Потерянный светлячок

– Ну пожалуйста, мы быстренько, неужели вам ни капельки не интересно? –

она сменила тактику, прикинув, что Влад вряд ли будет выполнять её указания.

Макс смотрел на Влада, ища поддержку у старшего брата, он только успел отдышаться от прошлого приключения и явно не хотел ввязываться в новое.

– А, давайте, – Влад усмехнулся, взглянув на Макса, который явно не ожидал такого подвоха.

Не дав возможности брату возразить, он быстро вышел из машины и, откинув сиденье, подал руку Натали. Она с благодарностью одарила Влада обворожительной улыбкой и с проворностью горной козочки выпрыгнула из машины, последним, бросив злой взгляд на брата, выбрался Макс.

***

С дороги лагерь казался просто частью леса. Вдоль ограды плотно росли сосны и ели, закрывая от любопытных взглядов призрак советского детства. Подойдя ближе, Натали с радостью обнаружила, что несколько прутьев были сломаны, образовав довольно значительный проход, через который они легко попали на давно заброшенную территорию. Пройдя немного, троица вышла на широкую дорогу с потрескавшимся от времени асфальтом. По краям плотно, как колонны, стояли вековые сосны, вверху их ветви практически сплетались, заслоняя небо, и даже в светлый день не пропуская солнечный свет. Дорога вела вглубь лагеря, вдоль нее с обеих сторон на погнутых, изъеденных ржавчиной, металлических подставках были установлены огромные портреты.

– Смотри, Влад, это же аллея героев, – прошептал Макс.

– Да, по ней мы выйдем прямо к центру лагеря, это главная дорога, – также тихо ответил Влад, вспоминая атмосферу этого места.

Здесь всегда было мрачно и тихо, бегать и кричать было запрещено, но даже без запрета это место не располагало к играм. Независимо от того шел ты к воротам или возвращался в лагерь, пионеры-герои наблюдали за тобой. Их взгляды были полны решимости и непоколебимой веры в, казалось тогда, незыблемые идеалы, на шее у всех повязан красный галстук. Максу никогда не нравилось это место, а он напротив любил ходить по аллее, вглядываясь в суровые детские лица на портретах, читая истории их жизни и смерти – обычно зверские убийства с фотографиями или зарисовками. Он вспомнил, как читал и перечитывал их снова и снова, переходя от портрета к портрету, как рассказы ужасов. Первый портрет, Павлик Морозов, зверски убит его же собственным дедом, как смутно помнилось Владу из уроков истории. Парень с огромным лбом и жестко сжатым ртом смотрит, как будто прямо тебе в глаза, от его взгляда по спине бежали мурашки. Под нарисованным лицом фотография – два трупа, Павлик и его младший брат, исколотая грудь Павлика, и неестественно вывернутое тело его младшего брата, их одежда пропитанная кровью и рассыпавшиеся вокруг алые ягоды из плетеных корзинок…

– Здесь так мрачно и даже страшно, – звонкий голосок Натали выдернул Влада из потока странных, нахлынувших воспоминаний, – а кто все эти герои, что они сделали?

Не дождавшись ответа, она подбежала к одному из портретов:

– Ой, Макс, там повешенная девушка, на фото под портретом!

– Да, она была партизанкой, там еще были описания пыток, ее жги огнем и насиловали, ей выкололи глаза, а потом повесили, она ничего не рассказала, место и правда жуткое, пойдемте быстрее, – ответил ей Макс, ускоряя шаг.

– Но это ужасно, вы на это все смотрели, сколько лет вам было? – Натали поравнялась с Максом.

– Мне почти семь, а Влад уже переходил во второй класс, мы были в младшем отряде.

– И дети здесь гуляли? – Натали не могла поверить и с сомнением смотрела на Макса и Влада.

– Да, когда было свободное время, отведенное для прогулок.

– Что значит свободное, а остальное время? Я думала, дети здесь просто отдыхали.

– Нет, дети здесь жили по очень строгому расписанию с утра до самого вечера. День начинался с подъема под звуки горна, потом зарядка, линейка и поднятие флага, завтрак, уборка комнат. Потом разные отрядные мероприятия, обед, тихий час, потом занятия спортом, ужин, вечером кино или дискотека. Макс, я ничего не забыл?

– Еще вечерняя линейка, флаг каждый вечер опускали, – добавил Макс.

– В свободное время ходили в библиотеку, кружки, я занимался авиа моделированием, – вспомнил Влад.

– А ты? На какой ты кружок ходил? – спросила Натали Макса.

– Макс тогда увлекся лепкой, – ответил за брата Влад.

– Как интересно! И что он лепил?

– Это был кошачий период в его творчестве, – засмеялся Влад, – я потом дома еще долго натыкался на пластилиновых кошек.

Наконец аллея закончилась, и дорога уперлась в мраморную лестницу. И спустя годы она выглядела торжественно и даже величественно. Поднявшись, они оказались на плацу с флагштоком, рядом здание с надписью «Клуб». Когда-то прекрасное белоснежное строение с колоннами выглядело жутко, на стенах ломтями свисала штукатурка, оголяя кирпичную кладку, как будто кожа трескалась и отваливалась, выставляя напоказ коричнево-красные каменные мышцы и скелет металлических балок.

Плац был выложен бетонными квадратными плитами. Главное место в лагере теперь заросло травой, флагшток проржавел и наклонился, готовый упасть в любую минуту.

– Влад, а помнишь, как раз в неделю нам выдавали ножницы, и мы подрезали траву между плитами под самый корешок, но за неделю упрямые сорняки прорастали вновь.

– Да, борьба человека с природой закончилась его полным поражением.

***

– Странно, – подумал Влад, он никогда не вспоминал то лето в лагере.

Все это казалось давно забытым, выброшенным из памяти, как и другие мелкие события, но нет, оказывается это просто где-то припрятано, в каком-то дальнем уголке сознания, но стоит только потянуть за краешек – и вот все начало всплывать в памяти, сперва какими-то обрывками, постепенно окрашиваясь подробностями и даже эмоциями. Как когда заходишь в холодную воду, ты дрожишь и неохотно проверяешь ее кончиками пальцев, потом идешь глубже и глубже, вода обволакивает тебя и уже не кажется такой холодной, и вот ты уже с восторгом погружаешься в нее. Он уже был рад, что поддался искушению подколоть брата и поддержал безумную идею Натали.