Минимум воспитания. Как дать ребенку главное, не перегружая лишним
Я жил среди этих людей и работал с детьми, которые ничего, кроме этого лагеря, не видели. Их жизнь была полна неудобств, болезней, страха и опасностей. Детей никто не оберегал, и у них не было никакого досуга; выживание стало главным семейным предприятием. Все эти люди, и каждый из них, потеряли очень многое. И, к сожалению, у всех детей явно просматривались признаки посттравматического стрессового расстройства. Они были дергаными и нервными, они все время были начеку, и с большой опаской относились ко всему новому. Многие выработали свои, особые ритуалы для выполнения повседневных дел, например сложный способ передвижения в лабиринте построек лагеря, который казался им наиболее безопасным. Они не доверяли новым людям – и взрослым, и сверстникам, – и почти все они обладали взрывным характером.
После Азии я поехал в Англию, где получил образование в качестве преподавателя Вальдорфской системы. Год за годом я работал в школе и давал частные консультации в качестве психолога, общался с детьми и ставил диагнозы: синдром дефицита внимания, гиперактивность, навязчивое состояние, оппозиционно-вызывающее расстройство. Мне начало казаться, что это какой-то ужасный «вальс смерти», в который вовлечены современные дети.
В начале 1990-х годов я работал в школе и вел частную практику в западной части Лондона. Работал с самыми разными детьми: и с британцами, и с иммигрантами, и с теми, кто относился к классу неимущих, и с теми, чьи родители были успешными людьми. По роду своей деятельности я видел детей, которые старались контролировать все вокруг: своих родителей, других взрослых и даже приятелей, с которыми они играли. Их режим питания и сна также был весьма своеобразным. Некоторые дети отказывались есть что-либо, кроме одного-двух продуктов, и не ложились спать до глубокой ночи. Они легко выходили из себя, взрывались, а родители затруднялись объяснить причины подобной вспыльчивости. Кроме того, я видел, насколько нервными были эти дети. Их было легко напугать и очень трудно успокоить. Все непривычное, было ли это объяснение нового материала в школе, знакомство с новыми людьми, любое изменение планов или режима занятий, пугало их. Мне вспоминается один мальчик, который категорически отказывался ехать в отпуск с родителями. Раньше он никогда не бывал на море, и перспектива поездки привела его в ужас.
Меня осенило, когда я обнаружил, что план лечения, который я выбирал для юных англичан, идентичен тому, что дал свои результаты в лагере для беженцев. Еще раз объективно оценив свою работу, я не смог увидеть разницы между целями и методами терапии здесь, в Лондоне, и в Джакарте. И тут я наконец осознал совершенно очевидную вещь: эти дети – совершенно обычные дети, которые родились в одной из самых богатых стран западного мира, – демонстрировали признаки и симптомы посттравматического стрессового расстройства!
Меня учили, что посттравматическое стрессовое расстройство наблюдается во время военных действий, что это последствия травмы, изменяющей жизнь человека, потрясшей его до глубины души. За последние двадцать лет мне приходилось работать в районах военных действий: в Африке, Израиле, Северной Ирландии, а также в Венгрии и России во время перестройки и сразу после нее. Я не ожидал встретить детей, «опаленных войной», в благополучной Британии, но я их встретил. Что меня поразило с самого начала, так это сходство проблемного поведения детей, которые действительно пережили сильный стресс, и детей, которые, казалось, находились далеко от военных действий. Неоднократно испытав чувство дежавю, я уже не мог игнорировать свой инстинкт. Бесспорные симптомы все больше убеждали меня в причине расстройства. Когда я внимательно исследовал обстоятельства жизни детей, я понял, что и те и другие в какой-то степени были лишены детства. Взрослая жизнь буквально захлестнула их. Они были посвящены во все страхи своих родителей, они знали все их мотивы и амбиции и крутились в том же бешеном темпе жизни. Дети пытались создать свои собственные границы и защитить себя, но получалось плохо. Дети страдали от войны иного рода: это необъявленная война против детства.
ЭЛЕМЕНТАРНО
Наше общество – с его приверженностью к «слишком многому» – ведет необъявленную войну против детства.
Если вы будете искать в жизни английских ребят признаки каких-либо травмирующих событий, то вы их не найдете. Кто-то может подумать, что они испытали потерю близких в раннем возрасте и это привело к нервозности, недоверчивости, а также сверхбдительности и неспособности противостоять жизненным невзгодам. Вовсе нет! Я пришел к пониманию, что дети почти постоянно подвергались стрессу и испытывали чувство ненадежности. Непрерывное воздействие небольших стрессоров накапливалось до тех пор, пока не вызвало определенную психологическую реакцию, которая проявилась в компенсаторном поведении.
Психологи очень любят всякого рода аббревиатуры, поэтому я придумал свою – почему бы и нет? – для описания наблюдаемого мной состояния: реакция на кумулятивный стресс (РКС). Это расстройство теперь, спустя много лет, Американская психологическая ассоциация называет комплексным посттравматическим стрессовым расстройством (КПСР).
Кроме того, теперь психологическое сообщество признает, что признаки и проявления поведения, которые я наблюдал: сверхбдительность, нервозность, тревожность, неспособность сопротивляться жизненным невзгодам, невозможность контролировать свои импульсы и отсутствие перспективы, – усугубляются, когда дети аккумулируют достаточное количество «небольших» стрессоров, воздействующих постоянно. Подобное постоянное воздействие стресса и вызывает РКС.
Реакция на кумулятивный стресс описывает ответ организма на непрерывное воздействие небольших стрессоров, своего рода порог, который легко построить, но невозможно разрушить. Пожалуйста, поймите меня правильно: я не имею в виду стрессор такого уровня, который представляет собой сам факт существования. Я не утверждаю, что детей вообще нельзя подвергать стрессу; можно, и даже нужно. Дети испытывают разочарование, когда их желания не исполняются, они страдают от болезни, горя и потерь. Жизнь детей вовсе не лишена стрессов, и детство далеко не «радужный» период, где один счастливый момент сменяет другой. Действительно, представьте шестилетку, который мечтает о супергероях и сверхсиле, а потом, свалившись с вишни на заднем дворе, обнаруживает, что он не может летать. Ему больно, он сломал левую руку так, что смотреть страшно, и вдобавок еще и попал в травматологическое отделение больницы. Подобные инциденты, которые в детстве случаются нередко, вызывают значительный стресс и потом долго пересказываются членами семьи – в качестве примера храбрости, способности подавить страх, силы и героизма. (Не тот героизм, увы, который проявился в полете; тот, о котором Ральф Уолдо Эмерсон сказал: «Герой не храбрее обычного человека, но он сохраняет свою храбрость на пять минут дольше».)
Тот уровень стресса, который описывается термином РКС, трудно отличить от обычного и нормального повседневного стресса, который испытывают дети. День за днем настроение и самочувствие меняются, словно на доске-качелях; но стресс действует так, словно один конец перевешивает. Как только воздействие стресса прекращается, баланс возвращается. Все эти ободранные коленки, ссоры с друзьями, простуда, которая приковывает к кровати на пять дней… Это может только укрепить жизнестойкость ребенка и поможет ему осознать свои способности. Нормальный стресс является примером «необходимого сопротивления». Мы все, в том числе и дети, должны преодолевать препятствия в жизни, чтобы научиться распознавать их, справляться с ними и жить дальше. Нормальный стресс тоже может вызывать тревогу, но он не ранит, если у нас есть необходимые навыки и поддержка, чтобы справиться с ним, пережить его воздействие. Стресс вызывает значительные повреждения, если он сильный или слишком продолжительный. Если человек (или ребенок) не способен распознать стресс и справиться с ним, то он попадает в замкнутый круг стрессреакции.
Характеристикой РКС является не уровень травмирующего воздействия, а постоянство или частота воздействия мелких стрессоров. Что вызывает кумулятивный эффект? Что именно воздействует на душу ребенка и его поведение? Я понял, что все эти небольшие стрессы ослабляют способность ребенка противостоять жизненным неурядицам. Они истощают психические, физические и эмоциональные силы. Постоянный стресс нарушает способность к концентрации внимания, душевное равновесие, а также ощущение безопасности, которое позволяет нам воспринимать новое и изменяться. Стресс мешает сосредоточиться, и не только на конкретном задании: он не позволяет детям «пережить» детство, то есть сформировать и развить ощущение собственной личности.
Но вот что мне становится все более очевидным с каждым днем: подавляющее количество стрессоров мы теперь называем «повседневной жизнью». В такой обстановке живут наши дети, и их жизнь не слишком отличается от взрослой. Они точно так же перегружены информацией, в том числе и той, которая поступает из СМИ, на них точно так же сваливается множество одновременных заданий и точно так же, как взрослым, им катастрофически не хватает времени.
ЭЛЕМЕНТАРНО
Ритм современной жизни все больше расходится с естественным ритмом детства.
На самом деле довольно грустно слышать, что детство поставлено под угрозу. Это сложно объяснить или принять. Я не верю, что угроза детству является результатом сознательных усилий. Вряд ли среди нас есть «Бармалей», зловещая сила, которая направлена против детей. За это несет ответственность не отдельный человек, или организация, или потустороннее существо. Кого обвинять: компанию «Филип Моррис», «Дженерал Миллс», продавцов и разработчиков рекламы, «технофилов», которые предлагают мобильные телефоны для восьмилетних? Если разобраться, всех – и никого. Я не думаю, что кто-то из «обвиняемых» сознательно подвергает угрозе детей, продавая или рекламируя свою продукцию.
Однако наше общество искренне убеждено: чем больше, лучше, крупнее и быстрее, тем лучше для всех. Эта концепция стала своего рода способом выживания, хотя она довольно примитивна (но не лишена особого, свойственного Западу, современного смысла). На каком-то уровне это можно понять, несмотря на то что подобная концепция перестала обеспечивать выживание; напротив, это прямая угроза выживанию.
Мы втискиваем в свои дома все больше вещей (хотя и сами дома становятся все больше), перегружаем свою жизнь (страдая от занятости и недосыпания), перегружаем сознание (круглосуточный канал новостей, Интернет, блоги, социальные сети). Ученые провели исследование группы потребителей, чтобы выяснить, в каком возрасте дети начинают использовать такие современные гаджеты, как мобильные телефоны, МР3-плееры и DVD. Оказалось – в шесть с половиной лет1. Темп жизни ускоряется, и мы не только тащим детей за собой, но и проецируем на них свои тревоги. Мы боимся опоздать, и уже не знаем, осталось ли в жизни хоть что-то, не требующее ускорения. Есть ли что-то, не требующее улучшения, обогащения, развития или соревнования? Мы еще не придумали способ сокращения сроков беременности, но как только ребенок рождается, мы пытаемся ускорить процесс его роста и развития.
Давайте посмотрим, какой еще способ придумало общество для нападения на детство. Возьмем, например, время, отведенное для сна. Большинство из нас признают необходимость хорошего ночного отдыха – семь или восемь часов сна ежедневно. Тем не менее мы готовы сократить время, отведенное на сон. Есть люди, которые считают, что им достаточно спать по четыре часа в сутки. Томас Рот (Thomas Roth) из Центра по исследованию нарушений сна в Детройте (Henry Ford Sleep Disorders Center) сомневается в этом: «Процент популяции, представители которой спят менее пяти часов в сутки и нормально себя чувствуют, можно округлить до целого числа. Это число – ноль». Роберт Стикголд (Robert Stickgold), специалист по проблемам сна из Гарварда, рассказывал, как некий частнопрактикующий психиатр спросил его, существует ли хоть одно противопоказание для назначения модафинила студентам во время экзаменов. Модафинил является новым, широко рекламируемым лекарством, которое подавляет потребность в сне. Стикголд сказал психиатру: «Вообще никаких противопоказаний. Если вы уверены, что сон – совершенно бесполезная вещь»2.
Правда ли, что сон – просто промежуток между бодрствованиями? А детство – время ожидания взрослой жизни? Лишенный сна человек умирает (чисто теоретически), и ученые до сих пор спорят о том, какие процессы происходят во время сна. Общий вывод такой: когда мы спим, происходит восстановление психических и эмоциональных функций, а также улучшение моторных навыков (своего рода «отработка» движений в памяти). Есть также предположение, что сон способствует поддержанию гомеостаза головного мозга. При бессоннице нарушается работа иммунной системы. Известно, что при этом страдает речь, память и способность мыслить гибко и нестандартно. Крысы, которым не давали спать, умирали через семнадцать-двадцать дней: у них выпадала шерсть, а уровень метаболизма подскакивал вверх. Организм сжигал огромное количество калорий, даже если крысы не двигались3.
Ученые исследуют биологическое назначение сна и для этого подвергают бессоннице живых существ. Если людей лишать сна, они не могут ни вспомнить, что изучали в состоянии бодрствования, ни применить свои знания. Они теряют психологическую устойчивость и физические силы и страдают от дисфункции иммунной системы. И мы еще спрашиваем, нужен ли нам сон? Мы хотим вернуть себе почти треть жизни, которую якобы теряем во сне. Можем ли мы обойтись без сна или сократить его время? Обществу следует задать те же вопросы относительно детства. Какое назначение у этого периода жизни? Можем ли мы сократить его? Если мы будем обращаться с детьми как со взрослыми, насколько лучше они подготовятся к взрослой жизни?
Я сомневаюсь, что мы правильно понимаем «назначение» детства, потому что вижу, какими вырастают люди, слишком быстро проскочившие этот период. Не думаю, что картина благовидная. В детстве происходят свои собственные мистические процессы, в особом темпе. Мне кажется, когда мы просим детей «соответствовать» миру высоких скоростей, мы, не желая того, наносим им вред. Мы лишаем детей как раз тех составляющих, которые необходимы им для того, чтобы найти свой путь в сложном мире – благополучия и жизнестойкости. Тем не менее я искренне верю, что существует множество доступных родителям способов, способных защитить детство.
ЭЛЕМЕНТАРНО
Безопасное детство означает, что ребенок имеет возможность постепенно формировать собственную личность, жизнестойкость и состояние душевного равновесия.
Недавно меня попросили прочитать лекцию. По дороге к месту выступления я слушал радиопередачу о глобальном потеплении. Помните маленького Джеймса, о котором я рассказывал вам? Он немного просветил меня на эту тему. Но я подумал прежде всего о том, что проблема, которая кажется серьезной и на самом деле является такой, повергает нас в тревожное состояние. Вы сортируете мусор, чтобы его легче было перерабатывать, и покупаете светодиодные лампочки, вы с восхищением рассматриваете гибридный автомобиль и одновременно клянетесь себе, что будете одевать детей только в натуральные ткани. И еще непременно надо заделать озоновую дыру! Однако наши действия принесли бы гораздо больше пользы, если бы были продиктованы не тревогой, а состраданием, желанием защитить Землю.
Это напомнило мне об одном человеке, который как-то пришел на мою лекцию. Я уверен, что его притащила жена. После лекции он подошел и очень доброжелательно сказал: «Здорово! Мне понравилось. (На самом деле, как я полагаю, часть лекции он проспал). Много пищи для размышления, не так ли? Я сам окончил Гарвард, но сомневаюсь, что мой Бен последует по моим стопам, если только нам не удастся привлечь его внимание к учебе! Я прямо сейчас составлю список упрощений. У сына на следующий год экзамены; как вы думаете, хватит ли нам времени, чтобы все изменить?» Да, этот человек хорошо отдохнул, его спокойствию можно было позавидовать, но дело в том… Он упустил самое главное! Если избавиться от тревог, это не обязательно приведет к долговременным изменениям, и еще меньше – к преобразованиям. Смысл упрощения не в том, чтобы Бен лучше сдал экзамены (хотя мы, конечно, желаем мальчику хороших оценок). Цель – благополучие Бена. То есть гораздо важнее приложить усилия к более высокой цели – защитить детство наших любимых детей. Детство – крайне важный период, у него свои особенности и свои естественные процессы. А наше общество проделало слишком много дыр в защитном фильтре, который призван ограждать детей от взрослой жизни и взрослых проблем.
Но есть и хорошая новость: мы, родители, можем многое сделать для того, чтобы защитить детство. Существует немало способов фильтрации, уменьшения скорости и ограничения стрессов. В наших силах не позволить стрессам взрослой жизни проникать в дома, головы и сердца детей. По мере того как я продолжаю работать над упрощением, становится все очевиднее, насколько эффективным может быть процесс восстановления благополучия ребенка и возвращения ему ощущения «легкости бытия». Это совершенно меняет стиль жизни семьи и приближает его к тому идеалу, о котором вы мечтаете.
Прежде чем мы перейдем к уровням упрощения, описанным в последующих главах, я хочу показать вам общую картину процесса. Мы с вами проведем небольшое совещание, и я задам вам вопросы, которые задавал и другим людям. В наше время, чтобы действовать под влиянием надежды, а не страха, нужно начинать упрощение с мечты. Карл Сандбург (Carl Sandburg) однажды сказал: «Ничего не происходит, если сначала не помечтать». Здесь не бывает исключений. Вашей мотивацией будет мечта, представление о собственной семье; и эта мечта будет работать, пока вы работаете над упрощением.
Процесс: Надежды и мечты
Очень часто люди приходят ко мне всей семьей, в школьный кабинет или на частный прием, потому что у ребенка проблемы с поведением. Причина для обращения к психологу та же, по которой вы звоните врачу, внезапно обнаружив на теле сыпь; и психолог, как и врач, обнаруживает, что сыпь – только внешний признак более серьезной проблемы. Как я упоминал во введении, вы можете увидеть многое, в том числе семейные ценности, просто рассматривая повседневную жизнь семьи. Чтобы вам было понятнее, поясню: я предлагаю людям выбирать: или несколько месяцев довольно дорогой семейной терапии, или однократный визит к ним домой. По моему мнению, в обоих случаях я получаю равноценную информацию. Я тихонько посмеиваюсь, но не удивляюсь, как часто люди поначалу выбирают сеансы семейной терапии, на которых мама и папа нервно переглядываются, вместо того чтобы пригласить меня к себе в гости. Конечно, никому не понравится, что посторонний вторгается в ваш дом на целый день, с самого утра, когда вы только открыли глаза, до времени укладывания спать детей.
Я не думаю, что однодневное обследование обстановки в семье так уж неприятно для родителей. Когда люди выбирают такой вариант, я провожу у них в доме целый день, наблюдая за повседневными делами и занятиями. Я могу поиграть с детьми или помочь накрыть на стол. Часто у меня есть план в общих чертах, который не позволяет мне упустить мелкие детали, просмотреть их за очевидными признаками. Хотя мое присутствие нельзя назвать незаметным, я не сижу в углу, провожая взглядом всех проходящих мимо, с блокнотом и секундомером в руках. Обычно я стараюсь оставаться несколько в стороне, но в непосредственной близости от событий повседневной жизни. Я также могу разбить свой день на части – провести в доме часть рабочего, а потом часть выходного дня. Все зависит от определенных проблем конкретной семьи и ситуации в целом.
Представьте себе обычный день из жизни вашей семьи и то, как он может выглядеть с точки зрения стороннего наблюдателя. Какие проблемы могут стать очевидными? Какое время дня особенно напряженное?
Через день-два после визита я назначаю встречу с родителями. Мы начинаем разговор с интересного и нередко очень оживленного обсуждения семейных идеалов. Я не имею в виду те идеалы, которые так любят обсуждать политики. Мне интересно услышать, как супруги представляют семью, как выглядела их мечта о семье до того, как появились дети. Очень важно, чтобы люди вспомнили свои мечты, прежде чем они будут двигаться вперед. Нужно восстановить надежды, представления, образы, которыми вы дорожите больше всего. Именно это будет основной направляющей силой дальнейшей работы. А упрощение поможет в значительной степени восстановить эти мечты.
Одно из моих самых любимых воспоминаний – как моя жена, беременная нашим первенцем, сидит в кресле-качалке, глубоко погрузившись в свои мысли. Совершенно очевидно, что она думала тогда о будущем. У всех нас есть подобные картинки в памяти, а также представления о семье, какой она должна быть. Какими вы представляли своих детей? Какими видели себя в роли родителей? Нет сомнений, что вы с супругом обсуждали методы воспитания… Наверняка вы говорили о том, какие приемы вам хотелось бы применить и чего бы вы желали избежать любой ценой. Каким вообще вы представляли свой дом?
Мы, родители, нечасто соответствуем собственным идеалам. По аналогии со спортом, родители не зрители, а игроки. Мы способны стать архитекторами повседневной жизни семьи; но, согласитесь, невозможно нарисовать чертеж чего-либо, что постоянно меняется и растет. С детьми вы не имеете достаточно времени для мечтаний, и большинство родителей удивляются, как далеко они ушли от собственного представления о семье. Правда, когда родители только мечтали о семье, у них были далеко не полные данные. (Разве вы не мечтали купить белый диван? И не говорили: «Давай купим ящик для игрушек и будем все туда складывать»?)
Даже если некоторые детали были нереальными, они присутствовали в вашей мечте. Они имели значение – и до сих пор имеют. Эти детали показывают, что вы больше всего ценили, когда только начинали это грандиозное предприятие – создание семьи. Что вдохновляло вас тогда, может вдохновить и сейчас. Должно вдохновить – семья нуждается в свежей струе надежды и воображения. Довольно странно, что мы ищем новизну, как будто только в ней содержится смысл. А почему бы нам не обратиться к тому, что мы уже знаем и должны постоянно помнить, обновляя и используя?
ЭЛЕМЕНТАРНО
Как и другие виды искусства, создание семьи нуждается в свежей струе надежды и фантазии.
Можете ли вы вспомнить, как переносили любимые черты друг друга на своих будущих детей? Помните, как вы представляли семью, которая меняется со временем, по мере роста детей? Наверняка вы представляли жизнь вместе с супругом, совместные трапезы, игры с детьми, школьные занятия и обязанности, горести и переживания, триумфы и достижения. Вы представляли «верстовые столбы» семейной жизни – дни рождения и праздники, первые шаги, первые слова, первый поход в школу. Но вы также рисовали в своем воображении и менее значимые моменты повседневной жизни: сказки на ночь, завязывание шнурков, веселые истории, розовые «валентинки», игры в мяч допоздна, когда мяч уже почти не виден.
Вы представляли семью как убежище; вы представляли любимый уголок, немного странное, обязательно шумное, но забавное, комфортное обиталище независимых душ. Вы представляли пространство, пропитанное домашними запахами, с непременной собакой или кошкой («Как только дети достаточно подрастут, чтобы ухаживать за животным!»), которые будут дремать на подстилке или в кресле («Только не на белом диване!»). Вы мечтали о том, чтобы каждому члену семьи было удобно, чтобы каждый мог реализовать себя, чувствовал любовь и понимание.
Но вы никогда, даже в самых ужасных кошмарах, не представляли хлам, забивающий каждый сантиметр пространства дома! Никогда! Это та самая «мелочь», которую вы упустили, представляя семейную жизнь. Я работал со многими родителями, у которых различие между мечтой и действительностью было огромным. И это различие касалось не только деталей – белого дивана или игрушек, валяющихся повсюду, – оно было фундаментальным. Помню, как одна мама сказала мне чуть не плача: «Иногда мне кажется, что я больше общаюсь с тренерами, учителями по музыке и танцам, педагогами и врачами, чем с моими детьми». Она чувствовала себя «водителем» (в буквальном и переносном смысле), и жизнь детей больше не имела отношения ни к ней, ни к семье в целом.
После лекции один из слушателей отвел меня в сторону. Мы обменялись ничего не значащими фразами, потом он опустил глаза, снова посмотрел на меня и сказал: «Знаете, что меня больше всего удивляет? Я никогда не думал, что будет так тяжело, что жизнь будет настолько изматывающей. Не поймите меня неправильно, я знал, что конфликты неизбежны, я был готов к этому, особенно когда дети становятся подростками. Я помню, как спорил со своими родителями в то время. Но я не мог представить, что когда мой сын начнет взрослеть, наши отношения будут состоять только из стычек и разногласий. Переговоры просто невозможны. Все мои слова принимаются в штыки. Он стал похож на маленького законника. Я и не представлял, что с семилетним ребенком придется спорить по десять раз в день».
