Нежное сердце

С его губ сорвался невольный вздох – до чего же вкусна, черт возьми, эта масса! Он получил почти такое же удовольствие, как от секса. Правда, Цезарь нечасто им занимался, предпочитая контролировать в своей жизни все, даже в ущерб собственному комфорту.

Оторваться от мусса было невозможно.

Цезарь еще раз обмакнул палец в десерт, поднес его ко рту и застонал от наслаждения. Скорее всего, он покинет кухню, только когда от этого шоколадного шедевра ничего не останется.

– Входите, мисс Блейк.

Грейс почувствовала, как ее охватывает напряжение, когда она осторожно постучала в дверь кабинета Цезаря Наварро в восемь тридцать на следующее утро. Всего несколько минут назад Кевин напомнил ей, что в кабинет входить нельзя, но затем добавил, что мистер Наварро желает видеть ее немедленно.

Передавая требование их работодателя, Кевин вопросительно взглянул на Грейс, но поскольку мистер Наварро не посвятил его в детали инцидента, происшедшего накануне в кухне, Грейс также не намеревалась это делать.

Кроме того, Кевин и сам скоро узнает, в чем заключается причина ее вызова в кабинет. Мистер Наварро, без сомнения, решил лично сообщить ей, что она уволена.

Как только Родни доставил ее вчера в коттедж, Грейс тут же связалась с Бет по телефону, пересказав сестре в деталях, что недавно произошло в кухне. Бет не могла удержаться от смеха.

Грейс тоже посмеялась, но утром она проснулась в шесть часов в полной уверенности, что ее при малейшей возможности уволят.

Кажется, Цезарь Наварро подождал, пока она приготовит ему завтрак, и только после этого нашел причину, по которой можно отказаться от ее услуг.

Грейс убедилась, что ее волосы собраны в аккуратный хвост, разгладила рукой черную юбку, открыла дверь и неуверенно зашла в кабинет. Почти сразу же она замерла в обшитой деревянными панелями комнате, увидев Цезаря. Он выглядел так, как на фотографии в Интернете. На нем был безупречно сшитый серый костюм, белоснежная рубашка и замысловато завязанный бледно-голубой шелковый галстук. Только сексуально взъерошенные волосы напоминали мужчину, с которым Грейс встретилась вчера в кухне.

Конечно, она думает совсем не о том, особенно если учесть, что ее пригласили, скорее всего, с целью лично сообщить, почему она не подходит для работы в поместье.

– Вы сами делали круассаны, которые я получил сегодня на завтрак?

Грейс от неожиданности заморгала:

– Я… Простите…

Цезарь взглянул на нее с нетерпением:

– Я спросил, не вы ли испекли круассаны, которые я ел сегодня за завтраком?

– Ну да.

«Он что, затеял какую-то игру?» – с недоумением подумала Грейс. Например, хочет усыпить бдительность оппонента, а потом, как только тот начнет расслабляться, Наварро нанесет удар. Если так, то…

– Они были восхитительны. – Цезарь энергично кивнул. – Так же хороши, как те, которые я ел в лучших ресторанах Парижа.

Еще бы – ведь Грейс сама работала в одном из таких ресторанов больше года, под руководством одного из лучших шеф-поваров Франции. Это было после окончания школы гостиничного бизнеса и кулинарии.

– Рада, что вам понравилось. – Грейс пожала плечами. – Считайте это моим прощальным подарком.

Пронзительные черные глаза сузились.

– Вы уезжаете?

– Конечно, я… – Грейс осторожно взглянула на Цезаря. – Разве не за этим вы вызвали меня сюда? Чтобы с удовольствием сообщить мне об увольнении?

Вчера вечером, вернувшись в свою спальню, Цезарь много размышлял. Не встретился ли он с Грейс Блейк в тот период, когда она была угнетена тем, что оказалась вдали от дома и в полном одиночестве? Может быть, поэтому она была столь многословна? Две минуты в ее компании сегодня утром – и он уже так не считает. Эта девушка всегда говорит то, что думает.

Он поднял темные брови:

– Почему вы думаете, что я получу удовольствие, если лично уволю вас?

Веснушки на носике и щеках Грейс утром стали заметнее, но ее глаза действительно были прекрасны – не синие и не зеленые, а бирюзового цвета, как Средиземное море. У нее были блестящие темные волосы, которые, к несчастью, она собрала в хвост. Однако даже при такой прическе было ясно, что по длине они, скорее всего, доходят ей до талии.

Грейс неуверенно переступила с ноги на ногу:

– Я была чересчур откровенна прошлым вечером. И довольно груба. И, вероятно, немного саркастична. И… – Грейс умолкла, поскольку Цезарь поднялся и обогнул стол, едва не уронив единственную стоящую на нем фотографию в рамке. Может, снимок Рафаэля?

Прислонившись к столу, он мягко сказал:

– И?..

Глаза девушки расширились. Она сглотнула и продолжила:

– И я весьма нелицеприятно охарактеризовала вашу многочисленную службу безопасности.

– Да, – сухо подтвердил Цезарь.

Грейс бросилась в атаку:

– Да – я была откровенна? Да – я была груба? Да – я была немного саркастична? Или да – я нелицеприятно выразилась по поводу вашей многочисленной службы безопасности?

– Да, все это было, – согласился он. Голос его был напряженным.

– Вот так, значит. – Она грустно улыбнулась.

– Так – это как? – с раздражением поинтересовался Цезарь.

Пусть она выскажется яснее. Откровенность – это одно, непонимание – совсем другое.

Грейс настороженно смотрела на него, слишком остро чувствуя близость этого мужчины. Как и вчера, в его присутствии пространство словно лишилось кислорода.

– Это те причины, по которым вы имеете право меня уволить.

– И, увольняя вас лично, я получу удовольствие. Так, кажется, вы выразились?

– Разве это имеет значение? – Грейс нетерпеливо вздохнула. – Суть в том, что вы меня увольняете. Получите вы от этого удовольствие или нет, не так уж важно…

– Для вас – может быть, – уколол ее Цезарь. – А мне не нравится сообщать людям, что они уволены. – На его виске забилась голубая жилка.

– Да? Что ж, в таком случае прошу прощения. Я была введена в заблуждение. Я говорила поспешно, не подумав. Может, вы и не получаете удовольствие, увольняя людей, однако вы в любом случае меня уволите, – заявила Грейс.

Если мисс Блейк считает, что она извинилась, ей явно не помешает работа над собой. Она умудрилась оскорбить его дважды за какие-то минуты.

– Так что, может, мне лучше вернуться в коттедж и начать собирать вещи? А вам и Рафаэлю, скорее всего, станет комфортнее, если у вас под ногами никто не будет путаться.