Пересечь черту

– Дай-ка, – я кладу наш десерт на комод и принимаюсь расстегивать заевшую молнию.

– Спасибо.

Как только чемодан открыт, я кладу его на кровать.

– Без проблем. Я принес тебе кое-что, – киваю на комод.

– Ням. Спасибо. И мне, вероятно, стоит приложить тебе лед, прежде чем ты ляжешь спать.

Я переминаюсь с ноги на ногу, затем сажусь на край ее кровати.

– Это я могу сделать сам.

Она кивает:

– Как хочешь. Просто хочу убедиться, что я тут не зря.

И я хочу убедиться, что сегодняшний дневной эпизод, когда у меня едва не встал, пока она была занята тем, что подкладывала пакет мороженного горошка к краю моих боксеров, не повторится. Это был не самый лучший мой момент. К счастью, холод успешно подавил неуместное возбуждение, которое я испытал. Бейли тут на этой неделе, чтобы заниматься моими травмами, а не моим давно не получавшим внимания членом.

– О, ты принял душ, – ее взгляд скользит по моим подсушенным полотенцем волосам. – Отличная идея.

– Не знаю, как так получается, что после поездок всегда чувствуешь себя так отвратительно.

Согласно кивнув, Бейли подходит к своему чемодану и начинает доставать яркие предметы одежды и раскладывать их внутри пустого комода. Довольно мурлыча, на верх она кладет майку и пару шелковых пижамных шорт.

Что-то мне нравится в этом – наблюдать, как она обустраивается тут, словно дома. Как будто вдыхает жизнь в эту обычно пустую комнату. Она быстро хватает стопку нижнего белья: кружевные бра и атласные трусики – и прячет их в верхний ящик, прежде чем задвинуть его. И тут я понимаю, что, возможно, вторгаюсь на чужую территорию. Может быть, она не хочет, чтобы я сидел тут, развалившись поперек ее кровати, пока она раскладывает свое нижнее белье.

Мы и раньше путешествовали вместе, особенно запомнился один случай прошлым летом, когда вся наша группа разбила лагерь на островах Сан-Хуан. На ум приходит яркий образ: она подпрыгивала, хватая меня за бицепс, когда мы заметили в заливе касатку. Однако то, что происходит сейчас, – определенно не кемпинг в компании еще дюжины друзей.

– Наверное, мне пора, – говорю я, откашлявшись.

Она качает головой:

– Давай сначала перекусим. А потом я пойду в душ.

Бейли берет с комода бутылки воды и кидает одну мне. Легонько подпрыгнув, та приземляется на край кровати рядом со мной. Затем она берет печенье и, развернув его, кажется, сравнивает, какое больше.

Твою мать, она очаровательна.

– Вот. Бери побольше. Ведь ты почти вдвое больше меня.

Я коротко смеюсь:

– Я уже съел три штуки внизу. Бери то, что тебе нравится.

Бейли улыбается, затем берет печень побольше, что в свою очередь вызывает у меня улыбку. После этого мы оба откусываем по кусочку, и она устраивается на кровати рядом со мной.

– О, это становится опасным, – стонет она и закрывает глаза.

Я облизываю губы, наблюдая, как она жует, как двигается нежная шея, когда она проглатывает первый кусочек. Держу пари, если поцеловать ее сейчас, губы у нее будут вкуса корицы и сахара.

«Какого черта я думаю о поцелуе? Верный способ перейти черту, придурок».

Сегодня первый день, а я уже витаю в облаках. Строгое предупреждение Оуэна о том, как вести себя с Бейли, прокручивается у меня в голове, и его страхи внезапно не кажутся уже такими надуманными.

Вновь замычав от удовольствия, Бейли слизывает с нижней губы крупинку сахара. Я запихиваю остатки десерта в рот, прожевываю и проглатываю, не ощущая вкуса. Я мог бы с тем же успехом съесть кусок черепицы и не заметить разницы.

Оторвав взгляд от ее губ, я сосредотачиваюсь на абстракции, висящей на стене напротив кровати: жирные желтые полосы краски на белом холсте. Надеюсь, Лолли не слишком дорого заплатила за эту мазню. Я могу воспроизвести ее минуты за три.

Все еще чувствуя необходимость избавиться от пошлых мыслишек, я решаю заговорить о своей матери:

– Мама просила поблагодарить за то, что ты тут.

Бейли доедает десерт и делает глоток воды.

– Очень мило с ее стороны. Кажется, у тебя классная мама. И Стив тоже.

Я пожимаю плечами:

– Я слышал, будто Стив произносит по слову в год, но да, он славный. Мама с ним счастлива, остальное неважно.

На мгновение мы замолкаем, и я поворачиваюсь так, чтобы смотреть прямо на нее.

– У тебя есть все необходимое? – Бейли кивает, ее широко распахнутые глаза наблюдают, как я небрежно разваливаюсь рядом с ней.

Наступает момент нерешительности, момент, когда я понимаю, что должен встать с ее постели и уйти, но я не делаю этого. Или, скорее, мне не позволяют, потому что Бейли, как и я, откидывается на локти, копируя мою позу, и всего фут отделяет наши губы друг от друга. Мое сердце начинает стучать в три раза быстрее.

Мозг вопит: «Отбой! Отбой!». Поэтому, прежде чем я успеваю сделать какую-нибудь глупость, например, поцеловать ее, я быстрее, чем следовало бы, вскакиваю на ноги. Морщась от вспышки боли в паху, я то ли иду, то ли хромаю к двери.

Бейли встает и догоняет меня в дверях.

– Болит? – спрашивает она с беспокойством в голосе и добрых глазах, глядящих на меня.

Кивнув, я прислоняюсь бедром к косяку:

– Думаю, я просто устал.

– Рядом со мной тебе необязательно быть крутым парнем, – тихо говорит она, кладя руку мне на грудь. – Ты должен говорить мне, когда болит, чтобы я могла помочь тебе.

– Я знаю, – отвечаю я глубоким, хриплым голосом.

– Давай завтра я сделаю перевязку.

Я киваю:

– Ладно.

Бейли бросает на меня материнский взгляд, из тех, которые скорее говорят «ах, ты мой бедненький». И точно не из тех, что кричат «хочу, чтобы ты зацеловал меня до смерти».