Заповедник для академиков

– А зачем шофер гудит? – спросил Матвей Ипполитович. – Чтобы пруд вошел обратно в берега?

Никто не засмеялся, потому что, перебрасываясь фразами и слушая эту пикировку, все продолжали ловить звуки снаружи.

Грузовик дернулся и замер. Сразу стало в сто раз тише – остался только шум дождя, а его можно было игнорировать.

Хлопнула дверца кабины. Захлюпала вода. Ясно, что шофер вышел наружу.

– Что там у вас? – спросил у кого-то шофер.

Ему ответили. Но невнятно.

Максим Исаевич высунулся из кузова головой вбок – кто-то невидимый его поддерживал, чтобы не вывалился.

– Там авто, – сказал Максим Исаевич, забравшись обратно. – А вы говорите – наводнение!

– Я ничего не сказала, – возразила Марта Ильинична. – Я только высказала предположение.

– Тише! – крикнул Матвей Ипполитович Шавло. – Дайте послушать.

– Ничего интересного, – сказал Максим Исаевич, как человек, вернувшийся с покорения Эвереста или Южного полюса и имеющий моральное право утверждать, что там лишь снег, только снег и ни одного дерева!

– Вам неинтересно, – огрызнулся Матя, – а если та машина застряла так, что вам ее не вытащить, нам придется здесь ночевать!

– Что? Что вы сказали?

И поднялось невероятное верещание – потому что все устали, все так надеялись, что через несколько минут окажутся в тепле дворца, и тут – новая опасность!

Шум не успел еще стихнуть, как послышались шаги по воде, и над задним бортом появилась черным кругом голова шофера.

– Так что, граждане отдыхающие, – сказал он и сделал драматическую паузу. И все молчали, потому что неловко прерывать Немезиду. – Там мотор стоит, въехал по уши в канаву. И нам его не объехать… Понятно?

Никто не ответил – все знали: продолжение следует.

– Так что пока не сдвинем, не толкнем то есть, – дальше не поедем.

– А мы при чем? – громко и высоко крикнул Максим Исаевич.

– А вы толкать будете, – сказал шофер. – Если, конечно, уехать хотите.

– А если нет?

– А если нет – добро пожаловать с вещичками полторы версты по воде да в горку. Мое дело маленькое.

– Вы обязались нас доставить до места назначения, – сказала обладательница капризного голоса.

– Это кому я, гражданка, обязывался? – обиделся шофер. – Да я себе место в два счета найду – не то что здесь, в деревне, по лужам ишачить!

– Спокойно, спокойно! – раздался голос Мати Шавло. – Шофер прав. Никто не заставлял нас сюда ехать, и добровольцы на самом деле могут погулять под дождем. Я предпочитаю короткое бурное усилие, а затем – заслуженный отдых! Физическая работа на свежем воздухе – вот основа физкультуры трудящихся!

Говоря так, Шавло, перешагивая через доски-скамейки, добрался до заднего борта, перенес через него ногу, нащупывая упор, и все продолжал говорить:

– А что за авто, скажите, товарищ шофер? Кого понесла нелегкая на легковой машине в Узкое? Неужели никто не сказал этому легкомысленному мальчишке или покрытому сединами отцу семейства, что так себя вести нельзя?

– Сюда ногу ставь, сюда, а теперь опирайся об меня, – слышала Лидочка голос шофера. – Вот так. А машина из ГПУ, точно тебе скажу. Я их по номерам знаю.

– Ну, это совсем лишнее – что же я, должен машину ГПУ, которая, может, приехала арестовывать очередную заблудшую овечку, подталкивать к ее неблагородной цели?

– Матя! – грозно воскликнул Максим Исаевич.

Лида между тем уже стояла у заднего борта.

– Матвей Ипполитович, – сказала она, – дайте руку.

– Прекрасная незнакомка? Я вас с собой не возьму. Вы простудитесь.

– У меня непромокаемые боты, – сказала Лидочка, опираясь пальцами на поднятую к ней ладонь. Она легко перемахнула через борт и полетела вниз, в бесконечную глубину, словно с парашютом, но Матвей поймал и умудрился притом прижать ее к себе, а уж потом осторожно поставить на землю.

– Молодец, девица, – сказал он. – Чувствую за вашей спиной рабфак и парашютную вышку в парке Сокольники. Будь готов?

– Добрый вечер, – сказал человек, подошедший из-за грузовика, – темный силуэт на фоне черных деревьев. – Мне хотелось бы внести ясность как пассажиру авто, которое так неловко перекрыло вам дорогу к санаторию.

Голос у него был чуть напряженный, как будто владелец его старательно и быстро подыскивал правильные слова и при этом решал проблему, как произнести то или иное слово, где поставить ударение. В ближайшие дни Лидочке предстояло убедиться в том, насколько она была права, – восхождение Яна Яновича Алмазова к власти было столь стремительным, что у него не оставалось времени подготовить себя к той роли, которую ему предстоит играть в жизни. Но как только жизнь немного успокоилась, появился досуг. Алмазов не стал тратить его на мещанство, на девиц или пьянки – он работал и учился. Но не алгебре или электрическому делу – он учился лишь тому, что могло помочь ему в общении с людьми, наследственно культурными, знающими с рождения много красивых, значительных слов. Он стал учить ударения в словах и фразах, он занимался географией и историей – настолько, чтобы не попасть впросак. Ян Янович панически боялся попасть впросак в разговоре с интеллигентом, и если такое все же происходило, то горе тому интеллигенту, который своим присутствием, вопросом или упрямством заставил ошибиться товарища Алмазова.

– Добрый вечер, – сказал Матя Шавло, все еще не отпуская Лидочкиной руки, но не помня о ней – встреча с чекистом требовала всего внимания.

Чекист протянул руку Мате и представился:

– Ян Алмазов, тружусь, как вам уже доложили, в ОГПУ. Считаю долгом развеять ваши опасения и сомнения – я никого не намерен арестовывать или обижать, я такой же отдыхающий, как вы, и хотел бы, чтобы вы забыли о моей специальности, хорошо, Матвей Ипполитович?

Матя Шавло вздрогнул, но почувствовала это только Лидочка, которой он касался плечом.

– Вы удивились, как я вас узнал, – засмеялся чекист. – Но вас же многие знают. Вы человек всемирно известный.

– Тогда пошли к вашей машине, – сказал решительно Шавло. – Что с ней случилось?

И он, скользя по глине, поспешил к перекрывшей дорогу машине Алмазова – длинному лимузину, возле которого стоял могучий детина в черной куртке и такой же кожаной черной фуражке – шофер Алмазова.

Лидочка обернулась, удивляясь тому, что никто не последовал их примеру и не спешит вытаскивать из грязи машину чекиста. Шавло, не оборачиваясь, угадал ее мысль, потому что сказал (сквозь дождь его слова донеслись невнятно, и, может быть, Лидочка додумала их):

– Мы с вами не ему идем помогать, а тем, кто остался в грузовике. В этом вся разница.

Лидочка согласилась – на самом деле ей хотелось как можно скорее добраться до теплого санатория и забыть об этой дикой дороге, схожей по трудностям с путешествием Скотта к Южному полюсу.

Тут Лидочка ухнула ногой в глубокую яму, полную черной ледяной воды, и страсть делать исторические сравнения тут же оставила ее.

Пока она, прыгая на одной ноге, пыталась вылить воду из ботика, мимо прошел Алмазов. Его плащ блестел, будто сделанный из черного фарфора. Он гнал перед собой шофера грузовичка. Именно гнал, хотя никакого насилия над тем не производил. Уж больно покорно была склонена голова шофера, а руки были почему-то заведены за спину и сцепились пальцами, будто шоферу уже приходилось так ходить.

– Ну что же вы стоите, товарищи, – сказал чекист. – Навалимся?