Жизнь и творчество Чо Мён Хи: Нактонган

«Эта песня была так мелодична, что каждый, кто услышит ее, с легкостью мог подпеть. Когда маленькие дети и студенты пели эту песню, казалось, что весна действительно приближается», – писала в своих мемуарах ученица Чо Мён Хи, Цой Екатерина. Весна – в это время года Корея стала свободной. Это время готовиться к будущему, строить новый мир. Когда слышишь мелодию весенних песен, которые поют корейские дети деревни Пуциловки (Юксон), глядя на южный берег Корейского полуострова, кажется, что вместе с весной приближается и момент воссоединения корейской нации.

В этой статье была предпринята попытка осветить историю жизни и творчества Чо Мён Хи, деятельность которого была забыта из-за сложной политической ситуации. Информацию о том, что Чо Мён Хи был хорошим преподавателем корейского языка и литературы в России, можно найти в статье А. Сутулина, опубликованной в газете «Корё Ильбо».

Комитет государственной безопасности Советского Союза, Управление Хабаровска, показал благодарственные письма, адресованные писателю Чо Мён Хи. Ким Чон Хи, бывший член Коммунистической партии (большевик), писал: «Я знаю Чо Мён Хи с 1929 года. Он был усердным работником во всем, но особенно – в преподавательской деятельности. Учитывая его литературные достижения и высокие моральные качества, издательский дом иностранной литературы рекомендует Чо Мён Хи на пост сотрудника (17 марта 1935 г.)».

В России имя Чо Мён Хи окутано легендами. Публикуя свои работы в газете «Сонбон», издаваемой на корейском языке в Приморском крае, читая лекции и ставя спектакли, Чо Мён Хи удалось сплотить корейский народ. Он также внес большой вклад в развитие корейской литературы. Чо Мён Хи готовил литературную рубрику в корейской газете «Сонбон», обучал корейской литературе молодых корейцев. Ким Ду Чил, Чон Дон Хёк, драматург Ён Сон Рён, Хан Джин и Тэ Чан Чун – все эти люди были его учениками.

После того, как в 1937 году издательство корейской газеты «Сонбон» было насильственно перемещено в Среднюю Азию, стали издаваться газеты «Ленинское знамя» и «Корё ильбо». Эти издания освещали новости и старательно сохраняли хангыль. Однако из-за быстрой языковой локализации количество корейцев, владеющих родным языком, значительно сократилось (на данный момент оно составляет лишь 5% от общего числа корейцев, проживающих на территории России). Очень жаль, что так мало корейцев могут читать и понимать патриотические произведения Чо Мён Хи, написанные на корейском языке.

Река Амур протекает через город Хабаровск, где поэт Чо Мён Хи провел остаток своей жизни. Эта река берет свое начало в Монголии, пересекает Китай и Россию, проходит через Хабаровск и впадает в Охотское море. Русские дали этой реке имя Амур, что переводится как «бог любви», а китайцы, увидев в изгибах темной воды очертания большого змея, назвали эту реку Хэйлунцзян (Река Черного Дракона). Поэт Чо Мён Хи, проживший последние годы жизни в Хабаровске, наверное, смотря на Амур, думал о реке Нактонган, которая тянулась к берегам его родины.

Прошло уже восемьдесят лет, но сложно сказать наверняка, достигли ли берегов Кореи его любовь к народу и Родине, выразившиеся в ожесточенной борьбе против японского колониализма, а также тоска по родному краю, в который он так и не смог вернуться. Думая об этом, я заканчиваю свою статью.

«Нактонган» (перевод В. Ли)

Растянувшись на семьсот ли, несёт свои буйные воды река Нактонган. По обоим берегам ее, словно шашечные клетки, расположились поля. В широких долинах там и сям раскинулись поселения. Река тысячелетиями текла здесь, и люди жили на её берегах также тысячелетиями. Неужели мне уготована печальная участь расстаться с этой рекой, навсегда распрощаться с друзьями?

Каждый год, каждой новый весной —
Развиваешься ты широко.
Люди жили здесь сотни веков,
И они породнились с тобой, —

Не забуду тебя никогда,
Мать-кормилица нашей земли.
Ты всё так же течешь сквозь года
И теряешься так же вдали.

Тысячелетняя, тысячелетняя Нактонган!
Во сне ли, наяву ли
Разве забудешь тебя?

Однажды ранней весной через Нактонган переправлялись люди. Они покидали родную землю, переселялись в далёкий западный Кандо. Среди них был Пак Сон Ун. Ударяя в такт о борт парома, он пел печальную песню. Многие уезжающие плакали.

Да, они долго жили на земле, которая, как ласковая мать, вскормила их. Но с некоторых пор она перестала быть родной и доброй. Одна беда приходила за другой.

Колесо истории неумолимо вращалось. Появился класс праздных бездельников и класс трудящихся – эксплуататоры и эксплуатируемые. С тех пор, как появились собственники, люди, не знавшие голода, стали голодать. Не радовали их ни яркие солнечные лучи, ни чистая вода Нактонгана. Но история развивалась дальше. Подул ветер русской революции. Вспыхнули крестьянские восстания Кабо, народное восстание 1 марта… На этой земле, на этом полуострове, появился призрак, призрак коммунизма. Там, где он появляется, возникают движения – молодёжные, крестьянские, женские, рабочие… Словно подул сильный ветер. А потом загремел гром. Разыгралась буря.

* * *

Темная ночь ранней осени. В устье Нактонгана беспокойно мерцают огоньки рыболовов. Временами на берег с шумом набрасываются холодные волны. Пассажиры, только что сошедшие с поезда, в ожидании парома топчутся на утёсе, вокруг едва тлеющего костра. В толпе много студентов, представителей рабочего Союза, членов женского Союза, кооператива арендаторов и деятелей различных общественных организаций, деревенский мужик в одном жилете, в старой кепчонке на голове и с узелком в руках, люди в чёрных, белых дурумаги, в потрепанных европейских костюмах и в одних рубашках, женщины с короткими волосами, с длинными косами, уложенными на голове, – все они сейчас встретили с поезда и провожают в деревню больного Пак Сон Уна, неподвижно сидящего в коляске рикши. Он долго сидел в тюрьме без суда и следствия, тяжело заболел, и власти нашли возможным выдать его на поруки.

– Да, он действительно плохо выглядит. Такого здорового человека так отделали, негодяи.

– Если он умрет, ещё скажут, что умер от собственных болезней, – отозвался кто-то.

– Надо было везти прямо в больницу. Зачем его сюда-то везут?

– Откуда я знаю. Сам больной настоял на этом.

– Почему так долго нет парома?

– Сейчас подойдёт. Вон уже виден, – ответил один из студентов, всматривавшийся в противоположный берег. Затем, обращаясь к пассажиру в колясочке рикши, спросил:

– Тебе не холодно?

– Ничего. Мне не холодно.

– Нет, если тебе холодно, мы можем тебя укрыть ещё одним пальто. Хочешь?

– Нет, ничего. Не надо, – тихо ответил Пак Сон Ун.

– Эй, слушайте! Нельзя ли побыстрее! – Обращаясь к паромщику, крикнул один из спутников Пак Сон Уна.

– Иду-у! – Послышалось с парома. Паром остановился на середине реки.

– Что он там делает? Почему остановился?

– Вот черепаха. Наверное, закуривает.

Раздается взрыв хохота. Паром приблизился. Переносят прежде всего Пак Сон Уна.

– Послушайте, нельзя ли перенести его на паром вместе с колясочкой? – спрашивает один из друзей Пак Сон Уна у рикши.

– Навряд ли, – не совсем уверенно отвечает рикша.

– Конечно, нельзя. Я слезу.

Пак Сон Ун Слезает с коляски и с помощью друзей медленно идёт к парому. Все сели, послышался скрип уключины и всплеск воды: паром медленно направился к противоположному берегу.

Даже при тусклом свете фонаря нетрудно заметить, что у больного изнеможённое лицо.

– Эй, паромщик! Спел бы какую-нибудь песенку. А?

– Зачем тебе его песни? – спросил больного друг.

– Мне хочется… Может быть, я последний раз в жизни переезжаю через эту реку…

– Не болтай чепухи.

– Нет. Мне очень хочется послушать песню. Пожалуйста, паромщик, спойте хоть немного. А? – не перестаёт Пак Сон Ун.

– Так я же не умею петь.

– О, неужели никто не умеет петь? Роза! Спой ты, пожалуйста. Ту, что я сочинил. Спой!

– Мне петь песню? – спрашивает рядом сидящая женщина с европейской причёской.

– Да. Помнишь нашу песню «весной, весной…». Спой её.