Замочная скважина

На ум так ничего и не приходит, а молчание за столом затягивается, повисает гнетущая напряженная тишина, потому я прихожу к тому отчаянному, что со временем уже стало частью моей жизни. А именно – ко лжи.

– На самом деле, ничего нового – легкая заученная улыбка касается моих губ – на следующих выходных пойдем на школьную дискотеку с Кайли и Тиной.

– Дискотека? Забавно. Кто пригласил? – участливо интересуется он, сделав еще один глоток размером с тихий океан, тем самым прикончив первую порцию.

– Кто.. что? – не сразу врубаюсь.

– Ну.. – взгляд на маму – или что-то не догоняю? – вновь на меня – у нас типо на дискотеки девчонки с парнями ходили – смешок – иначе какой резон дрыгаться там под эти нудные треки, отобранные учителями, если не для того, чтобы потом позажимать ровесниц в школьных туалетах?

– Джек – сдержанно одергивает мама – не забывайся, ты разговариваешь со своей дочерью.

– Да ладно, простим – с неожиданным милосердием выступает Питер – у него любовницы того же возраста, немудрено, что путается.

Папа, сделав вид, что не заметил обоих реплик, продолжает выжидающе смотреть на меня.

– А – опомнившись, соглашаюсь – ну да. Парень. Да – отмахиваюсь, бросив испепеляющий взгляд на веселящегося Нейта, прекрасно знающего правду – парень пригласил.

– Клевый?

– Да – оживленно киваю – самый клевый в школе. Этот, как его.. – щелкаю пальцами – будущий король. Все думают, что выберут его.

Присвистнув, папа самодовольно хмыкает:

– Здорово – заговорщицки подмигнув, добавляет – возьми от этого вечера всё.

– Отличный совет дочери от отца – вкрадчиво замечает Питер – такой, чтоб прям на века.

Папа вяло переводит взгляд на отчима, хищно оскалившись:

– Действительно, как я мог обделить вниманием совет такого первоклассного отца, как ты – невинный взгляд – кстати, как поживает Нейла? Ее уже выписали из наркопритона?

Питер становится одновременно белым, как мел, и красным, как рак. От перенапряжения – стараясь держать себя в руках – создается ощущение, что он сейчас взорвется:

– Нара. И это был клинический наркодиспансер. Она была там всего пару месяцев просто для поддержания общего здоровья.

– А, ну я так и понял, когда узнал что ее приняли туда после передоза. С коксом шутки плохи, после этого, разумеется, лучше промониторить общее здоровье.

Одним глотком осушив второй стакан, папа, наконец, принимается за стейк. Еду уже успели принести всем, кроме нас с мамой, хотя казалось бы, стейки должны готовиться намного дольше, чем салаты. Понаблюдав пару минут за Нейтом, мама нарушает такое редкое явление, как тишина за этим столом, обратившись к нему:

– Ты не хочешь поделиться с сестрой? – кивок на стейк.

Нейт негодующе вскидывает брови:

– Она заказала себе салат.

– Но его еще не принесли. А ты – мальчик, джентльмен – сидишь и кушаешь, пока девочка сидит без еды.

Папа, вскинув брови, отрывается от своего стейка и поднимает изумленный взгляд на мать:

– И что ему теперь, сдохнуть от голода только потому, что у него между ног член, а не вагина?

– Джек! – цедит мама, стараясь одновременно натянуть улыбку, что выглядит, точно мимика клоуна Пеннивайза.

– Я руководствуюсь твоей же логикой – жмет плечами – что за бред вообще? Почему ты тогда не просила у Питера поделить его стакан воды, когда ждала свой салат, а?

– Какой же ты кретин – не выдерживает мама – находиться с тобой даже в компании людей, даже всего час в неделю – это наказание, после которого не будет страшен даже Ад.

– Видишь, как я тебя закаляю, детка? – отвечает, засунув в рот очередной кусок мяса, после чего снисходительно отмахивается – можешь не благодарить.

– Предупреждаю последний раз – сжав зубы, подает голос Питер после своего затянувшегося отсутствия в этой беседе – выбирай выражения, Джек, когда обращаешься к моей жене, или..

– Прошу, греческий салат и салат «Повеньон» – вновь раздается над моим ухом (словно других мест вокруг стола нет!) и я вновь чуть не подпрыгиваю.

Пока оборачиваюсь к источнику звука, мама уже объясняет официанту, какой салат кому подавать. Когда мы только приступаем к трапезе, папа с Нейтом ее уже завершают, и первый становится еще более задиристым по мере выпитого спиртного. А означает это только одно – что очень скоро (вероятнее всего, едва доест салат) мама засобирается домой, поскольку не сможет более контролировать ситуацию.

За время, что мы справляемся с салатами, папа успевает еще пару раз поцеплять Питера, еще по одному кругу спросить о наших с Нейтом успехах, но когда его внимание доходит, наконец, до маминых носогубных морщинок (которых, честное слово, даже под микроскопом не разглядеть) – это становится финальной точкой этой встречи.

Мама просит счет, папа самодовольно заявляет, что заплатит за нас всех – в этот момент начинает доставать свой потертый бумажник Питер, чем вызывает новый приступ язвительных шуточек от папы (на темы наличности и тех динозавров, что все еще ею пользуются). И когда, кажется, в этот раз уж точно все перевернется вверх дном – нас прерывает смущенный официант, приближение которого никто и не заметил.

В его руках какая-та небольшая тарелочка с пирожным.

Покраснев еще сильнее, он ставит ее перед мамой:

– Подарок от заведения, мисс.

Улыбка освещает мамино лицо, но ответить она не успевает.

– Миссис – поправляет Питер, живо сообразив, что это подарок не от всего заведения, а от конкретного его представителя, стоящего пред нами.

– Забудь парень, ей уже давно за тридцатник – усмехается папа.

Сжав зубы и не отвечая им лишь потому, что в конец сбитый с толку официант все еще стоит подле нас, мама кивает ему:

– Спасибо большое, это мило. Мне очень приятно.

Как-то судорожно кивнув, парень уносится, и лишь после этого мама сверкает в папину сторону глазами:

– Неужели так сложно побыть «милым» хотя бы один час, Джек? Неужели это такая непосильная ноша? Ладно, черт с ним с милым – просто «терпимым».

– Какая разница, тебе же все равно оставили пирожное– отмахивается отец – зато теперь он точно будет знать, что ему надо в ближайшее время обратиться к офтальмологу, с этим не шутят. Мы сделали хорошее дело.

– Ублюдок – одними губами произносит мама и, запустив вилку в пирожное, кивает мне – будешь?

Не зная, как уже лучше отреагировать в этой ситуации, чтобы не остаться крайней, соглашаюсь, решив, что поделю его с Нейтом и тогда ко мне точно будет не в чем и некому придраться:

– Да, давай. Спасибо.

Едва пирожное оказывается у меня – я вилкой делю его пополам и молча киваю Нейту. Тот кивает в ответ: негласный договор заключен. Как только съем свою половину – отдам тарелку с оставшейся ему.

Понимая, что встреча близится к завершению (что стало очевидным, еще когда мама начала просить счет до выноса пирожного), папа начинает обшаривать карманы своего пиджака:

– Чуть не забыл.

Но ничего не найдя, бурчит:

– Ну да, точно – и тянется к внутренним, вследствие чего извлекает оттуда две белых прямоугольных коробочки раньше, чем я успеваю доесть свою половину.

– Это вам – самодовольно кладет перед каждым по коробке – подарок.

Приглядываюсь внимательнее. Это не упаковочные коробочки: слишком маленькие для этого. Прямоугольные, блестящие, белые.. Горизонтальная полоса говорит о том, что они, вероятнее всего, открываются..

До Нейта доходит на долю секунды раньше, чем до меня (хотя в целом осознание занимает не больше пары мгновений, уж слишком популярен этот продукт):

– Аирподсы?! – Нейт хватает силиконовый чехол и, раскрыв, вытаскивает два наушника.

Его глаза начинают сверкать еще ярче:

– Ахринеть! – возбужденный взгляд на отца – нового поколения?

– Следи за языком – вставляет мама, но уже скорее приличия ради, так как понимает насколько безуспешна сейчас любая попытка призвать к порядку.

– Нового поколения! – вопит Нейт, уже вставляя один беспроводной наушник в ухо и доставая телефон, спеша проверить качество звука – третье поколение, твою мать!

Я тоже быстро беру свою коробочку, аккуратно вытащив оттуда оба наушника. Технические новинки нам не в диковинку – папа постоянно дарит что-то, не успей оно появиться в продаже. Но оттого каждый подарок, несмотря на предрассудки, несет нисколько не меньше радости, чем предыдущий. По крайней мере, для меня – и для Нейта тоже, судя по всему.

Вполне возможно, причина кроется в том, где и с какой техникой мы живем все остальное от подарков время. Если тебе будут дарить айфон каждый месяц, но при этом фильмы ты будешь смотреть на допотопном «Сони» выпуска нулевых, у блендера будет стабильно отваливаться одна из ножек, а замок в комнате то и дело ломаться, лишая тебя даже личного пространства – то подарками «зажраться» не выйдет при всем желании.

Но к тому моменту, как я лишь собираюсь вставить наушник в ухо, Нейт уже восхищенно вопит:

– Звук улет! – и вновь оборачивается к отцу, теперь уже сам хлопнув его по плечу – па, спасибо, это просто нечто!

Решаю, что опробовать свои смогу уже и дома, дабы никого не задерживать. Потому украдкой убираю наушники обратно в чехол, сделав вид, что уже тоже успела лично убедиться в их непревзойденном качестве, и так же восхищенно восклицаю:

– Спасибо большое, пап!

Поднеся уже третий стакан виски ко рту, он стремительно опустошает его. Я в этот момент, закончив свое пирожное, передаю его половину брату. Закончив с алкоголем, папа слегка заносчиво уточняет:

– Так и кто лучший папаша в мире?

И естественно, на этот вопрос у нас с Нейтом есть ответ.

– ТЫ! – Нейт кричит со своего места, потому что пирожное пригвоздило его к стулу, а вот я встаю и, подойдя к отцу, обнимаю его за шею со спины (что, учитывая силу, больше походит на удушающий захват):

– ТЫ!

Казалась бы, сцена, которая должна пробить на слезу даже самого предвзятого зрителя, но мама с Питером оказываются крепкими орешками. Маму понять можно – папа успел достать ее за это время, а еще этот финальный прикол с официантом.. явно был перебором. Питер.. ну Питеру в принципе претит все, что связано с отцом.

Однако, сейчас ему оказывается непосильно даже просто промолчать, потому он ехидно выдает:

– Надо же, не знал, что степень отцовства измеряется в количестве подаренной техники. Я полагал, это все-таки про любовь и воспитание, а не секс с молоденькими и воскресные визиты к детям с бесполезными подарками.

– Питер! – резко одергивает мама. Однако, полагаю, тут не про защиту папы, а про распущенные выражения отчима касательно половой жизни нашего отца. И даже здесь, вероятнее всего, речь не про нашу психику, а про вероятность того, сколько людей вокруг могли его услышать, учитывая, что заканчивал свою речь Питер на повышенных тонах.

Папа, напротив, оказывается этим совершенно невозмутим. Назидательно наставив на отчима указательный палец, точно уличая предателя в измене, он сообщает нам максимально поучительным тоном:

– Вот, дети, наглядный пример того, как загорается срака у человека материально необеспеченного, когда он наблюдает возможности более успешных представителей своего вида.

Питер негодующе фыркает, скрестив руки на груди:

– Деньгами любовь не купить, Райтсон.

О, переход на фамилии. Жара пошла.

– Говорит человек, у которого их никогда не было.

– Ну да, обмытые кровью деньги – это же достижение века!

– Смотрите, смотрите! – папа возбужденно щелкает пальцами, привлекая наше внимание к отчиму, словно к зверю в зоопарке – сейчас взорвется!

И когда Питер действительно уже сотый раз за встречу начинает багроветь от ярости (и становится очевидным, что его срака и правда вот-вот взорвется), папа запрокидывает голову назад и заливисто хохочет, привлекая внимание всех вокруг. Смех у папы очень красивый, а в данный момент непонятно, смеется он над кем-то или с кем-то, потому мама его не одергивает, а тратит свободное время на попытку успокоить Питера и отговорить его от необдуманных действий.

В итоге, разобравшись со счетом, подарками и остатками пирожного, мама уже второй раз за последний час предпринимает попытку ретироваться, встав из-за стола. На этот раз нет объективных причин усадить ее обратно, потому единственное, что нам с Нейтом остается – подняться следом. Папа, судя по всему, уходить никуда не намерен – потому что за пять минут до этого (уже после нравоучений о бедняках и причинно-следственных связях их горящих срак) он заказал целую (а не стаканчатую) порцию виски и еще один стейк.

– Пока, па – Нейт протягивает руку для рукопожатия.

– Пока, плейбой – ухмылка скользит на его губах– когда у тебя там следующий матч?

Мама со недовольным стоном закатывает глаза и чуть наклоняется к нему, чтобы говорить тише:

– Господи, Джек, тебе самому не надоело? Ты каждый чертов раз уточняешь, когда у него матч, но за два года не пришел еще не на один.

– Не передергивай – возмущается он – капитаном Нейт стал только в этом году.

– Но играть начал еще до того, как мы разошлись. Впрочем да, откуда тебе знать – хмыкает – ты и тогда ни разу там не был.

– Началось – закатывает глаза и заговорщицки подмигивает Нейту – в этот раз я точно буду. Давай, когда у тебя там матч, я даже запишу..

В попытке достать свой мобильник, папа едва не опрокидывает пустой стакан, который официант имел не осторожность оставить, и в итоге отказывается от этой идеи, заверив Нейта, что запомнит все на слух. Мама на это лишь отмахивается и возвращается к Питеру, что оттаскивает обратно лишний пятый стул к нужному столу.

Закончив с Нейтом папа, так и не поднимаясь со стула, распахивает руки для объятий со мной. Приходиться изловчиться, чтобы обнять его в положении сидя, когда сама я стою. С трудом, но получается.

– Оторвись по полной, солнышко – желает напоследок.

Я, уже забыв про свою лживую историю, удивленно вскидываю брови:

– Где?

– На дискотеке – подозрительно сощуривается – ну на которую тебя король школы позвал.

– А, да – идиотская улыбка тут же появляется на губах, настолько же естественная, насколько задница у Ким Кардашьян – точно, дискотека.

Если отец и догадался, что я лгу, то по крайней мере не подает вида и за одно это ему уже заготовлено место в раю.

– Так, ну тогда через неделю можно здесь же? – теперь папа говорит уже громче, тем самым показывая, что вновь обращается ко всем четверым – или какое новое место есть? Я за любое, мне плевать.

– Вообще-то – неуверенно встревает Нейт – на Грейс-Стрит открылся топовый ресторанчик.

– «Грэдис»? – уточняет.

Нейт тут же возбужденно кивает, точно послушный щенок:

– Да! Ты уже слышал про него?

Папа, довольно щелкнув пальцами (словно подписав договор со своей стороны), кивает:

– Годно, тогда там. В это же время?

– Лучше часом позже – встревает мама – чтобы меня колотило до конца дня ме́ньшее количество времени.

– О, ну тогда лучше встретиться ближе к полуночи – невозмутимо предлагает отец с таким серьезным лицом, что на мгновение, кажется, мы все верим, что он это взаправду.

Но едва добавляет-

– Видели бы вы свои лица.

–как все становится на свои места.

Как только наши прощания закончены, на сцену выходят мама с Питером. Могу дать сотку, что они бы в принципе никогда не здоровались и не прощались, если бы не публичные места. Здесь же, как выражается мама, «везде глаза» (похоже на бред параноидального шизофреника) и крайне важно зарекомендовать себя достойными людьми.

А достойные люди, имеющие хорошие отношения друг с другом, всегда прощаются, а не уходят по-английски.

Питеру в этот раз оказывается совсем сложно, потому первой подходит мама. Нагнувшись, она едва касается пальцами папиного плеча, сымитировав что-то вроде объятия (которое настолько бегло, что и не разберешь, что они друг друга не касаются), и улыбнувшись ему самой фальшивой (но при этом очень красивой) улыбкой, уступает место Питеру, словно в каком-то аттракционе.

Отчим молча протягивает отцу руку. Тот жмет ее аналогичным приветствию образом, но на сей раз Питеру хватает выдержки, чтобы не вступать в этот затяжной конфликт. Резко одернув руку (на что мама сожмурилась, словно ее неожиданно кольнули иголкой), он выходит с террасы и нам лишь остается поспевать следом за ним.

Папа остается за своим столиком, вольготно раскинувшись на стуле и продолжая самым беззаботным образом проводить свой день…

* * * * *

– …с этой шлюхой! – рычит Питер, едва мы выходим на тротуар – он наслаждается этим, ты не понимаешь?

– Питер, прошу тебя – мама одними глазами озирается по сторонам, но так лихорадочно и быстро, что делай она это торсом, то давно бы потеряла равновесие – это подождет до дома.

– Мы как клоуны, ты разве этого не видишь? Чертовы шуты! Почему, думаешь, он, уже поев и выпив три стакана, опять заказал стейк и целую бутылку? Мы – просто промежуточная развлекательная программа между его делами и встречами со шлюхами! Или шлюхой – раздраженно отмахивается – не знаю, в каком они там у него количестве.

– Питер, хватит – уже более настойчиво требует мать – все это терпит до дома. Обсудим там.

– А обсуждать нечего – сухо замечает он – я..

– Питер.

Мы с Нейтом идем по обе стороны от них (Я-мама-Питер-Нейт), но искусно изображаем великих слепых и глухих. Если честно, есть что-то логичное в словах Питера про шлюху (в том плане, что папа кого-то ждет после, раз снова все заказал), но в отличии от отчима, я не вижу в этом ничего оскорбительного.

Он ведь не выпроводил нас, потому что его гость/ья подошел? Он сидел с нами, пока мы сами не ушли – а дальше, пусть делает, что хочет. Почему это так задевает Питера и причем здесь «развлекательная программа» – мне искренне непонятно.

Понятно лишь одно.

Что, вернувшись домой, мы вновь каждый попадем в свои личные девять кругов Ада, которые всю неделю будут погружать нас во все новые глубины отчаяния, все глубже и глубже, пока не настанет день следующей встречи, обнулив счетчики и приготовив нас к новому забегу.