– За три года до ареста мамы.
– И вам уже было… – Лидочка запнулась.
– Мне было восемь.
– Но, может, Маргарита хранила шкатулку в другом месте?
– Где? – вскинулась Татьяна.
– На даче?
– У нас тогда была государственная дача. Мама никогда не хранила там ценных вещей. Садовый участок она купила уже в конце пятидесятых.
– Но у родственников…
И тут Лидочка обратила внимание на то, что Соня подмигивает ей. Она даже не поверила сначала своим глазам. Что хочет сказать Соня?
– У нас было мало родственников, и никто не пережил этой кровавой бойни, – заявила Татьяна Иосифовна, подводя итог разговору. – Но я допускаю, что мама могла куда-то спрятать вашу коробку. И затем скрыть от меня сам факт обладания ею. Допускаю… Она не хотела, чтобы я знала то, о чем лучше не знать. Лишнее знание в те годы – лишний риск. Лишний шанс погибнуть. Она и без того меня не уберегла.
– А что она могла поделать? – вмешалась Соня.
– Не мне сейчас судить маму, – ответила Татьяна Иосифовна, и стало понятно, что она давно уже ее осудила.
– Если бы я за мою мамочку взялась, – вздохнула Соня, – на ней бы живого места не осталось. Я уж не говорю о моем родителе. Но у них была своя жизнь, Татьяна Иосифовна. А то тут недолго и вас осудить.
– Это не входит в твою компетенцию, – холодно оборвала ее Татьяна Иосифовна. – Когда у тебя будут собственные дети, тогда мы посмотрим, как ты будешь себя вести. – Сказав так, Татьяна взяла кастрюлю и выскребла из нее на свою тарелку остатки картошки. Потом полила ее соусом с пустой уже сковородки.
– Не исключено, что у Маргариты были драгоценности. Аленка как-то вспоминала, что у бабушки было кольцо с изумрудом.
– Чепуха, – заявила Татьяна. – Маргарита была бессребреницей. Это было ленинское поколение революционеров, которые не думали о выгоде для себя. Вы путаете ранних идеалистов и хапуг тридцатых и сороковых годов.
Татьяна Иосифовна бросила на тарелку кусок хлеба и, насадив его на вилку, стала возить по донышку, чтобы собрать самое вкусное.
– Я думаю, что никогда не избавлюсь от чувства голода, – сказала она, почувствовав взгляд Лидочки.
– Я вас так понимаю, – вдруг поддержала старуху Соня. – Я ночью встаю, иду на кухню, открываю холодильник, достаю кусок колбасы и жую, представляете?
«Интересно, почему Соня подмигивала мне? Имело ли это отношение к шкатулке? Но есть возможность проверить…»
Татьяна выскребла тарелку и спросила:
– А что у нас с кофе, девочки? – Она явно подобрела.
– Я сейчас принесу чайник, – сказала Лидочка.
– Ты, по-моему, хозяйственная, – решила Соня. – А я в чужих домах совершенно не ориентируюсь.
Лидочка не поняла, хвалят ее или осуждают.
– Ну, где же наш торт? – капризно спросила Татьяна. Лидочка принесла из кухни чайник, затем поднос с чашками и торт. И, садясь вновь за стол, как бы невзначай заметила:
– Видно, мне не остается ничего другого, как спросить о шкатулке вашу Алену.
– Конечно, – сразу, с готовностью согласилась Соня. – Именно так. Я вам дам ее адрес. А то, хотите, сама спрошу.
– Спасибо, – сказала Лидочка. – Мне очень хочется надеяться, что хоть что-то от этой шкатулки сохранилось. Клянусь, там не было никаких драгоценностей – только дневники моего деда и археологические находки.
– А какие находки? – спросила Соня.
– Когда-то перед революцией мой дед копал в городе Трапезунде, в Турции.
– А как он туда попал?
– В то время там стояли русские войска.
– И он сделал открытие?
– Да, он сделал открытие.
– А как к этому отнеслись турки?
– Честное слово, не знаю. Но, насколько мне известно, находки связаны не с турками, а с грузинами.
– Я вас потому слушаю, – сказала Соня, – что у меня в памяти все это всплывает, – она и в самом деле будто прислушивалась к собственным воспоминаниям и искренне желала вспомнить. – И мне даже кажется, что я помню рассказ о тетрадях – они были в синих твердых переплетах.
– Правильно, Соня, – в Лидочке проснулась надежда. – И где вы могли их увидеть?
– Я постараюсь вспомнить, – сказала Соня.
– Я все более склоняюсь к тому, что шкатулка была спрятана на маминой даче, – подсказала Татьяна Иосифовна. Она произнесла эти слова с каким-то вторым значением, которого Лидочка не могла разгадать.
– Свежо предание, но верится с трудом, – кухонным голосом отрезала Соня. – Вы же отлично знаете, что дача сгорела.
– Ах, я об этом все время забываю. Это так далеко от меня. К тому же мне «Мемориал» выделил настоящий дом, с газом, ванной, не то что мамина хибара.
– Что ж делать, – съязвила Соня. – У кого-то «Мерседес» по заслугам, а кто-то на мотоцикле всю старость проездил.
– Лучше пойди и поставь снова чайник, – велела Татьяна Иосифовна. – А то кипятку на донышке осталось.
Сонечка послушно поднялась и прошлепала на кухню, отбивая шаги задниками старых тапочек.
– Меня очень беспокоит Алена, – тихо сказала Татьяна Иосифовна. – Я стараюсь не показать это при дурехе Соне, но на самом деле я буду тебе очень благодарна, если ты съездишь к Аленке, не только из-за шкатулки, а как… ну как молодая, но старшая родственница.
– Я же не родственница.
– Ах, какая разница. Ты давно уже родственница. Ты сделаешь это для меня? Ну выслушай ее, помоги ей определить свое место в жизни, убеди ее, наконец, что нельзя мыслить лишь этим самым местом – иначе мужчины не будут тебя уважать.
– А я думаю, что позвонить надо вам. – Оказывается, Соня уже возвратилась из кухни и, конечно же, слышала часть разговора.