– Сюда понаедет лондонская шушера!
– Это не шушера, папа. Это полиция. Они будут проводить расследование. Обалденно!
– Боже милостивый, дочка! Ты хочешь умереть старой девой? Да на тебя ни один мужчина не позарится, даже если я ему приплачу!
Риченда вспыхнула:
– Ты говоришь ужасные вещи!
– А, то есть ты все-таки не оставила надежд на замужество? А на что жениха ловить собираешься? На мои деньги? Рассчитываешь привести в мой дом какого-нибудь лоботряса? Так вот, говорю тебе раз и навсегда: ничего ты от меня не получишь, пока не научишься вести себя как надо! Ничего! И вообще я не желаю видеть тебя в моем доме! Убирайся вон, черт побери!
– Как скажешь, папочка. Только когда станешь совсем стареньким, седеньким, одиноким и впадешь в маразм, не забудь, что ты сам меня выгнал!
– Когда впаду в маразм, я вообще обо всем забуду! – рявкнул лорд Стэплфорд. – Глупая девчонка! Не пытайся спорить с мужчинами, Риченда, у тебя мозгов на это не хватит!
– Ненавижу тебя! – выпалила Риченда. – Лучше бы ты умер!
Лорд Стэплфорд повернулся к дочери спиной:
– Кстати, Холдсуорт, что там за история с покойником?
– Если позволите вмешаться… – подал голос полицейский, невозмутимо наблюдавший семейную сцену, стоя чуть поодаль. – Я сержант Дэвис из местного отделения полиции. Меня прислали сюда начать расследование, пока мы ждем важную персону из Скотленд-Ярда.
– Важную персону из Скотленд-Ярда? – тупо повторил лорд Стэплфорд.
– Должен с прискорбием сообщить, сэр, что почтенный[4 - Почтенный – в Великобритании титулование детей пэров.] Жорж Пьер Лафайетт найден мертвым в вашем доме… – Сержант сверился с записной книжкой, – некой Эфимией Сент-Джон, вашей молодой служанкой, вскоре после того, как семья села ужинать.
– Что за чушь? – возмутился лорд Стэплфорд. – У нас нет служанки с таким именем! А Лафайетт есть, да. Это племянник моей первой супруги, сын ее сестры. Я видел его пару дней назад в клубе, и он был в добром здравии.
– К сожалению, это уже не так, сэр.
Следующие слова лорда Стэплфорда я не услышала из-за острой боли в правом ухе.
– Любопытным деткам пора в кроватку, – шепнула мне в то же ухо миссис Уилсон и, не отпуская его, выволокла меня из-за кадки на свет божий. Одарив собравшихся в холле любезной улыбкой, она протащила меня под их изумленными взглядами через всё помещение к двери на лестницу для прислуги. И если я надеялась, что число свидетелей моего позора ограничится лордом Стэплфордом, мисс Ричендой и Холдсуортом, я сильно ошибалась.
К тому времени, как мы добрались до мансардного этажа, мое ухо горело и пульсировало. Наконец миссис Уилсон открыла дверь какого-то чулана и втолкнула меня в черный проем.
– Тебя разбудят на рассвете для работы по дому перед завтраком, – буркнула она, и дверь захлопнулась у меня за спиной.
В чулане было темно, но из маленького оконца падал тусклый лунный свет, и когда зрение к нему приноровилось, я огляделась и поняла, что теперь это будет моя комната. Еще быстрее выяснилось, что потолок здесь нестандартной высоты – я почувствовала это собственной макушкой. Недоумевая, как это в таком современном доме со всеми новейшими удобствами не позаботились сделать приличное жилье для слуг вместо этого чердачного закутка, я тяжело опустилась на узкую кровать. Думать об этом дальше не было сил – день у меня выдался долгий, полный приключений и потрясений, а попросту говоря, кошмарный. Поэтому я скинула верхнюю одежду, обувь и легла, закутавшись в тонкое одеяло. Моя матушка была бы в шоке, но даже если миссис Уилсон снизошла до того, чтобы попросить кого-нибудь принести в эту комнату мои вещи, я не собиралась искать их в темноте, рискуя получить пару синяков и шишек только ради того, чтобы переодеться.
Едва я начала немного согреваться в своей жалкой постели, откуда-то послышались рыдания. И можно себе представить, в каком угнетенном состоянии пребывал мой разум, если первой мыслью, пришедшей в голову, была мысль о том, что миссис Уилсон по причине сугубой зловредности отвела мне единственную в доме комнату с привидениями.
– Пожалуйста, замолчите, – пробормотала я. – Вы зря тратите время, потому что я не верю в привидения. – И натянула одеяло на голову. Потом передумала, высунула нос и добавила для ясности: – Мой папа был викарием, так что я в таких делах понимаю.
Рыдания, однако, не стихли.
Тогда я со вздохом села на кровати и попыталась определить источник звука. Похоже, он был где-то за стеной справа. Встав и накинув на плечи одеяло – для тепла и ради приличий, – я открыла дверь и вышла в коридор. Там стояла кромешная тьма, но меня в моем полусонном состоянии это уже не волновало, я плохо отдавала себе отчет в своих действиях и потому решительно распахнула первую попавшуюся по пути дверь, рассудив остатками здравого смысла, что в этой части мансардного этажа нет мужских комнат. Передо мной был бельевой шкаф – это стало ясно, когда мне на голову посыпались полотенца, после того как я шагнула внутрь и врезалась в полки. Дальше я шла уже с большей осторожностью. Остановилась у следующей двери, прислушалась и, различив приглушенные всхлипывания, тихо постучала.
– Тут есть кто-нибудь? – спросила я, чувствуя себя второсортным медиумом.
– Это ты, Эфимия? – раздался за дверью голос Мэри. – Погоди минутку.
Последовали шаги, скрежетнула задвижка, и дверь открылась. Заплаканная Мэри подняла повыше зажженную свечу в подсвечнике и спросила:
– Ты заблудилась?
– Нет, меня поселили в соседней комнатушке.
Мэри попыталась тыльной стороной ладони утереть слезы, но только размазала их по щекам.
– Извини, – смутилась она. – Сегодня был на редкость неудачный день.
– Почему ты плакала?
– Так ведь убийство и все такое…
– По-моему, тут что-то еще.
Мэри, видимо, поняла, что просто так я от нее не отстану, поэтому схватила меня за руку и втащила в комнату. Ее ногти ощутимо впились мне в локоть. Похоже, в этом доме у всех дурная склонность хватать людей за разные части тела и куда-нибудь тащить. А может, это было мне наказание Господне – за то, как я обошлась с покойным Жоржи и его ногой.
– Заходи скорей. Если Уилсон нас застукает – выгонит обеих.
Комната Мэри, судя по всему, мало чем отличалась от моего чулана, как я себе его представляла. Здесь было повеселее, конечно, но только благодаря свету. На полочке над умывальником стояли несколько почтовых открыток, на одной я рассмотрела Эйфелеву башню. Мэри, проследив направление моего взгляда, тотчас подровняла стопку так, что эта открытка исчезла из виду.
– Ты была влюблена в Жоржа Лафайетта, да? – догадалась я.
Мэри несколько секунд смотрела на меня с вызовом, потом закусила губу и кивнула. Она была очень хорошенькой и достаточно обаятельной, чтобы привлечь внимание молодого человека из высшего общества. Я мысленно обрушила проклятия на голову мертвеца.
– Ты попала из-за него в беду, Мэри?
Она вздернула подбородок:
– Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь? Я не такая! Мы с мистером Жоржи были просто друзьями.
Должно быть, сомнение отразилось у меня на лице, потому что она возмущенно продолжила:
– А что? Не веришь? Ты такая же испорченная, как мистер Холдсуорт! У мисс Риченды свои непонятные взгляды… А мистер Жоржи сказал мне, что его не волнует мое общественное положение! Еще он сказал, что я очень сообразительная и в два раза красивее всех великосветских девиц, которых он встречал. Что тут дурного?
Мэри определенно выросла в сельской местности, но мне пришло в голову, что она, в отличие от меня, никогда не бывала на фермах и ничего не знала об отвратительных повадках самцов домашнего скота. Она и правда могла не понимать, «что тут дурного».
– А что вы делали с мистером Жоржи?
– Разговаривали. Он интересовался, какую работу мы выполняем по дому, и считал, что меня не ценят.
– А еще что?
– Ничего.