Иннокентий едет в деревню
– Обалдеть, – сказал я, кидая на землю третий огрызок. – В деревне таких яблок нет.
Я вспомнил о сидре:
– Раньше, может, и были. Но теперь точно нет.
Наевшись, я сорвал еще одно яблоко. Покрутил его в руках.
– Из таких отменный сидр бы получился, да?
Дина сидела, не шелохнувшись.
– Нужно собрать.
Я оглянулся, и новая мысль резанула меня по сердцу. Со мной не было ни корзинки, ни таза, ни пакета – никакой тары для переноса фруктов из рощи.
Недолго думая, я снял верхнюю одежду. Завязал узлы на рукавах рубашки, штанинах джинсов. Сорвав плоды, наполнил ими одежду. Я жалел, что не ежик, что на спине моей не растут иголки.
Когда рукава рубашки затрещали по швам, а штанины надулись, я прикинул, что количества собранного мне не хватит и на десять литров.
– Тут, что ли, останешься? – спросил я, поднимая голову.
Кошка сидела на прежнем месте и внимательно следила за моими движениями.
Я сделал вид, что ухожу. Дина мяукнула.
Я оглянулся и увидел, как беспомощно она перебирает лапками.
– Та-а-ак. С дерева слезть не можешь, – резюмировал я. – Что же делать?
Я попытался залезть на дерево. Ветки яблони, с легкостью выдерживавшие кошку, подо мной трещали.
Можно было сходить домой за лестницей, заодно прихватить тару для яблок. Однако не приходилось сомневаться, что я, в совершенстве владея топографическим кретинизмом, дорогу к роще не найду.
3.9.3. Туда и обратно
Я шел в трусах по полю и, доставая из рубашки яблоки, кидал их в траву. Они были так же бесполезны, как и крошки хлеба на дороге, но я не сомневался, что смогу найти рощу снова. Там меня ждала кошка Алисы.
Алиса. Она снова меня спасала.
Завидев коровник, я побежал.
– Ты куда, парень? – окликнул у колодца Ефрем. – Портки потерял?
– Тележка есть? – сообразил я.
– Во дворе. Зачем тебе?
– Надо!
Я забежал во двор к Анне Павловне, схватил лестницу и тележку.
Темнело. Я боялся, что кошка Алисы не дождется меня, попробует спуститься самостоятельно. А потом ищи ветра в поле.
По примятой траве, оставленным яблокам и чутью, обостренному страхом, я нашел дорогу обратно в дикую рощу. Кошка сидела на дереве.
– Ладно, беру слова обратно, – сказал я ей, – не такая уж ты и дура!
3.10. Последний раунд
3.10.0. Благодарственная мантра
– Ух, какие крупные! – приговаривал Зиновий Аркадьевич.
Телега, наполненная яблоками, произвела фурор среди местного населения. С самого утра у моей калитки стояли председатель и другие любопытствующие. Теперь они обрывали плоды, тянущие ветки к земле.
– А красивые какие! – ахала баба Тома.
Она собирала яблоки в корзинку, соседка Клара – в ведра, Зиновий Аркадьевич – в карманы штанов. Я собирал плоды в садовую тележку Анны Павловны с не меньшей энергией, чем остальные, но про себя сомневался. Вспоминая прошлую неудачу, боялся испоганить дикие яблоки так же, как до этого деревенские.
«С пшеницей нужно разговоры вести, как с человеком, – писала бабушка в дневнике. – Я ее и похвалю, и побраню. А она рада стараться: растет на зависть».
Следуя примеру Зиновия Аркадьевича и бабы Томы, я нашептывал:
– Красивые яблоки, крупные яблоки.
– Соберем. Ни одному пропасть не дадим, – поддержала Лизетт, гладя кору деревьев. – Спасибо вам, милые яблони.
3.10.1. На пути к спасению
«Оставлю велик, возьмем лестницу и пару ведер».
Готовый поворачивать с шоссе, я увидел знакомую фигуру на автобусной остановке.
– Эй! – крикнул я, поворачивая руль.
Чудик нехотя обернулся. На голове не было ни одной из шапочек.
– Так и не поймешь, какой день недели, – сказал я, слезая с велосипеда.
Чудик смущенно потер лысый затылок. Он равнодушно уставился на корзину с яблоками из чудесной рощи, которую я прицепил к велосипеду.
– Оттуда? – сообразив, спросил Чудик. И немного оживился.
Он взял яблоко, впился зубами в нежную плоть и прикрыл глаза.
– Нет, – сказал Чудик, – не то.
– Не то? – спросил я.
– Обычные яблоки. Даже кислые.
Яблоки действительно были невкусными.
Не были они все в одном – и сладкими, и кислыми, и горькими. Они были просто кислыми. Одним словом, дичка.
Возможно, как и мне, отцу Чудика, обезумевшему от жажды и долгой погони за животным, яблоки показались вкусными. А потом воображение, не ограниченное реальным положением вещей, дорисовало остальное. Роща выглядела недосягаемой, и в семейном предании Чудика раз попробованные фрукты имели неповторимые вкусовые качества.
– В деревне часто преувеличивают, – сказал Чудик. – Жизнь такая. Не с чем сравнивать.
Следуя этой логике, бабушкино пиво считалось вкусным только потому, что, кроме бабушкиного и дешевого из автолавки, жители не пробовали никакого другого. И Высокий Папа мог сварить не менее достойное пиво из любой пшеницы, выращенной на любом поле из любых семян.
Но я знал, что бабушкино пиво на самом деле вкусное. Потому что у нее был секрет.
Любовь бабушки, щедро вложенная в каждую крупинку ее земли, в каждый колосок на пшеничном поле, в каждую бочку сваренного пива. В дела, которыми она занималась. В людей, которые ее окружали. Любовь, которая поддерживала, утешала, вдохновляла.
Вот что мы чувствовали, когда пили бабушкино пиво. Любовь имела для меня вкус меда, который дед получал с пчелиных ульев. Для Кролика – персиков, привозимых по возвращении из долгих поездок отцом. Для Чудика – чего-то давно забытого из детства. Малины, заботливо прятавшей ее, маленькую, от злобного петуха, для Анны Павловны. Для старожила и председателя деревни Зиновия Аркадьевича – первого поцелуя.
Мимо нас с Чудиком со стороны города проехал мужик на садовом тракторе. Витя положил надкушенное яблоко обратно в корзину.
– Знаешь, – сказал он, смотря вслед трактору, – мне здесь не нравится.
Он повернулся ко мне.
– Никогда не нравилось.
– О! – только и сказал я.
Вдалеке показался автобус.
– Прощай, – он протянул мне руку, и я автоматически ее пожал. А потом спросил:
– Прощай?
– Есть и другие деревни, – сказал Чудик. – Есть даже города.
Автобус был в минуте от нас, а мне столько хотелось спросить, столько обдумать, столько принять и понять.
В поисках подсказки я посмотрел за его спину, оценивая размер багажа. Выживших после пожара коров среди вещей не было. Как и воли, и силы духа.
– А как же коровы?
– Отдал, – ответил Чудик.
– Отдал? – вскрикнул я.
– Пока не спасешься, других не спасешь.
Громко тарахтя, подъехал автобус. Водитель открыл переднюю дверь. Чудик встал на нижнюю ступеньку и подтянул за собой чемодан.
Его не остановило мое недоумение. Его не остановили яблоки из чудесной рощи. Чудик был на пути к спасению.
3.10.2. Пыльное счастье
Когда дым из выхлопной трубы рассеялся, я тяжело вздохнул и сел на велосипед.
«Хоть деду яблоки отвезу, – решил я, поворачивая к дому Алисы. – Все равно нужно заехать, сообщить насчет кошки».
На душе было паршиво. Я с силой жал на педали, пытаясь справиться с неожиданно нахлынувшей злостью. Не знаю, что больше меня рассердило: мысль о том, что коровы Чудика попали к мясоеду или что Дину придется отдать равнодушному деду Алисы.
«Форменный садизм! – возмущался я. – Как он бросил коров?! Философию разводил, другом себя называл… всего живого и свободного».
Я распалялся все больше. Сердитые мысли заслонили от меня белый свет, и я не видел дороги. Видел Чудика и его предательство.
Не прошло и минуты, как я наехал на огромный валун. Почувствовав, как колесо скользнуло по гладкой поверхности камня, я испугался, вцепился в руль, снял ноги с педалей.
«Вот дурак!»
Я пошел по дороге, придерживая руль руками. Восстанавливал дыхание, успокаивался.
«Ладно. Что я в самом-то деле! – решил я. – Не мои коровы, не мое дело. Не мне его судить».
Я посмотрел на безмятежное поле вокруг дороги, поискал у природы поддержки. Отдышавшись, сел на велосипед. Пару секунд покрутил педали. И тут опять бросил взгляд на корзину.
«Даже яблоки не остановили, – подумал я. – Это не просто яблоки, это семейное предание! Бесценные плоды! А он взял и наплевал. Просто свалил».
Правая нога соскочила с педали, штанина тут же попала в цепь и застряла. Я упал на землю, еле увернувшись головой от камня. Бесценные плоды рассыпались по пыльной дороге.
Я так расстроился, что даже вставать не хотел.
Мы лежали с яблоками посреди дороги и смотрели в небо. Небо не хотело моей злости, яблоки не хотели. Мир хотел радости. Здесь и сейчас.
«Чудик – молодец! – твердил я. – Чудик – молодец. Я – молодец. Все мы – молодцы!»
3.10.3. Живой подарок
За пазухой он держал гуся. Тот как мог вытягивал шею, но участия в разговоре не принимал.
– Это тебе, – сказал Павел Никифорович, протягивая гуся. – С новосельем.
Я принял гуся, как, наверное, неловкие папаши в первый раз берут ребенка. Павел Никифорович быстро убрал руки в карманы и зашагал прочь.
Я внес гуся в дом и тут же озаботился проблемой его существования. Вариантов было два: либо гусь меня кормит, либо я – его. И здесь напрашивались следующие вопросы: как гуся забить, почистить и разделать в первом случае, и чем кормить, как часто и как долго во втором.
Набирая в поисковике вопрос: «как забить гуся», я чувствовал себя чудовищем. Гусь стоял рядом и все видел.
– Так, – сказал я, – иди-ка ты в другую комнату.
Я загнал гуся в спальню, закрыл за ним дверь и опять сел за ноутбук. Для воодушевления погуглил рецепты гуся в яблоках. От аппетитных картинок слюнки потекли.
Рубить гуся, сворачивать ему шею не хотелось. Я думал о более гуманных способах. В идеале я вообще не должен был в этом участвовать.
Было бы неплохо, если бы гусь покончил с собой, избавил меня от хлопот. Открой он газ, положи глупую голову в духовку, мне бы осталось только проветрить комнату, запихнуть его тушку поглубже на противень и зажечь огонь. Но гусь не выглядел печальным, на жизнь он не жаловался.
– Ладно, – сказал я, открывая гусю дверь в столовую, – возвращайся. Гостем будешь.
Гусь обрадованно загоготал, хотя ясно было, что ни на что другое от такого неумехи, как я, он и не рассчитывал.
«Место чудика пусто не бывает», – пронеслось в голове.
Гусь смотрел телевизор. Овца отдыхала на кровати. Дина, сидя на обеденном столе, злобно шипела на соседского кота: как я не нахваливал присутствие животного в доме, дед Алисы от счастья отказался.
3.10.4. Закатывая рукава
Я пребывал в боевом настроении. Сцены физического насилия туманили мозг, и кулаки машинально сжимались. Ногти врезались в кожу на ладонях, оставляя отметины в форме лун.
Драка была необходима, ни о чем другом я и думать не мог. Я, как боксер на ринге, локти прижав к телу, пританцовывал от нетерпения на полусогнутых ногах.
Налил в чашку воды из чайника, залпом выпил. Кто, кто хочет быть в роли моего противника?!
Ленька волоком внес во двор ящик с яблоками.
– Вот так вота!
– Это не из рощи, – сказал я, рассматривая черные пятна на плодах.
– Сан Саныча, – пожал плечами Ленька. – Сам дал!
Я оглянулся. Ящик от Высокого Папы, корзина от бабы Томы, ведра от соседки Клары, тележка Анны Павловны с дикими яблоками. На скамейке лежала пара крупных плодов, принесенных Зиновием Аркадьевичем.
«Говорят, яблоки с диких деревьев дают сидру незабываемый горьковатый привкус. Волшебный привкус», – улыбнулся я.
3.10.5. Состояние в момент прыжка
Говорят, люди подводят итоги жизни в определенные, «кризисные», годы. В крайнем случае, они делают это, отмечая дни рождения. Я подвожу итоги каждый день, подбирая под себя всякий успешно прожитый. Я чувствую себя курицей, созывающей под крыло цыплят, и уже давно ничего не меняется. В моей сберегательной книжке – одна бесконечная любовь.
Я подсчитываю успехи и провалы, приобретения и потери, и неважно, что я мог бы да не, важно то, что я могу да – предъявляю в данный момент времени. Нельзя останавливаться в подсчетах, нельзя сбиваться с темпа. Каждый шаг нужно подводить итоги, подталкивая себя к новым свершениям. Все, что я могу, на что способен, следует утверждать и подтверждать постоянно, иначе кто я здесь и сейчас?
