Сорок второе августа

– Я отойду носик припудрить, – бросила девушка, оставляя своего мужчину и сестру за столиком.

– Должна ли я извиниться за то, что говорила о твоих картинах? – когда Вика скрылась где-то между столиков, спросила Магдалина, отпивая со своего бокала с бренди.

– Нет, конечно, – фыркнул мужчина, – без тебя я бы умер там от скуки. Тем более ты была права. Та картина, помнишь её? Я нарисовал её только ради денег.

Магдалина рассмеялась.

– Всегда знала, что гениальность – это умение определять, что хочет увидеть общество.

– Мало того. Тем, кого считают гениями позволено намного больше.

– Например?

– Если обычному человеку его странности не прощаются, то если я это сделаю, то все скажут «ну да, он же гений». Даже если я сейчас уйду и скажу Вике, что был приступ вдохновения, она ничего мне не скажет.

– Только если ты не забудешь заплатить, – затушив сигарету об пепельницу, лукаво ответила девушка.

– Естественно, – подняв бокал так, как будто хотел произнести тост, сказал мужчина, – такие девушки удобны. Те, которые ценят во мне только деньги.

– И как не стыдно, – надеясь, что мужчина уловит сарказм, в её голосе, сказала Магдалина, – говорить такое её сестре?

Богдан ухмыльнулся, лицо было искажено веселостью.

– Ох, ты же ей расскажешь и она меня бросит. Что же мне тогда делать? Мое сердце разобьётся.

Магдалина прикрыла рот рукой, стараясь не захохотать. Как же давно она не встречала людей, у которых каждое слово было пропитано иронией и сарказмом.

– Странно, что ты вообще согласилась на эту встречу, – мужчина приподнял одну бровь.

– Я и не хотела, иногда, у меня есть желание не общаться с ней вообще. У нас общая кровь только наполовину. Ну, это на случай если измерять наше родство. Если же у вас только половина крови общая, становится более простительно прерывать общение с родственниками?

– Как по мне, простительно прерывать общение из-за того, что она своей трескотней заставляет ненавидеть просто все вокруг.

– И ты все равно с ней по доброй воле.

– Я уже жалею об этом своем решении.

– И что же мне делать? Промолчать, что ты хочешь разбить ей сердце?

– Не волнуйся, я ей куплю какую-то побрякушку.

Богдан глубоко затянулся сигаретным дымом, откинув голову немного назад. Он слегка прикрыл глаза, выдыхая густые облака дыма.

Магдалина проследила взглядом линию челюсти, крепкую шею и то как кадык дернулся вниз, когда он сглотнул. Девушка облизала губы и взяла ещё одну сигарету.

Богдан протянул руку, щелкнул зажигалкой, подкуривая ей.

Не таясь рассматривал девичье лицо в свете огня. Волосы казались темнее, а глаза, наоборот, ярче. Отливали бликами огня. Девушка выдохнула дым, поднимая на него взгляд.

– Та так и не ответила, почему согласилась встретиться со своей сестричкой, – голос мужчины стал немного глуше и он откинулся на свой стул.

Магдалина положила левую руку на стол. Серебряная полоса обручального кольца слегла поблескивала в свете заведения.

– Я должна была сегодня кое с кем пойти в театр, но планы изменились. А я уже настроилась на то, что сегодня не буду одна.

– Ты не похожа на того, кто страдает из-за одиночества, – немного прищурившись, сказал Богдан.

А Магдалина слегка прикусила нижнюю губу, стараясь не улыбаться. Её смешило то ли сама привычка Богдана, то ли то, что она это заметила. Но тот практически вопросов не задавал. А ещё щурился немного, от чего походил на большого, какого-то вальяжного кота, который внимательно следит за каждым движением. А из-за слегка хитрой ухмылки, немного ироничной, что практически всегда красовалась на его лице, это впечатление только укреплялось.

– Нет, конечно, я вообще поклонится Шопенгауэра, – уверенно заявила девушка, покачивая ногой.

Она задела носком туфли щиколотку мужчины и он опустил ладонь ей на колено. Он сделал это так естественно, что и мысли о каком-то сексуальном домогательстве не возникало. Богдан сам этому значения не предал судя по совершенно спокойному лицу.

– А тебе идет, – окинув девушку взглядом, уверенно заявил он.

Как будто оглядев её осанку, черты лица и любопытный взгляд, пришел к выводу, что вот эти философские взгляды отлично переплетаются со всем её образом.

– Хотя, как по мне, спорно. Так что, можно сказать, я его поклонник в зависимости от ситуации.

Магдалина фыркнула.

– Все мы так. Когда я еду куда-то в час-пик я придерживаюсь теорий Ницше.

Богдан расхохотался и поперхнулся дымом.

– Хах, хочу такую книгу! «Понять философию Ницше или метро в час пик»!

– Или «Шопенгауэр в одинокой квартире и с бокалом вина», – продолжила Магдалина.

– Черт, да, я бы прочел это!

Мужчина бросил взгляд на дверь, спрятанную недалеко от касс. Наверняка, в уборной, как всегда были гигантские очереди. И от того Вики так долго не было. Он поймал себя на мысли, что он и не хочет опять слушать её стрекотню. От того он вздохнул и поднялся с места.

Магдалина приподняла вопросительно бровь, а мужчина подал ей руку. Она, не задумываясь, приняла её, поднимаясь. Тогда он взял её пальто, помогая ей одеться.

– Я решил проверить свою теорию, что мне все позволено и уйти, оставив Вику одну.

Магдалина фыркнула, застегивая пальто.

– Лжец. Ты просто так очарован нашими разговорами, что не хочешь опять сидеть с Викой и слушать её рассказы.

– И что же мне теперь делать? Меня раскусили, – фыркнул мужчина, оставив на столе несколько купюр.

Магдалина взяла его под руку и они пошли на выход. Фонари уже зажглись, на этой улочки они были романтично-винтажными, от чего вся ситуация походила на момент с мелодрамы. Чем Богдан и поделился. Девушка, рассмеявшись, сказала, что если бы было так, то они должны были бы сейчас решить, что они любовь всей жизни друг у друга и жить долго и счастливо.

– Долго и счастливо, – фыркнул Богдан, – мы что в гребаной сказке? Нужно что-то поинтересней.

– А что хочешь, чтобы я выкидывала твои вещи с балкона и кричала, что ненавижу это?