Чистая любовь

Ноа усмехнулся, я тоже не смог сдержать улыбку. Мне нравилось работать с братьями и проводить с ними много времени. Ноа старше меня, но немножко пониже ростом, что всегда его подбешивало. Если я был поджарым, то он – крепышом, а волосы у нас одного цвета – песочно-каштанового, вот только мои чуть длиннее. А еще у Ноа были голубые глаза, как у папы, а мне достались мамины – золотисто-карие.

– Поразительно, – выдохнула женщина и окинула взглядом моего брата. – Теперь понятно, почему вы так крепко сложены.

Она произнесла эти слова так тихо, что я мог бы их не расслышать. Но я их услышал, и Ноа тоже. Если бы бедняжка приехала сюда на год раньше, то, возможно, ее экскурсия по городу завершилась бы в постели моего брата. Но, увы, его сердце принадлежало одной рыжеволосой девушке, которая сейчас находилась на другом конце страны – в штате Юта, где она работала в Амери-Корпусе.

Руби Грейс Барнетт – дочь мэра. Прошлым летом она должна была выйти за другого мужчину, но решила сбежать с моим братом.

Я же говорил.

Бунтарь.

Ноа улыбнулся, приподняв кепку, а потом отвернулся и сжал мое плечо.

– Обещаю, сегодня никаких розыгрышей, – сказал он. – У тебя и без того достаточно поводов для переживаний.

Я поджал губы.

– Да.

– Она еще не пришла?

– Придет сразу после этой экскурсии.

Ноа присвистнул.

– Что ж, удачи. Если нужно будет выпить и снять стресс, приходи потом ко мне. – Он снова сжал мое плечо и вернулся на рабочее место.

Несмотря на то что живот сильно скрутило, я повернулся к группе и завершил свою речь о бочках, после чего снова повел туристов к двери, через которую мы вышли на прохладный ноябрьский воздух.

До Дня благодарения оставалось всего несколько дней, и в Стратфорде царило праздничное настроение. На каждом здании винокурни, как и на других зданиях в городе, висели рождественские гирлянды. В центре города стояла такая большая ель, что ее было видно с любого конца Мэйн-стрит, а я, окруженный всем этим великолепием, все ждал и ждал, когда же и меня настигнет праздничное настроение.

Этого не случалось уже много лет – с тех пор, как умер отец.

Я вдохнул прохладный теннессийский воздух с нотками дуба и меда, но он ни капли меня не успокоил, пока я вел группу к нашей последней части экскурсии – дегустации. Последующие двадцать минут я помогал посетителям дегустировать виски, наверное, впервые в жизни. Нет, конечно, раньше они все пробовали виски, но никогда не нюхали его, не вдыхали особый аромат и не наслаждались обжигающим ощущением в глотке.

Двадцать минут.

Именно столько занимала дегустация.

Именно столько времени у меня оставалось до встречи с девушкой, которую я пытался избегать все утро и, если честно, большую часть жизни.

Мэллори Скутер.

Скутер – как название у меня на куртке, как надпись большими буквами на здании, где мы сейчас находились, как фамилия, которая каждую неделю виднелась в правом верхнем углу моего чека.

И как семья, с которой мы враждовали не один десяток лет.

Чтобы объяснить мой мандраж, пока я ждал у себя в кабинете Мэллори Скутер, у которой сегодня первый рабочий день на винокурне, нужно вернуться в прошлое.

Видите ли, винокурню «Скутер Виски» основал Роберт Джей Скутер. И хотя на бутылках и здании значилась его фамилия, у него был важный подельник – мой дед, Ричард Беккер.

Дедушка стал первым сборщиком бочек на винокурне – тем, кто отладил процесс и показал его значимость, что сохранялось и по сей день. То положило начало партнерству и, что важнее, дружбе между Робертом Джеем Скутером и моим дедом, которая продолжалась вплоть до смерти основателя.

И вот тогда-то и запахло жареным.

Роберт Джей Скутер не упомянул в завещании моего деда, не оставил ему ни единой акции компании, хотя именно дедушка помог ему создать и учредить бренд «Скутер».

Винокурня и бренд полностью отошли семье Роберта – его старшему сыну Патрику, который и сейчас является ее генеральным директором. Вскоре после кончины Роберта умерла моя бабушка, а следом за ней и дедушка. Мы всегда говорили, что он умер от разбитого сердца, и, хотя люди утверждали, что причиной тому стала кончина бабушки, наша семья понимала, что немалую роль сыграли Скутеры.

После смерти деда в дело вступил мой отец, сохранив имя Беккеров на винокурне. Он начинал совсем молодым и вскоре после смены владельца стал членом правления.

После этого и начались настоящие неприятности.

Если Скутеры хотели нестись вперед на всех парах и открывать двери инновациям, то мой отец с дьявольским упорством добивался сохранения традиций. Он помнил и чтил то, что сделало бренд «Скутер» широко известным. Чем больше он настаивал, тем сильнее они закручивали гайки. В итоге отца сократили практически до канцелярской крысы, а когда ему поручили навести порядок в кабинете Роберта Джея Скутера, это стало ударом не только по его самолюбию.

Но и по его жизни.

В истории винокурни «Скутер Виски» значился только один пожар. Он и случился в том кабинете.

И мой отец – единственный, кто погиб во время этого пожара.

Моей маме, братьям и мне по сей день приходится мириться с загадочной смертью отца и отсутствием внятных объяснений, почему пожар случился. Весь город оживленно обсуждал трагедию: кто-то задавался вопросом о том, не было ли это умышленным убийством, другие упрекали отца во вредной привычке курить, что, по заверениям пожарной службы Стратфорда, и стало причиной, но мама настаивала, что это невозможно, поскольку отец никогда не курил.

Это была та еще заваруха – огромная и трагическая.

Ставшая еще одним камнем преткновения между семействами Беккер и Скутер.

Причин, почему мы с Ноа и Майки работали на винокурне, было немало, но главная заключалась в том, что мы хотели сохранить наше семейное наследие. И хотя Патрик Скутер и его семья прикидывались, что между нами царят мир и согласие, в наших отношениях всегда ощущалось напряжение, словно мы были заразой, от которой они никак не могут избавиться.

Но уволить нас Скутеры не могли – это бы породило слухи, что они как-то связаны со смертью нашего отца. И мы уволиться тоже не решались – это все равно что предать винокурню, которой по праву владела и управляла наша семья.

Даже учитывая все вышесказанное, мне не стоило быть на таком взводе из-за того, что Мэллори Скутер, младшенькая дочь Патрика, в любую минуту войдет в мой кабинет. Мне не стоило сжимать мячик-антистресс, постукивать ногой под столом, кусать щеку, обдумывая, что я скажу ей, когда она появится.

Да, разумеется, она была внучкой основателя и дочерью нынешнего генерального директора.

Да, разумеется, она носила фамилию семьи, от которой я не мог бежать.

И, разумеется, она не заслужила эту работу, в отличие от меня. Мэллори получила ее только потому, что в ее жилах текла кровь Скутеров.

Но все это не имело никакого значения.

А вот что действительно важно – я был ведущим гидом и по праву стоял следующим в очереди на пост менеджера. И смутно подозревал, что ее наняли для того, чтобы этому помешать.

Что еще важно – возможно, это было самым важным: я был влюблен в Мэллори Скутер с четырнадцати лет.

Об этом никто не знал, даже мои братья, которые знали обо мне все. Ни одной живой душе я не рассказывал, что меня до чертиков возбуждают ее прямолинейность, дерзость и открытое неповиновение семье и всему городу. Я ни разу не задерживал на Мэллори взгляд, ни разу не показывал, что в ее присутствии у меня всегда потели ладошки.

Мы были детьми непримиримого соперничества, которое возникло несколько десятилетий назад и не ослабевало и по сей день.