Запертая в своем теле

В глубине души я понимала, что не сделаю этого. Не теперь.

Ведь если выложить все прямо сейчас, то это будет выглядеть, как будто я уже себя не контролирую. А это не так. Просто пока что таблетки – это самое простое решение. Как костыль после перелома ноги.

Я поклялась себе, что не стану переступать черту, а потому преодолела прокрастинацию, встала, подошла к коробкам и, собравшись с духом, открыла первую попавшуюся.

Это чем-то напоминало удар под дых: внутри лежали вещи – свидетели прежней, ушедшей навсегда жизни.

Снимки из семейных отпусков, с рождественских обедов и других праздников. Наша любимая картинка, которую Эви нарисовала в детском саду, – семейный портрет. Яркие поздравительные открытки: «Папочке», «Любимому мужу», «Дорогой женушке».

Мне не хватило духу выбросить их, даже зная, что в новом жилье хронический дефицит пространства. Хотелось сохранить. Трогать. Рассматривать. Чтобы не забыть, какими мы были. Как будто эти квадратики бумаги могли стать узлом, который свяжет воедино потрепанные концы моей жизни, лопнувшей, как перетертая веревка.

Я прикусила язык, чтобы привести себя в чувство. Надо хотя бы попытаться взглянуть на ситуацию позитивно. Новый дом – новое начало для меня и моей дочери. Мама правильно говорит: надо дать жизни шанс.

– Смотри на все позитивнее и постарайся поверить в лучшее, – сказала я вслух. – Все образуется.

Слова канули в гулкую тишину гостиной и умолкли, как погремушка, затихшая на полу.

Когда мама и Эви вернулись, мы сели пить чай. Это стало отличным стимулом взять себя в руки и успокоиться.

В дверь отрывисто постучали.

Мы с мамой удивленно переглянулись, а Эви даже не подняла головы от своих цветных кирпичиков – до того она была ими увлечена.

– Хочешь, я открою? – предложила мама.

– Нет, я сама.

Я вытянула себя из кресла и, приглаживая торчащие пряди наспех собранного «конского хвоста», пошла к двери.

На матовое стекло не падало никакой тени, а значит, на крыльце никого не было. Но я все же открыла, подумав, что почтальон или рассыльный просто стоит ниже.

Крыльцо пустовало, но на ступеньках красовался дорогущий букет лилий, в нарядной упаковке, с ленточкой. Такие обычно ставят в капсулу с водой, чтобы дольше не вяли. Этот находился в ламинированном черном пакете с ручками.

Переступив через внезапный подарок, я спустилась с крыльца и повертела головой – никого. Улица была пуста.

Тогда я взяла пакет за ручки и внесла в дом.

– Смотрите-ка, что очутилось на крыльце!

– Ой, какие красивые! – Эви вскочила. – От кого?

– Пока не знаю. Но ты можешь заглянуть в пакет, если хочешь. Вдруг там записка?

Мама изумленно подняла брови.

– Неужели ты даже не предполагаешь, от кого они?

– Понятия не имею. – Я наблюдала, как дочка с любопытством раздвигает стебли цветов, ища среди них послание от загадочного дарителя. – Но я разослала наш новый адрес всем, кто есть в моей записной книжке, так что это, наверное, от кого-то из них.

– Но чтобы такой дорогой букет?.. Уж поверь мне, он стоит огромных денег. Это лилии сорта «Звездочет», а они…

Вдруг Эви завизжала так, что кровь застыла в жилах.

– В чем дело, милая? – Я мгновенно подскочила к ней.

Она хлопнула в ладоши, заскулила, и к потолку взлетело какое-то насекомое. На стебель цветка выползла оса, за ней другая, третья… Все они направлялись к бледным, обнаженным рукам и ладоням Эви.

– Осы! – завопила я и закрыла дочку собой. – В букете!

Отчаянный рев Эви и вопли мамы отвлекали от боли, которую причиняли мне маленькие свирепые насекомые, жаля во все открытые места. Я махнула рукой, чтобы оттолкнуть проклятый букет.

– Здесь осиное гнездо, – взвизгнула мама. – Скорее, на улицу!

Я подхватила Эви на руки и бросилась к входной двери. Мама последовала за нами и захлопнула дверь. Мы вывалились на улицу и промчались через «палисадник», остановившись только около проезжей части.

Моя девочка все еще кричала и била себя по рукам и лицу.

Мы перебили ос друг на друге. Последнюю я вытащила из волос дочери – и была немедленно укушена.

И даже отсюда было видно, как в окно гостиной яростно бьются изнутри маленькие полосатые убийцы, бессильные добраться до нас, чтобы причинить зло.

Глава 6

Три года назад

Учительница

Харриет Уотсон выложила покупки на кухонный стол, разделила консервные банки на группы, открыла шкаф и аккуратно, одну за другой, составила их на нижнюю полку. Две банки с запеченной фасолью, две – с резаными помидорами и четыре – с томатным супом.

– Их место на второй полке.

Подскочив от неожиданности, Харриет выронила банку с персиками и беспомощно смотрела, как та грохнулась на стол, едва не задев коробку с яйцами.

– Мама… Что ты здесь делаешь?

– Это мой дом, если ты еще не забыла. И я имею право вставать, когда захочу.

Харриет прищурилась, чтобы облик матери стал менее расплывчатым.

– Консервированные фрукты, рисовый пудинг и заварной крем всегда стоят на второй полке, – повторила старуха. – Сколько раз тебе повторять?

– Извини, я просто задумалась.

Гладкая поверхность стола приятно холодила пальцы. Харриет взяла персики, повернулась обратно к шкафу и поставила банку туда, где ей полагалось быть – спереди от фруктовых коктейлей и рядом с апельсиновыми дольками.

Мать стояла в дверном проеме и наблюдала за ней. Она была босая, в хлопчатобумажной ночной сорочке с вышитыми лилиями, прозрачным саваном висящей на ее тщедушном теле.

– Надень халат и тапочки, – сказала Харриет, протянула руку за очками, которые недавно положила у раковины из нержавейки и, надев их на нос, шагнула вперед. – Пол холодный, простудишься.