Чистая любовь

И я тоже захотел побольше узнать о ней.

– Ладно, – сказала мама, разгладив салфетку, лежащую у нее на коленях, положила ее на стол и встала. – Думаю, пора потанцевать.

Ноа и Джордан улыбнулись, когда я встал, обошел стол и протянул маме руку.

– Думаю, ты права, мама. Окажешь мне честь?

Тепло улыбнувшись, она положила руку на мою ладонь, а Ноа подошел к старому проигрывателю, который папа купил еще до нашего рождения. На мгновение в комнате повисла тишина, а потом заиграли первые ноты песни Эрика Клэптона «Wonderful Tonight». Мама вздохнула, прикрыла на миг глаза, и мы принялись танцевать.

Меня еще на свете не было в тот вечер, когда мама танцевала с папой под эту песню. Она была в длинном свадебном платье кремового цвета, а папа – в голубых джинсах и белой рубашке. Но я видел видео, фотографии и знал, что улыбка, которая появляется на лице мамы всякий раз, когда я или кто-то из моих братьев танцует с ней, была точно такой же, как в тот вечер.

Они с папой танцевали каждый вечер на кухне, пока она готовила, или в гостиной после ужина. Не всегда под эту песню, хотя ее они любили больше остальных. После смерти отца мы с братьями решили сохранить эту традицию.

Не только ради нее, но и ради нас.

В первые месяцы после смерти отца все в нашей семье пошло на спад. Мама начала напиваться до бесчувствия, старшие братья ссорились из-за того, кто станет новым главой семьи, а мы с Майки с головой погрузились в то, что приносило нам большее утешение: я – в книги, он – в музыку. В первый и единственный раз в жизни я увидел, что наша семья распалась на части.

Но все вернулось на круги своя в тот вечер, когда после ужина я впервые пригласил маму потанцевать.

Минуло девять лет со дня смерти отца, почти десять, как его нет с нами, и все же я до сих пор ощущаю его присутствие в доме, словно он и вовсе не покидал нас.

Вот что значит потерять любимого человека. Любимые навсегда остаются рядом с нами. Мы не можем их потерять, они никогда и никуда не уходят, если мы решаем сохранить их в наших сердцах. И все же тайна его смерти преследовала каждого члена моей семьи. Прошло почти десять лет, а у нас до сих пор нет ответов на миллиард вопросов, которыми мы задаемся каждый вечер.

Отчасти я надеялся, что однажды мы найдем ответы.

Но был почти уверен, что этого не произойдет.

Потому я выкинул эти мысли из головы и сосредоточился на звучащей в доме музыке, развернув маму, а потом наклонив ее к полу. Но в глубине души я задавался вопросом, каково это – танцевать со своей женой под песню, которую мы считаем нашей, которая служила бы нам опорой и в горе, и в радости.

А потом, по неведомой мне причине, я задумался, а любит ли танцевать Мэллори Скутер.

Но эта мысль испарилась во время следующего же поворота.

Мэллори

Мое.

Всю свою жизнь я хотела смотреть на что-нибудь – на что угодно – и чувствовать, как это единственное, властное слово оказывается истиной.

В детстве я захотела собаку – и мы ее купили. Но она принадлежала не мне, а всем нам: моему брату, отцу, маме. У меня была отдельная комната, но ее тщательно обставила мама, не позволив мне проявить свою истинную натуру. На машине, которая появилась у меня, пять лет ездил мой отец, после чего передал мне. Даже в колледже я делила квартиру с тремя девушками, которых не знала, и это место вообще было чужим.

Сейчас, стоя посреди пустого торгового помещения, которое я собиралась переделать в художественную студию, я огляделась и попыталась прочувствовать его.

Мое.

Это место – мое.

Я должна была прочувствовать это, потому что на самом деле оно и было моим вместе с небольшой квартиркой наверху. Я была вольна делать с ним то, что захочу, и могла воплотить в жизнь свою мечту о собственной студии.

Я могла оглядеться и представить ее воочию.

Я увидела окна от пола до потолка, они пропускали солнечный свет и позволяли прохожим любоваться создаваемыми тут произведениями искусства. Я увидела заднюю комнату, которую переделаю в фотолабораторию, где будут медленно проявляться снимки. Увидела сцену для натурщиц, расставленные вокруг нее мольберты. Представила художников разных возрастов, которые смотрят на модель, а потом берутся за кисть. Я увидела мастер-классы для детей, увидела уроки для пар, увидела уроки эскизов для девушек, как они рисуют и пьют вино. Я представляла себе, как студенты посещают занятия со мной, оттачивают свое мастерство, становясь с годами сильнее и креативнее.

Вариантов, что могло бы произойти в этом пустом помещении, бесконечное множество.

И все же я не чувствовала, что оно мое.

Потому что за него приходилось платить.

На чеке было указано имя моего отца, который обеспечил меня этим объектом недвижимости. Только благодаря отцу у меня есть собственное жилье, а в будущем и бизнес.

И, чтобы сохранить это помещение, мне пришлось играть по отцовским правилам.

Каждый раз, когда эта мысль приходила мне в голову, я сжимала кулаки, раздувая ноздри, закрывала глаза и пыталась дышать так, чтобы кислород не обжигал легкие. Быть в долгу у отца – худшего я не могла и вообразить, но еще хуже – снова оказаться у него под каблуком, как это было до того, как мне исполнилось восемнадцать.

Но со мной случилось именно это.

Я продолжала оглядываться, пытаясь отыскать в себе ощущение, что это место принадлежит мне, когда в комнату ворвался мой лучший друг, держа бутылку шампанского.

– Я принес шампусик! – воскликнул Крис, вплывая в опустевший магазин с той же грацией, с какой появлялся везде.

На нем был бежевый свитер крупной вязки, подчеркнутый толстым клетчатым шарфом на шее и твидовым пиджаком, согревающим его на холодном зимнем ветру Теннесси. За все годы дружбы с Крисом я ни разу не видела его в джинсах, потому не удивилась, заметив на нем темно-синие брюки и сапоги из коричневой кожи. Его светлые волосы были разделены пробором слева и аккуратно уложены, а лицо чисто выбрито, что подчеркивало подбородок, который я называла подбородком Супермена. Его шоколадные глаза, как всегда, были теплыми и манящими, а щеки украшала россыпь веснушек.

Я приподняла бровь, посмотрев на бутылку у него в руках.

– Уверена, ты принес бутылку шампанского, чтобы отпраздновать покупку магазина, а вовсе не потому, что сегодня суббота, а бранч ты любишь сильнее, чем герои сериала «Друзья» любят кофе.

– Двух пташек одной бутылкой, – шкодливо улыбаясь, сказал Крис. – А теперь нам нужны два бокала и…

Крис резко остановился, увидев на моих руках комочек спутанного меха.

– Мэллори… черт возьми, что это такое?

Я с улыбкой посмотрела на существо, которое он окатил таким презрением, и почесала за ушком шерстяной комочек, который тут же тихонько заурчал у моей груди.

– Это Дали, – объяснила я, и, словно уже зная свое имя, он посмотрел на меня яркими зелеными глазами, а затем повернулся к Крису.

– Что еще за Дали?

Я закатила глаза.

– Это кот, глупенький. Вот, – сказала я и протянула ему Дали. – Можешь подержать. Он очень послушный.

– Зачем тебе кот? – отпрянув, спросил Крис и, смотря на пушистое создание, поднимал бровь все выше и выше. – И откуда у тебя вообще взялся кот?

– Подобрала на улице. Он забрел ко мне, когда вчера вечером я затаскивала вещи наверх. Я его покормила и разрешила переночевать, чтобы он не замерз на улице… ну разве не милашка? Этими маленькими усиками он напоминает мне Сальвадора Дали, – сказала я, проводя кончиками пальцев по шерсти вокруг рта котенка. – Подумала, что он, может, жил тут раньше.

Крис недоуменно смотрел на меня.