Воцаряется тишина, которую разбавляется лишь стрекотание сверчков во дворе.
– Как его зовут? – спрашиваю я.
Возможно, Аспен нужен кто-то, кто задавал бы ей наводящие вопросы, тогда, несомненно, и лед тронется.
Она моргает, глядя на меня с выражением боли на лице.
– Дейл.
Я хочу пошутить, что все Дейлы, которых я знал, были вонючими старыми козлами из спортзала, но сейчас не время для остроумных комментариев.
– А сколько времени вы были вместе?
– Мы познакомились в Гарварде. Он изучал политологию, а я специализировалась на бизнесе. Мы встречались два года, а потом еще два после окончания учебы.
Гарвард? Вау. Я в курсе, что она умная, но… черт.
– Что же послужило причиной разрыва?
– Долгая история. – Она делает паузу и продолжает: – Я вечно его прощала. У него оказалось тяжелое детство. Он – средний ребенок. В семье росло четверо детей, а родители всегда балансировали на грани развода. В школе у парня случилась настоящая депрессия, не было реальных друзей. И я вроде как стала для него всем… другом, девушкой, психотерапевтом, личным банковским счетом. Это очень утомительно, но я любила его. В общем, сперва оно того стоило. – У Аспен отстраненный взгляд.
У меня внутри все переворачивается, пока я наблюдаю за ее реакцией на воспоминание о придурке Дейле и об аде, который он, очевидно, ей устроил.
Она милая и добрая девушка. Святоша не ошибся. Меня бесит мысль, что некоторые парни могут без зазрения совести воспользоваться таким сокровищем.
– После получения диплома мы начали знакомиться с новыми людьми. Короче говоря, погрузились в большой мир. Я поощряла Дейла, хотела, чтобы он завел себе друзей. И примерно в течение года мой бывший и впрямь казался счастливым, будто все в порядке.
Но потом Дейл сказал, что у него появились чувства к одной из недавно появившихся подруг. Сперва предложил свободные отношения, что в некотором роде меня сломало… но я любила его, поэтому попыталась наладить отношения. Провела массу исследований о полиамории и нетрадиционных отношениях, даже опросила знакомых. Я узнала, что главное здесь – доверие. Золотое правило – устанавливать правила, уважать партнеров, относиться с любовью.
Задача была вполне выполнимой, но он продолжал лгать. И в итоге я ушла. – Аспен умолкает.
Я терпеливо жду, что она добавит что-нибудь еще, если захочет. Лично я надеюсь, что этим все и ограничится. Наверняка Аспен пережила столько душевной боли, что хватит на целую жизнь.
Почему таким парням, как долбаный Дейл, все сходит с рук? Зачем они причиняют вред девушкам вроде Аспен?
Я стискиваю кулак под столом. Даже не знаю, как выглядит ее бывший, но я бы с врезал ему по физиономию.
Аспен до сих пор молчит, поэтому я нарушаю паузу:
– Мне жаль. Он настоящий кусок дерьма.
– Я должна была предвидеть его выходки. Он отказывался говорить о будущем и уже дважды до того случая расставался со мной. В Гарварде ходили слухи, что Дейл мне изменяет. Все признаки были налицо. Любовь меня ослепила, потому я глупо защищала бывшего бойфренда. Постоянно.
Погодите-ка. Неужели она всерьез винит себя?
– Нет! Тут нет твоей вины, Аспен. Я выслушал твою историю и могу сказать одно: никакой жалости к себе, никаких «я должна была» или сожалений. Это пустая трата времени, которое тебе жизненно необходимо потратить на исцеление. Поняла?
Аспен с трудом сглатывает, глядя на меня остекленевшими глазами.
Если она сейчас заплачет, я надеру себе задницу за то, что поднял неудобоваримый вопрос. Я гребаный идиот. Первый вечер, а я заставляю эту красотку плакать.
Черт тебя дери, Браун.
Она кивает.
– Спасибо. В любом случае хватит нам вести разговоры неудачников с разбитым сердцем. А мы вовсе не неудачники.
Я чувствую облегчение и ухмыляюсь.
– Именно! Здесь я должен вставить глупую фразу о птицах со сломанными крыльями или типа того?
Аспен запрокидывает голову и насмешливо парирует:
– Умоляю, никаких попыток быть поэтом! Оставайся собой, Браун.
– Ладно. – Я поднимаю руки в знак капитуляции. – Буду придерживаться того, что знаю. Хоккея.
– И готовки, – добавляет Аспен с улыбкой и наклоняется над тарелкой.
До чего же она обворожительна.
– Давай не будем заканчивать ужин на грустной ноте. – Аспен вновь поджимает губы, постукивая пальцем по подбородку. – А теперь мой черед задать вопрос. Если бы ты мог делать что угодно: все что захочешь… что бы это было?
– Ну…
– Помимо хоккея, – быстро перебивает она и внимательно смотрит на меня.
Хмыкаю. Я немного озадачен. Вряд ли мне когда-либо задавали подобный вопрос. Большинство моих разговоров вращаются вокруг сезона, подготовки к сезону, победы в сезоне, завершения сезона и так далее. Намылить, смыть, повторить.
Люди обычно предполагают, будто хоккей – вся моя жизнь. Разве у меня могут быть какие-либо интересы, кроме спорта, который сделал меня богатым и успешным?
Но истина состоит в том, что я часто размышляю об этом. Я знаю, что не буду играть в хоккей вечно. Во мне имеется много чего еще, даже если многие не хотят ничего замечать.
Зато Аспен хочет. Поэтому ее искренняя заинтересованность на секунду вводит меня в ступор.
Я встречаюсь с ней взглядом.
– Думаю, это было бы связано с готовкой – для себя и для других. Мне нравится хозяйничать на кухне.
– Хм. Тебе идет, – Аспен одаривает меня очередной понимающей улыбкой, взбалтывая вино в бокале.
– И у меня неплохо получается.
– Очень даже неплохо.
И только потому, что вечер начинает казаться слишком похожим на свидание, что, по словам Святоши, приведет к нежелательной татуировке на моей заднице, поднимаясь из-за стола, я громко рыгаю.
– Ты отвратителен, – подкалывает меня Аспен и качает головой.