Самая страстная Золушка

За три года, миновавших со смерти отца, жизнь Эллы сильно изменилась, однако девушка никогда не роптала, как бы мачеха ни пыталась ограничить ее.

– Ну, показывай! – воскликнула Элла, указывая на висевший на боку шкафа чехол с платьем. – Надеюсь, это будет сенсацией.

Лиан расстегнула чехол. Эмили настаивала, что ее бледно-голубое платье все еще остается в моде, однако Лиан в этом сильно сомневалась, даже несмотря на усилия местной портнихи.

– Слава богу, она сняла рюшечки, – усмехнулась Элла, критически оглядывая наряд. – Иначе ты бы выглядела как из девяностых.

– Знаю. – Лиан с трудом подавила вздох. Бледная, невзрачная – во всяком случае, такой ее называла мать, – она привыкла на любом мероприятии подпирать стенку, поэтому платье сорокалетней давности вполне вписывалось в ее образ. – Да я и не против. Я не особо люблю тусовки. Тебе это отлично известно. На меня все равно никто не взглянет.

– Однако это тусовка года, – возразила ей Элла. Лиан обратила внимание на то, что по поводу ее второго довода у сестры возражений нет. – Нельзя идти туда в обносках.

В словах сестры была большая доля правды. Даже после переделки платье выглядело поношенным и старомодным. Оно сидело мешком, а блестящая ткань напоминала дешевую синтетику. Только какая разница? Как она сказала – и Элла согласилась с этим, – никто на нее и не взглянет. Все будут смотреть только на красавицу-сестру.

– Послушай, тебе нельзя в этом идти, – твердо заявила Элла и достала из кармана мобильник. – Во всяком случае, на завтрашний прием. Манон может идти в чем угодно – ей плевать на платье…

– Она наденет черное, как всегда.

Манон работала помощником по административным вопросам в одной юридической фирме и очень любила свою работу, поэтому ее совсем не заботили наряды или поиски мужа. На бал она согласилась пойти только потому, что на этом настаивала мать, а если мать на чем-то настаивала, то проще было смириться, чем противостоять ей.

– Естественно. Сейчас напишу знакомому модельеру. Она работает над новым платьем. Фиолетовое, оно великолепно подошло бы к твоим глазам.

– Ну, не знаю, – не проявила особого энтузиазма Лиан.

– Поверь мне, оно идеально…

– Я не надену ничего прозрачного, – предупредила Лиан.

– Конечно нет, – рассмеялась Элла, набирая сообщение. – Уверена, в этом платье ты будешь королевой бала.

– Едва ли, – покачала головой Лиан. – Звание королевы зарезервировано для тебя.

Элла всегда спокойно воспринимала внимание окружающих, а то, что этого внимания было в избытке, дико раздражало Эмили Эш. Она постоянно втолковывала дочерям, что нужно быть похожей на Эллу, искрометную, общительную, харизматичную, и при этом презирала падчерицу именно за то, что та обладала всеми этими качествами.

Прием был в самом разгаре, когда Алессандро Росси вышел из лифта на верхнем этаже отеля «Росси», флагманской гостиницы его семейной империи на Манхэттене. Из открытых дверей бального зала доносились смех и музыка. Из окон был виден город, простиравшийся внизу, как темный ковер, по которому рассыпали золотистые стразы уличных огней. Блеск этих стразов перекликался с блеском хрустальных люстр и бокалов, а также с сиянием драгоценностей на дамах в бальных платьях. Балу Росси, первому в своей череде, предстояло стать событием года.

Поправляя черную бабочку, он обвел взглядом зал, шагнул вперед… и услышал рядом с собой сдавленный вскрик.

– Прошу прощения, – раздался женский голос, тихий, с едва заметным французским акцентом. – Я не хотела оказаться у вас на пути. Приношу свои извинения.

Алессандро показалось, что извиняться следовало бы ему, так как именно он наступил незнакомке на ногу. Оглядевшись, он наконец-то увидел ее – маленькую, едва достающую ему до плеча, со светлыми волосами, собранными в высокую прическу. Ее стройную фигурку окутывало фиолетовое облако. Она стояла у двери позади кадки с пальмой – поэтому-то Алессандро ее и не заметил.

Подняв голову, она смотрела на него, и он увидел, что ее глаза такого же цвета, как и легкая ткань платья.

– Это я прошу у вас прощения. Надеюсь, я не раздавил вам пальцы?

– Не все, только мизинец. Я без него обойдусь, хотя некоторое время мне придется похромать. Как вы думаете, мизинцы важны для равновесия? – Незнакомка произнесла все это с таким мрачным видом, что Алессандро на секунду решил, будто она говорит серьезно. Однако в следующее мгновение ее лицо осветила улыбка, которая тут же исчезла, как кукушка в часах. Эта ассоциация вызвала у Алессандро непроизвольную усмешку.

– Я подумал, что вы серьезно, – сказал он.

– Наверное, серьезно. – На ее лице снова промелькнула улыбка, и в душе Алессандро пробудилось нечто давно забытое. – Но не переживайте, выживу. Это наказание за гордыню. Не надо было поддаваться на уговоры сестры надеть эти нелепые туфли.

Алессандро не смог сдержать улыбки:

– Опыт убедил меня в том, что нелепую обувь носит большинство женщин.

– Очень оскорбительное обобщение. – Незнакомка не рассмеялась, но Алессандро чувствовал, что она шутит, и от этого ему самому захотелось рассмеяться. – Уверяю вас, я гордая обладательница нескольких пар совершенно рациональных туфель.

Он опустил взгляд на ее туфли:

– Исключая эти.

– Эти принадлежат моей сестре. – Она чуть-чуть приподняла подол платья, чтобы показать туфли, и он увидел тонкие щиколотки. – И в самом деле нелепые, – объявила девушка с лучезарной улыбкой.

Алессандро не стал развивать тему, а вот продолжить беседу с очаровательной незнакомкой очень хотелось. Однако ему предстояло исполнять нужную и неприятную обязанность хозяина приема: встречать и приветствовать гостей, позировать для фотографий.

– Зато привлекают внимание, – отозвался он чуть холоднее, чем раньше.

И вдруг увидел, как незнакомка сникла. Почему-то его охватило необъяснимое чувство сожаления.

– Спасибо вам, – сказала она, позволяя платью скрыть туфли. – Я отняла у вас слишком много времени. Приношу свои извинения.

Прежде чем Алессандро успел ответить, незнакомка быстро растворилась в толпе.

«Странная женщина, – подумал он, глядя ей вслед. – И очень привлекательная. Хотя нет, – тут же возразил он самому себе. – Просто странная. И невзрачная какая-то, с этими светлыми волосами и бледной кожей. Бесцветная, хотя глаза у нее удивительные, как аметисты…»

Он мысленно приказал себе встряхнуться и прошел в бальный зал. Надо перестать думать о женщине, с которой он никогда больше не встретится. Он здесь только для продвижения их семейного дела, и ради этого он должен отбросить все лишнее.

В прошлом году, когда Алессандро сменил своего отца на посту генерального директора разросшейся семейной империи, он не представлял, насколько сильно пошатнулось гостиничное дело. Последние десять лет он жил в Риме, куда Леонардо Росси откомандировал его для управления европейскими активами и инвестициями, главными источниками богатства Росси. Пока сын укреплял семейный бизнес, отец, увлекшись амурными делами, не замечал, как рушится гостиничная сеть Росси в Америке. По словам консультанта, нанятого Алессандро, именно такие мероприятия, как сегодняшний прием, должны были спасти ее.

«Сеть Росси ассоциируется с ветхой аристократичностью Старого Света, – сказала консультант, девушка, которой на вид не было и двадцати. Алессандро встретился с ней, когда прилетел в Нью-Йорк и обнаружил, что в самый горячий сезон года головной отель загружен только наполовину. – Во всяком случае, в Америке. Людям нравится останавливаться в чем-то новом, молодом и интересном».

«Сети Росси более ста лет, – сухо заметил Алессандро. – Нам никогда не стать новыми и молодыми».

«Вот поэтому-то и настало время для обновления».

Вначале он был категорически против этой идеи. Отели Росси лучшие в мире, они олицетворяют элегантность и роскошь. Они не нуждаются в обновлении, им нет надобности гоняться за новыми трендами. Имя Росси всегда зиждилось на стабильности и надежности. Пусть мир вокруг меняется, но элегантность и роскошь семейных отелей остаются вне времени.

Однако, объехав основные гостиницы Нью-Йорка, он понял, что обновление необходимо. Номера-то пустуют. А постояльцы – люди очень преклонного возраста. В словах консультанта, с неохотой был вынужден признать Алессандро, есть доля истины.

Однако он понял и еще кое-что: у него нет желания что-либо менять в отелях – стильные и роскошные, они должны и дальше оставаться вне времени, превратиться в своего рода оазис в центре бурлящего города. Поэтому следует подойти к проблеме с другой стороны: нужно попытаться изменить отношение к гостиничной сети. Сегодняшний прием и был нацелен именно на это, как и череда других, которые в ближайшую неделю должны были состояться в разных отелях Росси.

Алессандро не считал подобные приемы развлечением. Развлечение – это для бездельников, для тех, кто плывет по жизни, пользуясь тяжелым трудом других людей, кто подчиняется своим эмоциям, причиняя боль и страдания на своем пути. Для людей вроде его отца. А для него, Алессандро, прием – это работа.

Он люто ненавидел приемы с трех лет, когда родители, будто обезьянку на ярмарке, выставили его на обозрение гостям, дабы продемонстрировать крепость своего брака. Воспоминания о том случае каждый раз заставляли его покрываться гусиной кожей. Усилия родителей ни к чему не привели, однако они не оставляли своих попыток. И эти попытки выработали в Алессандро стойкое отвращение не только к шумным сборищам любого рода… но и к браку.

Он шел через толпу, улыбаясь гостям, останавливаясь, чтобы поприветствовать знакомых. Заметив вспышки фотоаппаратов, Алессандро позаботился о том, чтобы на его лице сияла беззаботная улыбка.

Отпив из бокала шампанского, он бросил взгляд на часы. Сколько еще тут торчать и демонстрировать всем очевидное – что отели Росси лучшие в мире?