Небеса молчат, или Поцелуй Люцифера

Эрика подняла отяжелевшие веки и с усталостью посмотрела на Сашу.

– Ты не понимаешь. Его нельзя остановить. И ее уже тоже. Мое ожерелье ненадолго задержало ее. Я ухожу. Прости. Видимо, нам суждено все время проигрывать.

Эрика вздохнула, развернулась и пошла прочь из двора Мариного дома. Александр задержал ее за локоть.

– Ты что, серьезно?

– Я редко шучу.

Эрика направилась к улице. Саше ничего не оставалось, как пойти рядом.

– Все равно я думаю, есть какой-то выход, – пробормотал он.

– Ты не сможешь спасти всех. Кто-то обязательно да останется по ту сторону баррикад.

– Ты хочешь, чтобы у нас на работе все с ума сошли от количества убийств?

– Нет. Но Мара уже не остановится…

Тут Эрика застыла. Явно ей пришла какая-то идея.

– Если только…

– Если только что? – оживился Саша.

– Идем, – потянула Эрика Сашу. – Если хотя бы Мару можно будет остановить подобным образом, то дьявол оставит нас в покое на некоторое время.

Глава 22

Мара сидела в светлом пеньюаре на кровати и разминала плечи «аристократа».

– Ты ведь знаешь, кто я, – задумчиво произнес он, вытянув ноги на шелковой прохладной простыне.

Огромная спальня с гигантской красивейшей кроватью и зеркалами.

– Догадываюсь.

Глаза Мары стали темными, лицо изменилось. Если бы сейчас она посмотрела на кого-нибудь из своих знакомых, то они немедленно отвели бы взгляд под действием непонятного давления.

– Ты тот, кого я ждала. О ком думала. Ты тот, кто притягивал меня всю мою пока маленькую жизнь.

– А вот тут ты ошибаешься, – произнес брюнет.

– В чем?

– В том, что ты с самого своего сотворения, не считая своих первых трех жизней, в течение которых сомневалась все больше и больше в выборе, была со мной. Ты была очень разной. Впрочем, как и я. В этой жизни я предстал перед тобой таким.

– Что же мы делали вдвоем?

– Совершали безумные поступки, опрометчивые шаги, сумасшедшие действия, долгие беседы, молчаливые поединки наедине, короткие безболезненные и болезненные убийства, которые доставляли тебе массу удовольствия тем, что ты всегда хотела убить как-то по-другому, нежели в прошлый раз. Должен сказать, что именно последняя часть твоих пристрастий сидит в тебе до сих пор. Твои глаза загораются, когда твоя ненавистная жертва вдруг осознает, что ее палач и судья ты. Ибо ты сначала всегда делаешь, а потом думаешь. Ты очень часто сгоряча убивала тех, кого и не следовало трогать. Ты всегда любила делать это без чьей-либо помощи, сама. И даже без меня. Ты всегда была хладнокровна к тем, которые тебе чем-то мешают. Ты всегда была хладнокровна к людям.

– Зачем последнее уточнение? Ты про животных, которых я люблю?

– Да.

– Это моя слабость. Разве у тебя нет слабостей?

– Есть. У дьявола обычно слабость к искушению, – улыбнулся аристократ и посмотрел на отражение Мары, все еще разминающей его плечи, в большом зеркале напротив. Она никак не отреагировала на последнюю фразу, хотя аристократ сделал ударение на слово «дьявол».

– Ты ждешь, когда я удивлюсь или убегу? Соскочу с кровати в ужасе? – спросила она немного времени спустя.

– Нет. Обычно ты предполагаешь это слово в отношении меня, но произнесенное оно почему-то ввергает тебя в осознание страха за выбранное решение.

– Зачем я тебе такая нужна? – обняла Мара «аристократа» за шею и посмотрев на него в зеркало.

– А зачем тебе нужен я?

Тут в зеркале вместо брюнета отразился Алекс. Он отделился прозрачным силуэтом в зеркале от тела и выплыл в комнату.

Аристократ посмотрел на Мару, уже повернув к ней голову.

– Ты однолюбка? – снова улыбнулся он.

Мара непонимающе подняла глаза на Алекса, все еще стоявшего рядом с кроватью. Его лицо стало прозрачным, а его фигура поплыла к «аристократу», пока не соединилась с его телом.

– Интересно, да? – ухмыльнулся он.

– Я не совсем быстро соображаю, – нахмурилась Мара, пытаясь понять.

– У меня много лиц, много воплощений и образов. Много фокусов и игр. Иногда это мешает, но чаще приходится очень кстати. Иногда даже веселит.

– Мой иллюзорный Алекс – это…

– Я.

Мара застыла, не веря своим ушам.

– Но зачем? Зачем так сложно?

– Я люблю все проверять. Прости, милая, если как-то ущемил тебя.

Мара засмеялась.

– Но зачем тебе понадобился образ студента?

– Я по своей натуре шутник. Я скромен, но все же скажу, что еще и всесилен. Галлюцинации – очень интересная вещь. Меня могут видеть, слышать, чувствовать вне зависимости от того, есть я там или где-то еще. Впрочем, – стал слезать «аристократ» с кровати, – не тебе мне это рассказывать, – он надел халат и повернулся к Маре. – Ты тоже частенько сводила людей с ума.

– Да? – улыбнулась Мара. – Знаешь, мне всегда хотелось быть сильной, но я сомневалась. Боялась кары свыше.