Тайная река

Тюремщик уже орал: «Твою жену, парень, как зовут твою чертову жену?!» Торнхилл ответил, чувствуя, что губы его совсем не слушаются: «Сэл, Сара Торнхилл». И клерк продолжил: «…что Саре Торнхилл, жене осужденного Уильяма Торнхилла, который будет препровожден на транспортный корабль “Александр” под командованием капитана Саклинга, дозволено сопровождать ее мужа вместо миссис Хеншелл, коя отказалась принять таковую милость, вместе с дитем указанных Уильяма и Сары Торнхилл».

Тюремщик фыркнул: «То есть твоей жене предстоит приятное морское путешествие, Торнхилл! И да упасет Господь ее душу!»

Сидней

То было унылое место – этот самый Сидней. Старожилы называли его Лагерем, и в 1806 году он и был чем-то вроде временного пристанища.

За двадцать лет до того здесь была просто одна из сотен бухт: суша, словно растопыренная пятерня, вгрызалась в огромную массу воды, только пальцев на этой ручище было больше, чем пять, потому и бухт имелось великое множество. И в жаркий день января 1788 года, когда большие белые птицы всполошились и сорвались с деревьев на берегу, капитан Королевского военного флота вошел сюда на всех парусах и выбрал бухту, в которой имелся ручей со свежей водой и песчаный ноготь-пляж. Капитан сошел с корабля, приказал поднять на кривоватом шесте государственный флаг и объявил эти земли заморскими территориями короля Георга III, монарха Великобритании, защитника веры. Теперь это место звалось Сиднейской бухтой и служило одной лишь цели: принимать приговоренных его величества судом.

Когда в то сентябрьское утро «Александр» бросил якорь в Сиднейской бухте, Уильям Торнхилл не сразу разглядел все, что его окружало. Злодеев вывели на палубу, и после долгого пребывания в заточении льющийся с неба свет бил, как пощечина. Свет отражался от воды стрелами жесткими и яростными. Он закрылся ладонями, глядел сквозь пальцы, чувствовал, как по лицу текут слезы, и пытался их сморгнуть. На мгновение все увиделось ему четко: масса сверкающей воды, на которой покоился «Александр», складчатая земля, густо поросшая лесом, земля, похожая на вцепившуюся в воду хищную лапу. Несколько каменных зданий на берегу, казавшихся на этом солнце золотыми, с окнами, словно жидкое золото. Эти здания плыли и покачивались в световом потоке.

В уши ему били крики. Солнце – такого солнца он и представить себе не мог – прожигало тонкие одежки. Теперь, на суше, на него снова накатила морская болезнь, земля под ним раскачивалась, солнце, отражаясь от воды, лупило по черепу.

И какое ж это было облегчение – аккуратно, тихо опуститься без сил на доски причала.

Но вдруг в этой пытке светом возникла женщина, она выкрикивала его имя и пробиралась к нему сквозь толпу. «Уилл! – кричала она. – Я здесь, Уилл!» Он повернулся посмотреть. Моя жена, подумал он. Это моя жена Сэл. Но она была как будто всего лишь портретом его жены: после стольких месяцев он не мог поверить, что это была она, во плоти и крови.

Он лишь успел заметить мальчика, прижимавшегося к ее бедру, и сверток – младенца – у нее на руках, как человек с густой черной бородой отпихнул ее палкой назад. «Жди своей очереди, шлюха!» – проорал он и отвесил ей пощечину. Ее поглотили другие лица, разверстые рты, черные на этом солнце. Сквозь шум он расслышал, как его зовут: «Торнхилл! Уильям Торнхилл!» – «Я Торнхилл!», – отозвался он и сам поразился, насколько сиплым и слабым был его голос. Человек с бородой схватил его за руку, и в безжалостном солнечном свете Торнхилл увидел, что в бороде вокруг рта полно хлебных крошек. Человек зачитал с листа: «Уильям Торнхилл передается в распоряжение миссис Торнхилл!» Человек так орал, что крошки летели из бороды.