой смысл мне писать? Я не умею читать.

– Он мог бы спеть серенаду. Или еще что-нибудь.

Урса пожимает плечами.

– Хотя это, наверное, неважно, – говорит Агнете. – Наверное, достаточно и того, что он увидел тебя и захотел на тебе жениться.

Да, наверное, в этом есть что-то романтическое, думает Урса. Когда человек тебя даже не знает, но уже любит.

– Интересно, а папа писал письма маме?

– Она тоже не умела читать. – Агнете мрачнеет, и Урсе становится ее жаль. – Может быть, и писал. Спроси у него самого.

Урса знает, что Агнете не спросит. И она сама тоже не спросит. Стоит упомянуть маму, и папа буквально разбивается вдребезги, даже теперь, по прошествии стольких лет. В последнее время Урса начала замечать, как он на нее смотрит: с ужасающей грустью в глазах. Она знает, что с каждым годом становится все больше похожа на маму. Может быть, папа поэтому так упорно ее избегает, хотя раньше он с ней разговаривал обо всем на свете. Раньше они были очень близки, а теперь его молчание стало заразным.

Сейчас все было бы по-другому, размышляет Урса. Все было бы иначе, если бы мама не умерла в родах. Если бы выжили оба: и мама, и их с Агнете маленький братик. Если бы папа не потерял все свои деньги. Если бы они все втроем – Урса, Агнете и их младший брат – прятались в складках синих бархатных штор и наблюдали, как мама расчесывает свои золотистые волосы, пока они не начнут потрескивать. Но Агнете все равно была бы больна. И она, Урса, все равно вышла бы замуж за незнакомца и уехала бы вместе с ним в далекие края, о которых даже не слышала.