Замочная скважина
Просто, когда я подходила – образовывали более тесный круг, как бы силясь вытолкнуть меня из него.
Но так или иначе, я могла каждую перемену находиться рядом с самыми популярными ровесниками в школе. А те, кто не шарил – вполне могли принять на веру, что я даже в их компании, раз постоянно «отираюсь» рядом.
Но главное – мне не приходилось каждую перемену сидеть одной.
Даже если я не имею отношения к этой группе, даже если они всячески это демонстрируют и постоянно при моем приближении начинают отпускать язвительные шуточки, пытаясь отвадить и унизить меня, на которые я лишь с улыбкой хлопаю глазами, словно не осознавая, на кого они отправлены – я все равно рядом с ними. А это лучше.
Чем быть одной.
Школа – жестокая штука. А старшая школа – самая жестокая.
Глубоко вздохнув, точно готовясь к очередному сражению, я встаю и нетвердым шагом направляюсь в сторону Эрика Драгера, Шейлы Голдсмит у него на коленях и остальных ребят. Один из них закатывает глаза, не успеваю я сделать от своей парты и пары шагов.
Наконец, встаю рядом с ними, невинно улыбнувшись и чуть коснувшись пальцами парты Драгера, словно опираясь на нее. Стремясь тем самым показать что вот она, вместе с ними, а не случайно шла рядом да забыла – зачем.
Но Эрик тут же небрежно толкает свой пинал, сдвигая его на самый край к моим пальцам. Я резко их одергиваю и, когда парни начинают насмешливо хмыкать, улыбаюсь еще шире, точно смеясь с ними вместе над какой-то нашей общей шуткой.
Девчонки презрительно фыркают, наверное, не понимая, как можно быть такой тупицей, чтобы не осознавать происходящего. Или настолько надо не уважать себя, чтобы ежедневно появляться раз за разом там, где тебе не рады и не скрывают этого.
Моя поза после пенала становится еще более скромной – руки сцеплены в районе бедер, ноги скрещены, будто мне приспичило в туалет, неуверенный взгляд скользит по тому, кто говорит в данный момент. Не проходит и минуты, как один из друзей Драгера – кажется, Флинн – демонстративно зажимает нос и машет рукой перед своим лицом:
– Фу, от кого опять несет?
Все многозначительно смотрят на меня, как на только что подошедшую (до прихода который «не несло»), хоть я и принимала душ. И несмотря на взмокшую спину – от меня приятно пахнет яблочным гелем вперемешку с духами, которые подарил папа этой весной и, которые, надо полагать, стоят целое состояние, а значит не могут паршиво пахнуть.
Но так же я понимаю, что сейчас в принципе не от кого не несет. Я не чувствую ни запаха пота, ни каких других неприятных запахов – как и Флинн. Это очередная попытка избавиться от меня путем издевательств и унижений.
В ответ вновь робко улыбаюсь и жму плечами, словно говоря «не знаю, кто это может быть». Вновь делаю вид, что не понимаю всей правды.
Шейла Голдсмит с отвращением морщится, что-то шепнув на ухо Драгеру.
Флинн продолжает махать рукой перед лицом.
А я думаю о том, как бы скорее закончились уроки и я смогла бы вернуться домой.
К Кевину.
Глава 7
19 лет назад
Гвен Тайри (на тот момент ей еще не скоро предстояло сменить родительскую на фамилию единственного официального мужа – Вудли) лежит на шезлонге, стараясь придать при помощи солнца своей коже еще более привлекательный золотистый оттенок (точно корочка на курочке – пошутила ее мать, когда Гвен уходила с подругой часом ранее).
На пляже много народу, но Гвен это только на руку. Она специально надела свой самый красивый купальник, подчеркивающий идеальную фигуру. Еще бы – неидеальные не выигрывают «юная мисс США6», а именно этим титулом Гвен обзавелась две недели назад, сражаясь в знаменитом конкурсе красоте не на жизнь, а на смерть.
Ее отец считал участие в данном конкурсе для нее слишком ранним (ей только осенью должно было исполниться семнадцать), зато мама была полностью на ее стороне. Именно она сопровождала Гвен на конкурсе, была самой ярой болельщицей и самой радостной фанаткой ее победы. Она даже сама предложила Гвен в честь этого сходить в ресторан и купить столько вина, сколько в них влезет – только не говорить об этом отцу, чтобы его инфаркт не хватил.
Гарольд Тайри считал, что женщина может ходить на конкурсы красоты, откровенно одеваться и начать выпивать – только после замужества, когда ее уже наверняка кто-то «взял». А до того момента это все может негативно влиять на ее «девичью» репутацию. Мама Гвен – Аманда Тайри – всякий раз называла его «дикарем» и напоминала, что они не мусульмане, где пропагандируется подобная идеология, приравнивающая девушек едва ли не к собственности мужчин, от которых они «полностью зависимы».
Но переспорить его было невозможно, потому мать Гвен просто всю жизнь делала так, как считала нужным, и сговаривалась с дочерью держать их секрет в тайне, чтобы лишний раз не слушать брюзжание отца. Единственный раз, когда она действительно вступила с ним в захлест интересов – был этот самый конкурс. Так как о нем сложно было бы утаить, особенно в случае победы.
Гарольд согласился неохотно и то, как подозревает Гвен, потому что у него как раз начиналась премьер лига и по большей части он был рад остаться дома самому на как можно бо́льший период времени. В итоге, банки пива и умиротворение пересилили его взгляды, раз Гвен не просто приняла участие, но и забрала оттуда самый лакомый титул.
После этого она стала получать столько внимания, сколько, вероятнее всего, не получала в свое время даже Мадонна. Конечно, нельзя сказать, что до конкурса Гвен была серой мышью, а тут популярность свалилась на нее неожиданностью с неба. Нет, длинноногой голубоглазой блондинке сложно жить в тени, даже если речь идет о школе. Начиная класса с девятого у Гвен всегда имелось множество поклонников, стабильно коробки конфет, цветов и походы в кинотеатр. А как только у нее оформились грудь и бедра – она стала получать внимание и от старшеклассников.
Получала она множество взглядов и просто идя по улице, и, как сейчас, лежа на шезлонге, дожидаясь пока Вики, ее подруга, вдоволь накупается в море. Гвен настолько пресытилась мужским обожанием, что уже давно стала с ним играть так умело, как это может делать не всякая зрелая женщина. Она давала парням надежду на шанс, после подпитывала ее, а едва они надоедали – обрубала все так резко и грубо, словно он сам себе все навыдумывал.
Казалось, пару таких случаев – и сарафанное радио должно было сыграть с Гвен злую шутку. Но нет, на дивную юную красавицу с норвежскими корнями был неиссякаемый спрос, независимо от ее строптивого характера, что, собственно, не удивительно. Гвен Тайри была не просто симпатичная, очаровательная или милая. Она была настоящая красотка, по которой сходили с ума все парни.
Вики машет Гвен из моря, подняв обе руки. Со снисходительным весельем Гвен отвечает ей легким маханием правой кисти. Гвен знает, зачем ей Вики. И знает, зачем она нужна Вики – благодаря Гвен, вокруг них постоянно ошиваются парни, и, очевидно, подругу не заботит, что они здесь совсем не по ее душу.
Ей просто нравится быть в центре внимания. Быть центром многолюдного пляжа (неважно по какой причине) – всегда приятно. И Вики не исключение. Именно поэтому Гвен может просить у нее что угодно, требовать, назначать, поручать – и подруга сделает все: от домашки по арифметики до пакости Вильме Ллойд из их школы. Она будет делать все, пока Гвен согласна с ней общаться и вместе выходить в люди. Пока Гвен согласна освещать ее собственным сиянием.
А это уже та причина, по которой Вики нужна самой Гвен.
Устав, Гвен ловко подхватывает баночку с солнцезащитным кремом и принимается натирать ею ноги. Она знает, сколько сейчас ловит взглядов – все парни, затаив дыхание, наблюдают за каждым ее плавным движением вниз по ноге.. и вверх. Гвен смешит то, что они могут себе нафантазировать в этот момент.
Ей нравится ее власть над ними. Власть, которой порой женщины не могут добиться даже сексом – она получает обычным натиранием крема на свои ноги. Гвен часто нравится сравнивать себя с Моникой Беллуччи, которой достаточно было сунуть сигарету в рот – чтобы вокруг нее возникало десяток зажигалок, а мужчины начинали ругаться за право именно ему поджечь сигарету этой красавицы с алыми губами.
Аманда Тайри всякий раз с жаром поощряет подобные мысли своей единственной дочери, даже сильнее подпитывая их, точно подливая керосина в уже разгоревшийся огонь, пока он не превращался в опасное пламя.
Гвен заканчивает натирать вторую ногу, когда слышит над ухом мелодичный баритон:
– Могу помочь натереть спину.
Гвен хихикает. Но не от смущения – ее смешит этот болван, которого она еще пока даже не увидела. Смешит его уверенность в том, что этот подкат достоин премии Оскар. Смешит его самонадеянность и самоуверенность в том, что именно он станет тем самым, кого не коснется «роковая судьба» ухажеров Гвен Тайри.
А может, он просто об этом не знает.
В любом случае, за один только последний час к Гвен с подобным предложением подходили уже раз восемь. И шесть из них – она даже не намазывалась кремом, а просто лежала на шезлонге. Дважды – почти что спала под лучами солнца, когда эти идиоты будили ее своими нелепыми предложениями.
Гвен поднимает глаза на незадачливого Казанову и видит его.
Она еще не знает, что он станет главной любовью, главной проблемой и главной неизбежностью всей ее жизни. Не знает, что родит от него двух детей, но так и не получит заветного кольца, как и его фамилии. Не знает, сколько проблем принесет их союз, пока еще ей даже неизвестно, каким он бывает, когда опускаются жалюзи. Не знает, что он станет причиной ее диких комплексов. Она даже подумать сейчас не может, что когда-нибудь кому-нибудь будет под силу заставить ее, победительницу юной мисс США, комплексовать!
А еще она не знает, что он всегда добивается, чего пожелает, и сейчас она – предмет его вожделения.
Она просто видит его, видит его голливудскую улыбку, лукавый взгляд и многозначительно поднятую бровь. На нем лишь черные обтягивающие купальные плавки и дорогие часы. Это смешит ее еще больше – какой придурок станет надевать дорогие часы на пляж?
Даже если они водостойкие.
Потерять их, оставить, случайно уронить в море и не заметить – плевое дело! Только понтовитый идиот станет рисковать такой вещицей.
Он кажется Гвен очередным клоуном. Чуть более развязным, чем остальные, но в целом отличной кандидатурой №46.
С ехидной улыбкой она протягивает ему баночку с кремом:
– Ну давай.
Перевернувшись на шезлонге животом вниз, она ждет, пока он начнет свою работу. Вот она чувствует его горячую руку на своей не менее горячей спине. Ждет, пока крем покроет всю поверхность, не вынуждая ее неравномерно загорать.
– Ты заслужено получила свой титул – игриво сообщает он.
Еще одна банальщина! После конкурса большинство парней пытались подкатить к ней через лесть! Будто бы только они знают про этот конкурс и будто остальные считают место незаслуженным!
То же самое, что подойти к отличнику, что готовился к контрольной трое суток без сна, и сказать «ты заслужено получил свою A+». Ну как бы, але, приятель – это и так очевидно. Ты не открыл Америку.
– Знаю – заносчиво отвечает Гвен – натирай лучше. Чтобы без пропусков.
Слышит смешок:
– Любишь командовать?
– Люблю, когда все на своих местах.
– И где же твое место?
– На вершине – без обиняков сообщает Гвен, совершенно не лукавя.
– Вот как – она слышит шутливость в его тоне, что начинает раздражать, ведь она не шутит – а где же тогда мое?
В горячах бросает, решив закончить игру, не начав:
– У параши – тон холодный, сухой – там твое место.
Слышит присвист и заливистый смех. Уже хочет перевернуться обратно, когда сильные руки едва ли не придавливают ее к шезлонгу, продолжив втирать крем с такой силой, словно главная задача – пригвоздить Гвен к месту:
– Так поклонников не наживешь, не кажется?
– На их отсутствие не жалуюсь – огрызается, вновь предприняв безуспешную попытку встать – отвали.
– Ты же сама попросила намазать тебя кремом.
– Не попросила, а согласилась на твою просьбу.
– Я не просил – все сильнее в его голосе проступает насмешка и это накаляет Гвен. Впервые она оказывается в своей же игре не на своем месте.
– Ты просил, а я разрешила.
Наконец, закончив работу, он убирает руки и позволяет Гвен встать. Едва она оказывается лицом к нему, как он добавляет:
– Я предложил свою помощь, а ты согласилась. Значит, я оказываю тебе услугу – самодовольная насмешка – так что весьма невежливо с твоей стороны.
– Да пошел ты.
– За услугу обычно принято отплачивать чем-либо.
Ну наконец-то, самое интересное. Ехидно усмехнувшись, Гвен скрещивает руки на груди:
– Даже не мечтай о свидании.
– О, да не дай бог – ухмыляется – твоя плата: это хотя бы на пять минут закрыть свой милый ротик. Голова раскалывается.
Он веселится и уже не скрывает этого.
Она проиграла. Впервые.
Парень не злится, когда она его отвергла. Или не ползает в коленях, пытаясь вымолить свидание. Или не исходит молча слюной.
Он насмехается над ней.
– Ты просто самовлюбленный кретин, пытающийся повысить свою никчемную самооценку за мой счет.
Запрокинув голову, он заливисто хохочет, после уточнив:
– А ты точно обо мне говоришь? Просто странно слышать это обвинение от тебя.
– Проваливай – рычит Гвен, окончательно выйдя из себя, и ложится обратно на шезлонг.
Он уже оборачивается, чтобы действительно уйти, когда она окликает:
– Эй. Крем верни.
Вложив баночку с кремом ей в протянутую ладонь, он замечает:
– Знаешь, только и слышу, что прекрасные снаружи и отвратные внутри обязательно кончают плохо. Я не согласен. В реальности красота всегда выигрывает эту жизнь, каким бы скверным не был характер.
– Иди подлизывайся к другим.
– Я сейчас не о тебе – очередная насмешка – вообще-то о себе говорил. Но ты тоже ничего, с этим сложно не согласиться. Если появится желание пообщаться с кем-то равным, а не покошмарить своих бобиков из параллели – то я по вечерам сижу в баре «Роялс».
И уже разогнувшись, самодовольно добавляет:
– Уверяю, тебе понравится. Знаешь, многие девушки считают меня очаровательным. А я помимо этого еще и трахаюсь отменно.
Пара дамочек, что лежали на шезлонгах рядом и услышали его, озадаченно поворачиваются, что-то возмущенно бормоча. Усмехнувшись, он подмигивает Гвен и уходит.
Гвен лишь плюет ему различные трехбуквенные маршруты вслед.
Но естественно, она пойдет в тот бар уже этим же вечером.
Потому что она уже у него на крючке.
Она заинтриговал ее. Заинтересовал. Зацепил. Она еще не знает, как обличить в слова это чувство – но он оказался первым, кто осмелился возвысить себя над ней. Но сделал это таким образом, что ей захотелось увидеть его вновь. Более того – в ней проснулась жгучая необходимость в этом.
Возможно, дело в его подходе. Возможно, в харизматичности. Или неоспоримой самоуверенности. Может, дело в беззаботности и легкомыслии, с которым он общался. Может, даже в доступности. Или, наоборот, в иллюзии этой доступности?
Ее влечет эта неопределенность. Гвен даже не подозревает, что очень скоро станет жадно хватать любой его комплимент, точно крошку хлеба. Что очень скоро узнает, как много значат его комплименты. Как сложно их заработать кому-либо.
Она станет зависима от него. Весь ее мир станет вращаться вокруг него.
И вначале это будет рай. Пока она будет нужна ему. Пока он будет любоваться ею. Пока он будет восхищаться ею. Пока она будет его возбуждать. Пока она будет для него желанной.
Пока она будет его женщиной.
Шестнадцатилетняя Гвен, сама того не зная, тогда совершила фатальную ошибку. Она не поняла одного – что именно от того, что ее в нем притягивает, надо бежать, сломя голову.
А не попадаться в мышеловку из-за ароматного куска сыра.
Глава 8
Мы с Нейтом возвращаемся домой пешком. Отвозит нас мама только в одну сторону – к моменту окончания наших уроков у нее, обычно, либо медитация, либо очередные косметические процедуры. К тому же – зачем нас забирать, если большинство ее потенциальных «соперниц» появляется во дворе школы именно утром? Начинаются-то уроки у всех в одно время, а вот заканчиваются у всех по-разному. Людей немного.
Смысла никакого.
А Питер в это время уже на работе. Хотя, даже будь он дома – скорее в бараний рог бы согнулся, чем нас забрал.
Мы плетемся рядом, но не болтаем.
Я все думаю над Флинном и его выходкой. К такому уже пора давно привыкнуть, но всякий раз это задевает, словно впервые. Потом еще на третьей перемене Шейла, как бы невзначай, заметила, что на выходных купила себе новую юбку. Мол, ей повезло – так как юбки идут немногим. После чего, мельком глянув на меня, язвительно добавила, что у некоторых девушек с ногами колесом, вообще нет никаких шансов нормально смотреться в юбках.
Хотя я бы не сказала, что у меня ноги колесом.
Думаю, если бы кем-то составлялся мой портрет по замечаниям этих ребят – то получился бы какой-нибудь кривоногий горбатый мутант в фурункулах, от которого разит дерьмом за милю.
Но как я уже сказала, старшая школа – самая жестокая штука.
Нейт заходит в дом первым, я второй и закрываю дверь.
– Мам, мы дома! – кричу за нас обоих.
Нейт уже скидывает ботинки и спешно уходит в сторону кухни. Только подозреваю, пошел он не есть, а мимо – в комнату Нары. Интересно, Питер успел до нее добраться до работы или нет?
Несмотря на мое отношение к Наре, я бы и врагу не пожелала застать Питера в том гневе, в котором мы его оставили утром.
Когда мама спускается в прихожую со второго этажа – брата уже след простыл, а я разулась и подцепляю брошенный портфель:
– Привет, ма – повторяю.
– Привет, милая. Как день? – на руках она держит Эби. Лицо у сестры красное, а значит недавно она вопила. Повезло, что мы не попали на это шоу.
– Здорово – лгу, как обычно.
– Дискотека в силе?
Ну да. Теперь, когда я озвучила это при папе, о «дискотеке» знают все. Черт, придумать бы еще, как от нее отбрехаться. Может, нарочно выпить просроченное молоко и засесть в туалетной засаде? Ладно, я сказала, что она на выходных – а значит у меня еще есть пара дней в запасе. Что-нибудь придумаю.
– Да, конечно – киваю со всей невозмутимостью, на какую способна (вообще я не из тех, у кого получается отменно врать; просто вся моя семья не шибко проницательная).
– А этот мальчик.. король – она хитро улыбается – почему я о нем не слышала раньше?
– А.. ну да.. – киваю, рефлекторно почесав нос – я.. не особо афиширую.
– А отцу сказала – она словно обвиняет меня в этом.
Черт, ну и засада!
– Просто папа спросил – жму плечами – в этом нет тайны.
Я же только что сказала, что не афиширую. Черт возьми, путаюсь. Надо бы побыстрее отбрехаться и ретироваться. Стараясь отвлечь ее от последнего предложения, быстро добавляю:
– Это Драгер.
– Драгер?
– Да. Эрик Драгер.
– Случаем не тот мальчик, про которого говорил Нейт?
Боже, что он про него говорил? Надеюсь не то, что он встречается с Шейлой Голдсмит.
– Эм.. – нервно дергаю плечами – не знаю, что он говорил..
– Ну, что между ними двумя выбирали. Ну, на пост капитана команды.
Фух.
Надеюсь, мама не обратила внимания на мой облегченный вздох. Будто камень с души. Я уже успела на ходу выдумать байку про то, что с Шейлой он из-за репутации, а на деле любит меня.
Хорошо, что не придется озвучивать этот бред.
– А, ну да. Тот самый.
– Нейт сказал, что у этого.. Эрика – табель был хуже. Поэтому во многом Нейт обязан победой тебе. Ты же ему помогаешь с учебой.
– Ага – неловко киваю.
Когда это уже закончится?
Обычно мама не проявляет столько участия. Они его вообще нисколько не проявляет. Так что это уже странно.
Но все становится на свои места, когда она протягивает мне Эби:
– Джейзи, милая, поможешь мне? Посиди с Эби. У меня сейчас пилатес в спортклубе, а потом сеанс у массажиста. А у нее колики, она плачет с самого утра.
– А что я-то сделаю? Я..
Но мама уже впихивает мне сестру:
– Дорогая, я всего на пару часиков. Спасибо, ты меня выручаешь.
– Ну мам.. – протягиваю я, хотя понимаю, что бой проигран.
Когда дело касается маминых бьюти-штучек – тут не побеждает даже Питер, что уж говорить о простых смертных вроде меня.
– А как там Нара? – спрашиваю, пока мама не успела учалить в спальню наводить марафет. Только она может краситься перед спортзалом или укладывать волосы перед походом в бассейн.
– Все в порядке – равнодушно отмахивается она – поела.
– Поела?
Поняв, что ляпнула что-то не то, мама все-таки включается обратно в беседу. Промотав, очевидно, в голове свою последнюю фразу – поправляется:
– В смысле, ей уже лучше.
Говорит так, словно та реально отравилась.
– А что Питер?
– Он уже уехал, когда я вернулась – кивает – ну ладно, зайка, удачно вам провести время.
И уходит в спальню.
Вздохнув, я смотрю на сестру:
– Ну что, пойдем? Мне надо переодеться. Потом можем поиграть с Кевином – последнее слово добавляю значительно тише.
Эби хорошо знает Кевина. Всякий раз, когда ее оставляют со мной, развлекает ее в основном он. Я дышу на зеркало, она рисует на нем всякие каракули – потом дышу снова, и Кевин пытается повторить рисунок Эби.
Ее всегда завораживает, как без моего участия на зеркале появляются линии.
Меня в ее возрасте это тоже завораживало.
Но больше всего нравилось, когда Кевин рассказывал мне сказки. У него, в отличии от мамы, они никогда не повторялись.
Глава 9
Нейт дергает ручку двери Нары, но та ожидаемо не поддается. Еще бы – после утренней выходки, он бы и сам закрывался еще с неделю. Однако, когда он продолжает дергать ручку, добиваясь, чтобы дверь открыли – он все еще испытывает злость.
Только злость на двух людей.
Обычно, после подобных выходок Питера он ненавидел всегда своего отчима. Вспыльчивого самодура, желающего тумаками и криками доказать всем, кто в доме хозяин. Нейт не психолог и уж точно не опытный малый, но даже на его скромный взгляд, дрочили Питера в его собственной семье, похоже, еще так, если ему настолько требуется самоутверждение среди домочадцев. Словно он боится, что едва отпустит поводья – как вернется к роли жертвы, где если гнобит не он, то его.
А может он просто придурок с латентными склонностями к насилию. Таких миллионы американцев, и дохренальоны по всему миру. Отцов, колотящих детей и жену, ввязывающихся пьяными в барах в склоки, бегущими на соседа с кулаками только за то, что его собака насрала там, где не надо.
Нейту плевать, почему Питер себя так ведет. Он просто зол на него.
Но сегодня в нем еще клокочет ярость и на Нару. Потому что, несмотря на то, что он видел утром – она виновата в произошедшем не меньше, чем Питер. Во-первых, Нейт до последнего уговаривал ее не идти к Шерилам. Он говорил и про школу, и про недосып, и про то, что она может конкретно спалиться.
Конечно, на деле у него были свои мотивы – он просто знал, что выпив или нюхнув, Нара лезет на каждого без разбора и его нервировала одна мысль, что этим «кем-то» с легкостью может оказаться не он.
Но как бы то ни было – он уговаривал ее остаться. Она ушла. Черт с ней. Он проворочался всю ночь, словно какая-та сучка, накрутив себя до крайней степени. Он даже собирался поскандалить с Нарой, едва они зайдут в школу, подальше от матери и Джейзи. Но то, что она вытворит такую хрень – он даже не мог подумать!
Ладно, проспать. Ладно, не откликнуться сразу на зов – хотя и ее видок, когда она все же появилась, говорил сам за себя. Ей повезло, что Питер не сделал на этом акцент!
И даже после всего этого, она умудрилась набраться храбрости (идиотизма) начать спорить за какао, сэндвичи, разбрасывать их по всей кухне, да еще и влепить оплеуху Питеру! Какой чокнутой дурой надо быть!
Она сама напросилась.
Нейт чувствует себя ужасно. С одной стороны – ему чертовски жаль Нару, и это понятно, и он желает Питеру самой мучительной смерти. Но с другой стороны – его бесит и Нара. Бесит, что ее самодурное вызывающее поведение даже пред ее собственным отцом – заставляет его потом чувствовать себя погано. Заставляет переживать за то, что ей могло влететь.
Хотя, закрой она вовремя рот, ни у кого бы не было проблем.
Но если по правде говоря – Нейта просто бесит подвешенность. Во всем. Он не может быть уверенным ни в одном шаге Нары. Что сделает, что скажет. О ком бы речь не шла.
Его это влечет. И бесит.
