Секреты мертвых

Глава восьмая

В комнате тихо. Теперь, когда ветер и дождь остались за дверью, отсутствие звуков отдается в ушах Кэла оглушающей тишиной. Робби открывает и закрывает рот, но его попытки выдавить хоть слово каждый раз заканчиваются неудачей. Его худощавое тело сотрясает дрожь. Шона ставит чашку с чаем на стол перед юношей и, отойдя назад, застывает со своей чашкой у двери, прислонившись к стене. Она выглядит расслабленной, но Кэл чувствует ее готовность прийти на помощь, если понадобится.

Нет, тишина в их коттедже не мертвая. Ему только показалось. В дымоходе свистит ветер, а оконное стекло под каплями дождя дребезжит, как под градом гравия. Их коттедж соседствует с другими домами, но стены слишком толстые, поэтому Кэл сомневается, что кто-то услышит их крики о помощи.

Робби склоняет голову над чаем, подставляя лицо пару, и обхватывает чашку обеими руками в надежде согреться.

– Простите, что погнался за вами, – повторяет он снова. – Просто мне надо… Мне сказали, что вы в пабе. Это же вы? Человек из газет? Тот, кто ведет подкаст? Я видел вас как-то по телику… Но у меня плохая память на лица, поэтому… – Робби прищуривается.

Кэл кивает:

– Да, это я.

И думает о Крисси, находящейся там, в их прежнем общем доме. Наверное, она сейчас рисует эскизы… Этот паренек, Робби, вряд ли намного старше нее. Теперь, разглядев его хорошенько, Кэл убедился: он почти ребенок.

– Мне нужна помощь. Мою мать застрелили. Она умерла.

Лицо Робби не меняется, когда он произносит эти слова. Будто он не может допустить, чтобы боль прорвалась наружу. Иначе всему конец.

– Я сожалею, – бормочет Кэл, – это ужасно.

«Похоже, об этом расстреле толковал бармен», – думает он.

– Я просто не могу смириться с тем, что человек, который это сделал, где-то здесь. И продолжает жить своей жизнью. – Глаза Робби молят о помощи.

Кэл старается говорить как можно мягче:

– Я уверен, что полиция делает все, что может. Иногда расследование тянется долго, но это не значит…

Робби мотает головой из стороны в сторону – взволнованно, несогласно.

– Они никого не нашли. Сдались, закрыли дело. Это случилось четырнадцать лет назад. Мне тогда было пять. Она была на пороге. – Робби сглатывает, на его лице маска, но кожа пошла пятнами. Воспоминания, хоть и блеклые, мешают родиться словам. Но вот он собирается с духом: – Она умерла на пороге. Скорая приехала, но оказалось слишком поздно. Я и мой маленький брат… мы находились в саду, когда это случилось.

Робби трет глаза. Наверное, и тогда, еще ребенком, он их так тер. Не в силах сдержаться, Кэл протягивает руку и прикасается к ладони паренька. Но тот подпрыгивает как ошпаренный.

– Извини. – Кэл убирает руку.

Это все равно что приручать дикого зверя. Как он себя поведет – адекватно или нет, – не угадаешь. Единственное, что он видит, – это страх.

Но все-таки прикосновение подрывает самообладание Робби. По его лицу ручьями текут слезы, и вид этого выплеснутого наружу страдания настолько потрясает Кэла, что у него в глазах тоже возникает резь.

– Вы можете… – грудь Робби поднимается от всхлипа, – …помочь найти того… кто это… сделал? Пожалуйста…

Слышать подобные слова при личной встрече еще тяжелее, чем читать жалостливые письма, которые непрерывным потоком приходят на его электронную почту.

– Робби, – ласково говорит Кэл, – мне очень жаль, что твоя мама погибла. Правда, очень жаль. – Разве можно вложить в слова достаточно сочувствия, когда отвечаешь «нет»? – Это ужасно – потерять ее в таком раннем возрасте. Но я не смогу тебе помочь. Я здесь ненадолго, приехал в отпуск, всего на несколько дней. Я не тот человек, на которого тебе стоит рассчитывать.

– Нет, вы должны помочь. Должны, – говорит парень. – Никто больше не сделает этого. Они все ее забыли, живут дальше, а я не могу.

Кэл обменивается обеспокоенным взглядом с Шоной. Голос Робби становится выше, его лицо пылает в лихорадочном возбуждении, продолжая искажаться. Он вновь превращается в того безумца в баре.

Шона поглядывает на часы на стене. Кэл понимает, на что она намекает. Уже поздно, слишком поздно для того, чтобы вести рациональный разговор на такую тему. Ему не следовало впускать парня в коттедж.

– Робби, как звали твою маму?

Юноша берет себя в руки:

– Брайони. Брайони Кэмпбелл.

Кэл позволяет молчанию затянуться на несколько секунд. Пусть это имя повисит в воздухе между ними. Образ женщины проскользнет и исчезнет.

– Послушай, Робби, я не могу расследовать смерть твоей матери. Мне очень жаль. Но завтра, если захочешь, мы можем встретиться за чашкой кофе, и ты расскажешь мне о ней. Может быть, я предложу тебе какие-нибудь варианты на тот случай, если ты захочешь попытаться добиться того, чтобы дело вновь открыли.

Робби впивается в него изумленным взглядом: в покрасневших глазах проблескивает крошечная искра надежды.

– Вы встретитесь со мной, правда? Я могу вам рассказать все…

– Я знаю, что можешь, Робби. Но сейчас уже очень поздно, я не могу мыслить ясно. Я устал. А это важно, все нужно обмозговать как следует. Тебе потребуются бумага и ручка, чтобы записать все, что тебе известно.

Робби кивает.

– Значит, договорились. Сейчас нам надо отвести тебя домой, а завтра мы встретимся, хорошо?

– Хорошо.

– Где твой дом, Робби? Где ты живешь? – Теперь, когда они договорились, к ним подходит Шона.

Парень смотрит на нее так, словно до этого момента даже не осознавал ее присутствия. Единственным человеком, на кого он смотрел, был Кэл.

– За околицей. Но Том разрешает мне ночевать в пабе после поздней смены. Я могу вернуться туда. – Робби стремится им угодить, ждет одобрения Кэла. Что-то в этом пареньке задевает его за живое, пробуждает в сердце жалость.

– Хочешь, мы проводим тебя?

Робби мотает головой:

– Не надо, я сам доберусь. Не переживайте за меня. Во сколько встречаемся завтра?

– Давай около десяти в той маленькой кофейне по пути?

– «У Энни»?

– Да, там. – Кэл не уверен, что это та самая кофейня, но деревушка небольшая – они найдут ее.

– Вы не забудете?

Вопрос паренька выдает столь знакомое Кэлу опасение, что люди способны подвести тебя, что надежды окажутся напрасными. Он пытается спровадить Робби, это правда. Но он не собирается его кидать.

– Обещаю. И ты ведь теперь знаешь, где мы остановились. Ты смог бы найти меня при необходимости.

Робби кивает, он вроде бы успокоился. Они с Шоной провожают паренька до двери, наблюдают, как он выскальзывает в ночь. Ветер уже стих. Дождь еще идет, но его свирепость иссякла. Волны представляются теперь не такими агрессивным, как прежде. И пена на дороге растаяла.

Паренек оглядывается на него, поднимает руку, и Кэлу кажется, будто он понимает темноту в его глазах. Робби расслабился, одержимость, требовавшая от него борьбы и справедливости, исчезла. Кэлу слишком знакомо подобное состояние.

Когда силуэт растворяется в темноте, Кэл закрывает дверь и продолжительно выдыхает. А в следующий миг руки Шоны уже тянутся к нему, и он принимает ее в объятия, прижимая к себе.

– Ты вроде бы обещала мне спокойный отпуск, – говорит Кэл, когда Шона смотрит на него.

– Это все ты. Я тут ни при чем. Я не знаменитость. Отдыхать с тобой – все равно что проводить отпуск с Кровавой Мэри, – парирует Шона.

Ее губы – отдушина после драмы с участием этого странного паренька. Кэл закрывает глаза, он запрещает себе думать о Робби и растворяется в Шоне. Их руки, как змеи, заползают под одежду. Тела прижимаются еще крепче. Прикосновение к ее коже заставляет Кэла осознать, насколько он замерз. Шона тоже дрожит от холода.

– Идем…

В маленькой гостиной Кэл плотно задвигает шторы, чиркает спичкой и подносит ее огненный язычок к камину. Жар пламени окутывает комнату. Кэл встает перед Шоной на колени.

Они сейчас в другом мире – в этой крошечной комнате в коттедже на западном побережье. За стенами бушует море, а вокруг них защитное оранжевое свечение, блокирующее все остальное в его жизни. И сейчас Кэлу не до раздумий. Ему хочется раствориться в поцелуях, в прикосновениях ее рук на своем теле, в том ощущении, как изнуряющий жар плавит их в единое целое. Он хочет утонуть в магнетическом притяжении их бедер и полной потере контроля над собой. Он так отчаянно в этом нуждается.

Глава девятая

Утром воздух свежий и острый, как лезвие бритвы. Вода прозрачная, как стекло. Море уже выбросило на берег весь шлак: обломки сплавного леса и пожухлые водоросли. Они рассеяны по всему скалистому пляжу. События предыдущего вечера кажутся давним сном. Кэл пошел за рулетами с беконом, оставив сонную Шону в коконе из простыней.

Он отправил эсэмэс детективу Фулдс и теперь бредет, волоча ноги, вдоль берега. Время от времени он наклоняется, чтобы подобрать ракушку. Море манит его, но, когда Кэл прикасается пальцем к воде, она кусает его ледяным холодом. И Кэл вздрагивает, обманутый ее соблазнительной красотой.

Взяв рулеты с беконом, сочащимся жиром, и большие стаканчики с кофе, он идет обратно к коттеджу уже другим, более быстрым маршрутом – по асфальтированной дорожке, которая возвышается над пляжем. Над головой испускает голодный крик чайка, словно догадывающаяся, что лежит в его пакете. Они с Шоной запланировали на сегодня поездку на коралловый пляж, но ее придется отложить. Ведь неизвестно, сколько продлится разговор с Робби. До назначенной встречи остается всего час. Возможно, Робби и не придет, но Кэл не собирается его подводить.

В коттедже все еще царит тишина. Взяв две тарелки, Кэл устремляется наверх.

– Приветик, соня. – Он кладет пакет на край постели. – Я съем и твой рулет с беконом.

Уголок одеяла приподнимается, Кэл видит Шону. Она пытается открыть глаза и зевает так широко, что демонстрирует розовую глотку.

– Только посмей!

– Я принес еще и кофе.

– О, вот это любовь, – бормочет Шона и тут же осекается: – Я имею в виду…

– Все нормально, – смеется Кэл, – я знаю, что ты имеешь в виду.

Он целует Шону и изумляется тому, как легко и просто это дается ему сейчас. И каким естественным и правильным кажется. Когда этому придет конец? Когда кому-то из них (или обоим?) это станет в тягость?

Шона, усмехнувшись, берет у него стакан с кофе, поднимает крышку и отпивает большой глоток. Кэл пристраивается рядом, и, прильнув друг к другу, они начинают есть рулеты. Молча. Наслаждаясь видом из окна. Море отражает небо над темными грядами пурпурных островов в отдалении.

– От Фулдс есть какие-нибудь новости?

– Ничего.

Шона накрывает ладонью его руку:

– Это сводит тебя с ума?

– А что, так заметно?

– Честно говоря, у тебя хорошо получается это скрывать. На твоем месте я бы уже лезла на стену.

– Это глупо, – говорит Кэл, повернувшись лицом к Шоне. – Я ждал всю жизнь. Что в сравнении с этим еще пара-тройка недель?

Подавшись вперед, Шона целует его:

– Всё.

– Ты удивительная. Потрясающая. Ты это знаешь? – шепчет Кэл и тут же отводит взгляд к морю, его щеки предательски пламенеют.

Зеркальную гладь воды прорезают два каякера, они оставляют за собой пенистый шлейф, рядом с которым остальная часть моря кажется еще более неподвижной и странной. И в который раз Кэл поражается красоте ландшафта, вызывающей в нем благоговейный трепет. Цвета и свет все время меняются. Они что-то меняют и в нем. А может, и не они, а Шона?

– Мне нужно в душ, – нехотя говорит Кэл, когда ее руки скользят под его футболку.

Их губы снова встречаются – все еще сальные после завтрака, все еще голодные. Голос внутри Кэла взывает: «Останься здесь, схоронись от неурядиц внешнего мира под этими простынями». Он отстраняется от Шоны. Чтобы вдохнуть воздух. Он боится увлечься ей и забыть о своем обещании.

– Я встречаюсь с Робби, помнишь?

Шона стонет, прижимается к нему головой:

– Разве я могу забыть нашего полуночного гостя?

– Прости. Это часть моей жизни. Я создаю хаос везде, где скитаюсь. – В шутке Кэла есть доля правды.

Шона смеется:

– Это здорово. Мне по большей части нравится твой хаос. Я пока встану, приведу себя в порядок. А еще мне нужно позвонить в лабораторию, чтобы проверить, не спалил ли ее Клифф. Вдруг он выкинул еще какую-нибудь глупость.

– Разве у Клиффа не три докторские степени? – Отношения Шоны и Клиффа, напоминающие отношения мамочки и сына-подростка, удивляют Кэла.

– Да, у Клиффа отличное образование, но вот здравого смысла нет, – качая головой, отвечает Шона. – Он напрочь отсутствует.

– Наверное, он отрывается сейчас на полную катушку, раз тебя нет.

– Не осмелится.

– Готов держать пари, – дразнит Кэл.

– А вот и нет… Он чахнет и тоскует по мне. Как и ты начнешь скучать по мне через минуту. – Шона показывает ему язык.

– Я ненадолго. – Кэл высвобождается из ее объятий. – Так что не вздумай снова лечь спать. Я хочу увидеть тот коралловый пляж, о котором ты мне рассказывала.

– Ну… я, конечно, немного соврала. Пляж не коралловый, а известняковый. Такое случается, когда водоросли кальцинируются и… Ты смотришь сквозь меня. Похоже, твои мысли витают в другом месте?

Эх, если бы он мог нырнуть обратно в постель вслед за ее озорной улыбкой…

– По правде сказать, да. Но ты же прочитаешь мне научную лекцию чуть позже? Да? Ты такая сексуальная, когда…

В голову Кэла летит подушка. Он все еще улыбается, когда принимает по-быстрому душ и закрывает за собой дверь коттеджа. Вереница велосипедов с большими корзинами проносится мимо Кэла и сворачивает на дорогу, ведущую в горы. Кэл подходит к кофейне, в которой они договорились встретиться с Робби. Яркая, выкрашенная голубой краской рама сверкает чистотой вокруг витрины с отполированными до блеска стеклами, за которыми красуются аппетитные пирожные и торты. Внутри виднеются удобные столики и диванчики.

Ровно в десять Кэл толкает дверь кофейни. А Робби уже там, топчется возле кассы. Кэл замечает в руках паренька блокнот и ручку с еще не отлепленным ценником. И его сердце щемит. Иногда Кэл старается держать дистанцию с родными пропавшего или погибшего человека, не ставить себя на их место. Когда ты что-то знаешь, ты уже не можешь выбросить эту информацию из головы.

– Я не знал, что вам взять. – Робби тычет рукой в пирожные и кофемашину. Его голос высокий, в любой момент грозит сорваться. Лицо густо залито красной краской.

– Не бери в голову. В любом случае я угощаю. – Кэл вынимает из кармана джинсов бумажник.

На лице Робби читается облегчение, хотя он продолжает переступать с ноги на ногу. «Интересно, он всегда такой нервный?» – проносится в голове Кэла. Но тут он осознает, что на них таращатся две женщины за кассой. Поняв, что Кэл это заметил, они делают вид, будто заняты только собой. Правда, у них это плохо получается.

– Что тебе дать, Робби? – обращается к пареньку женщина в отутюженном переднике, на котором голубые витиеватые буквы складываются в имя Энни.

– Мне только чай, пожалуйста, Энни.

Женщина наклоняет голову к Кэлу:

– Доброе утро.

В ее приветствии нет враждебности. Скорее, таится волнующий вопрос. Ощутив в полной мере интерес к их персонам, Кэл понимает, что допустил ошибку: Робби дискомфортно. Выбрав для встречи это заведение, он, образно выражаясь, поставил парня под свет софитов. Его здесь знают все. И все здесь в курсе, что случилось с его матерью.

– Мне тоже чай, – говорит Кэл Энни и тут же обращается к Робби: – Ты не будешь возражать, если мы присядем на лавочке снаружи? Сегодня такой прекрасный день…

Напряжение, сковывающее лицо Робби, слегка ослабевает.

– Нет, это даже лучше. Там есть скамейка на траве, – рукой показывает парень.

Устремив глаза в указанном направлении, Кэл находит деревянную скамью с видом на море. Никто не услышит их разговор!

– Почему бы тебе не занять ее, пока нас не опередили? – говорит он Робби. – А я подойду, как только возьму чай.

Робби быстро кивает и выскакивает за дверь, оставив Кэла и Энни вдвоем. Кэл ждет вопрос, но женщина лишь поджимает губы и пробивает на кассе два чая. Желудок Кэла бунтует, требуя пирожных. Их аромат невероятный, рулет с беконом не идет ни в какое сравнение с местными десертами.

– Подождите, я возьму еще пару вот этих… – Кэл запинается, обводя взглядом витрину и не зная, что конкретно выбрать.

– Вот эта его любимая, – подсказывает Энни, показав на сдобную булочку с изюмом. – Он любит ее с раннего детства. – Женщина тщательно следит за словами, поглядывая на Кэла. И он улавливает смысл, скрытый за ними.

– Тогда я возьму две такие булочки, спасибо, – благодарит Кэл.

Его немного отпускает. Оказывается, у паренька, нервно ерзающего на скамейке, есть и защитники среди местных. Иногда наблюдательность людей оборачивается во благо другим.

Протягивая чай, Энни заглядывает Кэлу прямо в глаза:

– Не всегда стоит копаться в прошлом. Вы ищете материал для своего подкаста, а нам здесь жить.

Кэл осознает: бессмысленно ей что-то объяснять. Над парочкой занятых столиков повисло напряженное молчание, они прислушиваются. Кэл наклоняет голову:

– Благодарю вас. – Он благодарит ее за чай, а Энни… пусть интерпретирует, как ей вздумается.

Кэл переходит дорогу, он старается подавить враждебность, когда подает Робби чай и бумажный пакет с булочкой. Парень заглядывает в пакет и вскидывает на Кэла глаза, полные изумления.

– Моей заслуги в этом нет, – признается Кэл. – Это Энни мне сказала, что ты их любишь.

На губах Робби проскальзывает слабая улыбка, всего на секунду. Вытащив из пакета булочку, он отщипывает от нее пару кусочков, а потом съедает ее в один присест. Похоже, Робби не наелся. Он очень худой, слишком худой – костлявые запястья, темный пушок на сухопарых руках. И эта нервозность во всем теле. Длинные волосы паренька влажные. Они защищают его от внимательных глаз Кэла. А взгляд Робби устремлен на море.

Кэл ждет, когда он заговорит.

– Извините за прошлую ночь, – шумно отхлебнув чай и потупив глаза в стакан, начинает парень. – Я выпил, и, когда узнал, что вы там… я не подумал.

– Расскажи мне о своей маме, – ласково говорит Кэл.

Робби вздыхает:

– Я ее толком не помню. Не то чтобы совсем. Мне казалось, что я помню, как она мне однажды пела. Но, когда я рассказал об этом отцу, он сказал, что она никогда не пела. – Парень глядит на Кэла. – Может быть, я это просто выдумал… – Его голос стихает до шепота. – Просто я считаю неправильным, что все отмалчиваются. Как такое может быть: никто не знает о том, что случилось? Это несправедливо!

– А полицейские кого-нибудь арестовали тогда? Они называли подозреваемых?

Робби мотает головой:

– Мне кажется, будто я что-то упускаю. А что именно – не знаю. Но у меня постоянно такое ощущение. И оно становится все хуже. По-моему, я схожу с ума. Но люди здесь не любят говорить о том, что произошло.

Кэл знает по себе, что поговорка «Время лечит» не работает в реальной жизни. Иногда память выплескивает наружу воспоминания в самый неожиданный и неподходящий момент.

– А твой отец? Ты ладишь с ним?

Робби трет лицо тыльной стороной руки:

– Да. Я живу с ним, моим братом и мачехой. Они хорошие, но, мне кажется, они не чувствуют того же, что я. Шон не такой, как я. Не то чтобы ему наплевать… Просто его это не тревожит, как меня. Он вообще старается не думать об этом. Ему было всего четыре года, когда это случилось.

– Вы близки с ним?

Робби пожимает плечами:

– Раньше были. А сейчас он ходит какой-то угрюмый. Все время не в настроении.

– Типичный подросток.

– Ага.

Они сидят так некоторое время, Робби говорит, потом замолкает. Слова утешения, которые Кэл может ему сказать, – ничто в сравнении с горем юноши. Слушать его мучительно, но все же есть в рассказе Робби нечто такое, что цепляет Кэла как журналиста. Его терзает ощущение, что случай Робби интересен. Кэл борется с искушением. Это не его расследование. Он даст Робби несколько советов – на этом всё.

Но рассказ Робби продолжает занимать его мысли даже после того, как он прощается с парнем. Он пообещал ему подумать над деталями. Как кто-то среди бела дня мог подойти незамеченным к дому, хладнокровно застрелить женщину, сыновья которой играли поблизости, а затем бесследно исчезнуть? Это уму непостижимо.

Ввязаться в это дело будет ужасной, ужасной ошибкой. Но, подойдя к коттеджу, Кэл вдруг осознает, что он уже больше часа не тяготился мыслями о поиске Марго, о резких односложных ответах матери по телефону и о холодных глазах Барра.

Глава десятая

– Вот так так. – Шона изучает его лицо, пока они объезжают мыс в поисках кораллового пляжа.

Их рюкзак забит сэндвичами, пирогом и спреем от комаров. Небо остается ясным, без туч, из которых прошлой ночью лил сильный дождь.

– О чем ты? – Кэл не сводит глаз с петляющей дороги, с ее ужасными зигзагами, резкими поворотами и блуждающими по обочинам овцами. Поэтому он не может повернуться и увидеть выражение ее лица. Но он способен его представить. – Я не собираюсь браться за это дело, если ты об этом.

– Конечно, не собираешься, – хмыкает Шона.

– Не собираюсь! Я не могу. – Вцепившись в руль, он направляет машину в крутой поворот. – Мне просто жалко его, только и всего. Он такой потерянный.