Мы стали слишком большой группой. Слишком большим скоплением людей.
А всякое скопление людей они уничтожали в первую очередь, где бы те ни были.
Тогда скоплением считалось три сотни.
Сейчас, спустя пятнадцать лет, думаю и десять сплоченных людей станет причиной их нападения.
К тому же, мы были скоплением людей, совершенно никак не проверявших прибывающих на Имитационность.
Это случилось днем.
Хотя, наверное, любой из нас если и думал о таком варианте, то ставил на ночь. Мол, все спят, а злостные Они нападают на нас под светом луны.
Нет, в самый разгар дня.
Не знаю, сколько людей успело тогда унести ноги. Вряд ли мы были единственными, но и вряд ли таких, как мы, было много.
Помню я мало, но помню испуганное лицо папы. Ему было двадцать два, но для меня он тогда казался самым взрослым из всех взрослых. Он схватил меня на руки и побежал в лес.
…когда они напали впервые, в убежище, я оцепенел – рассказывает он – просто встал, как вкопанный, не в силах принять, что это в самом деле происходит на яву. Когда же это случилось во второй раз – я был готов. Был готов к такому исходу, как наверняка бы был к нему всегда готов Итан. Или Шона. Я знал, что даже секунда замешательства будет стоить жизни..
Я слышал крики.
Вопли.
Я не думал, что это такая игра.
Уже не тогда.
Папа воспитывал меня, с детства приспособленным к новому миру. Пожалуй, еще раньше, чем «Па-па», я начал говорить «Они». Конечно, всю степень ответственности я смог понять лишь уже будучи подростком, но я не рос в иллюзии безопасности и знал, что смерть поджидает каждого наивного простака.
Каждого, что готов пожертвовать минутой ради баночки консервы.
Потому что иной раз минута может стоить жизни.
Я понимал, что если отец схватил меня и мы бежим прочь, прочь от людей, с которыми живем, прочь от нашего дома и самодельных деревянных игрушек под вопли и крики – значит пришли Они.
Они могли прийти куда угодно и когда угодно.
Надо было быть постоянно готовым к их появлению.
Предупрежден – значит вооружен.
Первыми умирают те, кто надеются, что в безопасности. Кто мнят себя избранниками божьими и считают, что хоть где-то в этом мире остался безопасный угол.
Выживают те, кто отдают отчет – что безопасности нет нигде.
На чеку стоит быть постоянно.
Но на чеку и на паранойе – вещи разные.
Как бы абсурдно это не было, но как раз-таки те, кто мнят себя в безопасности – оказываются настоящими поехавшими. А те, кто готов к опасности в любой момент – более коммуникабельными и адекватными.
Это я понял, когда мы начали с папой жить в постоянном движении.
Сразу после нападения на общину.
Если не требовалось бежать, сломя голова, как можно быстрее – то я уверенно ходил сам. Бегал, но не так быстро, как папа. А немного прибавив в годах, стал и ему помогать с какой-то ношей.
Мы ходили и по лесам, и по городам. Конечно, по городам передвигались более осторожно – но никогда их не избегали.
…сразу после Бойни сложилось такое мнение, будто бы города отошли Им – объясняет папа – оно понятно, все люди оттуда массово ринулись в леса и чащи. Но никто не потрудился ответить на вопрос – зачем Им города, если там больше нет людей? Я понимал, что даже где-то в лесу вероятность случайно наткнуться на Них гораздо выше, чем встретить Их, аккуратно перебираясь по тому или иному вымершему городу..
Никакого продовольствия в городах не было. Но там всегда можно было найти одежду.
Никто не собирался рисковать ради шмотья (не понимая, что отныне вся их жизнь – это риск, а все остальное – лишь страх), потому его было навалом. Конечно, видок оставлял желать лучшего.
Вся эта одежда осталась еще со старого мира и претерпела множество изменений (разбитые стекла, в которые хлещет вода, или же гниль и сырость, плесень и так далее). Но точно была лучше и удобнее, чем без нее.
Папа всегда находил мне в городах детские вещи, иногда даже игрушки, хотя не так чтобы часто.
Он заявлял, что игрушки отвлекают внимание, которое даже у ребенка целиком должно быть сосредоточено на трех пунктах: зрение-слух-бдительность.
Себе же он постоянно пополнял запасы оружия. Все пистолеты отсырели, а патроны давно разобрали еще сразу после падения Старого мира. Зато навалом было ножей.
Сейчас у папы есть целая коллекция ножей самых разных видов и размеров. Ими удобно убивать дичь.
И людей.
Да, бывает и такое, что люди представляют не меньшую опасность, чем Они, как бы чертовски грустно это не звучало.
Нам пришлось это понять, потому что, живя в вечном движении, рано или поздно приходится обращаться за помощью. Жить в движении – это никогда не знать, где ты заночуешь этой ночью, что будешь есть на завтрак и где окажешься к полудню. Потому, именно из-за этого нередко могут возникнуть ситуации, когда спать негде, а жрать нечего. Но это ничего.
Хуже всего, когда нечего пить.
И ты понятия не имеешь, где найти источник. Потому что ты здесь впервые.
Здесь у «безопасников» есть преимущество – обособившись в определенном месте, они со временем обживаются в пределах доступности всем необходимым, чего нельзя сказать о нас. Зато на них гораздо больше вероятности наткнуться Имитационным.
Чего тоже нельзя сказать о нас.
..конечно, я понимал, что в новом мире вступать во взаимодействие с кем бы то ни было на постоянной основе, это смертельная опасность – признается папа – но тогда я просто подумал. Подумал, что опаснее – жить на одном месте, дожидаясь третьего в моей жизни дня Х, который мы уже точно не переживем, потому что не сможем потеряться в толпе, являясь единственными жильцами. Или же опаснее время от времени обращаться к людям, убеждаясь прежде в том, что они не Имитационные? Да, риск и там и там. Но как бы безумно это не звучало для «безопасников» – обращаться к незнакомцам, силясь вычислить в них людей – гораздо безопаснее, чем обитать на одном и том же месте, так как именно на это и идет Их расчет..
Папа сам придумал, как вычислять Их.
Он говорит, что мой отец вычислял их путем глаз. Просил назвать их собственный цвет глаз и давал только секунду. У Имитационных отсутствует долговременная память, потому затем, чтобы верно ответить – им прежде необходимо было хотя бы на миг найти свое отражение.
У них не было этой информации.