Что в таких случаях делают? В голове сотни способов убийств, а вот про первую помощь так просто не вспомнишь…
Кладу рыбачку, напоминающую фарфоровую куклу, на спину, зажимаю нос. Делаю два глубоких выдоха ей в рот. Прислушиваюсь, приникнув к костлявой груди, но улавливаю только бешеный ритм собственного сердца. Раз, два, три… Надавливаю на ребра… Тридцать. Ничего. Снова прижимаю свои губы к ее, опять два выдоха. Повторяю. Сбиваюсь со счета.
– Дыши, идиотка! – злюсь, потому что не хочу верить, что все зря. – Если сдохнешь, сильно пожалеешь!
Два выдоха – тридцать нажатий. Еще раз. И еще.
Наверное, пора прекратить, но сдаваться – не в моих правилах. Как заведенная, повторяю одни и те же движения, в голове – почти никаких мыслей.
Она задышала, извергла из себя воду на десятом, наверное, круге. Я так устала, что когда поняла, что девка жива, упала рядом, какое-то время просто слушала ее хрип, и этот звук был прекрасен. Возвращать жизнь приятнее, чем ее забирать. Хотелось торжествующе засмеяться, но сил на это не было.
Небо серое, как и море. Снежинки касаются кожи и не тают… И так хочется спать…
С трудом встала, перебарывая слабость и окостенение мышц, нашла брошенное пальто, завернула в него девчонку и понесла в дом. Дверь, к счастью, была не заперта, а лачуга оказалась жилой. Наверное, юная рыбачка, здесь и живет. Стянула с девочки одежду, хотя пальцы почти не повиновались, швырнула все шмотки на пол, саму малышку уронила на кровать, скинула с себя мокрое белье и легла рядом. Наверное, здесь была печка, но сил ни на что уже не осталось, я слепо нашарила руками и натянула на нас какие-то тряпки и одеяла, обняла холодное худющее тельце и впала в болезненное забытье.
– Мама? Мама? – голос девочки слабый, но пробивается сквозь пелену нездоровой дремы.
Открыла глаза – темнота, на фоне окна, через которое лился лунный свет, увидела только силуэт спасенной. До сих пор знобит, рыбачка трясет меня за плечо.
– Мама, я умерла?
– Да черта с два я тебе дам сдохнуть, – прохрипела, поднимая голову. Хотелось выпить чего-нибудь горячего, а лучше – горячительного.
– Кто вы? – девочка испуганно отшатнулась и вскочила с кровати.
– Твой ангел-хранитель, судя по всему. Проходила мимо, когда ты плюхнулась в воду.
– Вы меня спасли?
– Как видишь.
– С… спасибо, – она поблагодарила очень неуверенно.
– Всегда пожалуйста, – села и накинула на плечи плед, в комнате было холодно. – Это твой дом?
– Ага-а, – нетвердо ответила рыбачка.
– Тогда будь гостеприимной хозяйкой, затопи печь и вскипяти воды. Еще не мешало бы свечу зажечь, конечно, – распорядилась я, по-прежнему дрожа.
– Да-да, – мелкая стащила с кровати одеяло, закуталась в него и начала хозяйничать, украдкой поглядывая на незнакомку, примостившуюся на краю постели.
Я тоже рассматривала стриженую под мальчика рыбачку, суетившуюся рядом с печью. Хозяйке этой нищей разваливающейся лачуги было, судя по всему, лет двенадцать, хотя за счет худобы и низкого роста выглядела она года на три младше. Выдавали голос и глаза.
– Как тебя зовут?
– Марика.
– Ты одна тут?
Мотнула головой.
– И где же твои родители?
– Папка в больнице с братом, мать умерла летом, – буднично сообщила она, черпая воду из большой бадьи.
– Соболезную.
– Ага, спасибо, – дернула плечиками и пошла в угол к печке.
– А что с братом?
– Не знаю. Просто умирает.
– «Просто» никто не умирает, – уж я-то это отлично знала.
Девочка засопела, молча продолжая попытки разжечь огонь, который все никак не занимался. Мне показалось, что еще чуть-чуть – и она заплачет.
– А ты почему в школу не ходишь?
– Я рыбу ловлю, – с вызовом ответила Марика и зыркнула большими темными глазами.
– Это я видела.
– На самом деле я хорошо плаваю, – упрямо сказала юная хозяйка, распознав сарказм. Сообразительная.
– Верю, ты же живешь на берегу моря. А рыбу зачем ловишь?
– Чтобы есть, – раздраженно буркнула она.
Впрочем, меня это не остановило, задала еще один вопрос, ответ на который был очевидным.
– Тебе самой приходится добывать себе пропитание?
Девочка встала, резко повернулась, смотрела с вызовом.
– Мне ваши придирки неприятны! – заявила звенящим голосом. – Мы живем так, как можем!
Не люблю детей, но эта храбрая мелочь мне понравилась. Она станет очень сильной женщиной, если не потонет раньше. И я сейчас не только о морских водах…
– Ты не подумай, – примирительно проговорила, поднимаясь с кровати, – я никого не осуждаю. Просто спрашиваю.
Марика насупилась и вернулась к делам. Огонь, наконец, разгорелся. Я взяла с пола мокрую одежду и повесила ее рядом с печью. Ничего не говоря, девочка залезла в шкаф, покопалась там, достала рубашку со штанами для себя, а затем извлекла старомодное поношенное платье, видимо, принадлежавшее матери, и вручила мне.
– Спасибо, – сказала, принимая дар. Девчонка сухо кивнула. – Марика, – она посмотрела мне в глаза, – ты молодец
– Приходится, – совсем по-взрослому ответила она. – И вы не думайте, что мы какие-то бедняки.
– Я так не думаю, – соврала, потому что нищее убранство просто кричало о том, что хозяева дома вот-вот пойдут по миру с протянутой рукой. Даже в пляшущем неверном свете свечей видела, что вся мебель старая, в стенах – щели. Того и гляди шторм уничтожит ветхую хижину, которая на ладан дышит уже несколько десятилетий.