Харвиг. Посол Ясных Земель

Ноздреча бросил полено и, тяжело дыша, ушёл со двора. Мельничиха повалилась на мёрзлую землю и принялась бить по ней кулаками.

– Тюха-матюха! – прикрикнул на неё Харвиг. – Солнце над головами – обед готовить пора.

8. Перволёд

Последующие дни Харвиг словно сыр в масле катался. Спал в горнице допоздна, ел по нескольку раз на дню, да каждый раз назначал мельничихе и её дочке готовить разное. На радость Гудею в избе навели небывалую чистоту.

По соседству с Горчаком в уютном стойле обосновалась Пенка. Всемила следила, чтобы коза была напоена и сыта. Вакейка каждый день бегал на поле за свежей соломой.

Лебёда слушалась Харвига стиснув зубы. Всемила фыркала, а однажды пристала с допросом:

– Ответь, чем ты всё это заслужил?!

Харвиг поглядел в её злые прищуренные глаза. Прошла любовь… Даже веснушки – и те не казались ему больше чем-то особенным.

– Если открою тайну, молчать будешь?

– А то!

– Ну так слушай… Я – сын Ноздречи.

Всемила расхохоталась, но вдруг запнулась и, исказив лицо, опрометью выскочила на двор. Чуть позже громко ударила калитка – то на мельницу помчалась Лебёда.

Харвиг растянулся на лавке.

Всё же скучно так жить… Даже на мельнице было куда интереснее. А тут – со двора выйти нельзя, работать не дают, делать нечего. Вчера, когда Ноздреча выгнал Матвея на его место в сени, Харвиг попытался вечером улизнуть на реку. Там, у кострища, его ждали друзья. Хотели обсудить Перволёд. Куда там! Мельник не выпустил. Так и караулил его до рассвета. Ну да ладно… Потерпеть можно. Всего-то три дня осталось.

Харвиг прикрыл глаза и уснул. Приснился ему дивный сон. Будто находится он в развалинах на горе, только никакие это не развалины, а дворец. Маленький Харвиг бегает по огромным палатам и ищет, куда бы спрятаться. Вот он подбегает к высокому каменному стулу, который стоит на ступенчатом возвышении. Ножки стула обложены по бокам тяжёлыми плитами, на плитах тех высечены письмена… Харвиг поворачивает одну из них и заползает под стул.

До него доносятся чьи-то шаги. Они всё ближе и ближе… Харвиг сжимается в комок и старается не дышать…

– Ну-ка, вставай! – кто-то грубо толкает его в плечо…

Харвиг открыл глаза и увидел над собой окровавленное лицо Ноздречи. Приснится же такое… Он перевернулся на другой бок.

– Вставай, щенок!

Удар кулаком угодил в спину. Харвиг сообразил, что всё это наяву, и обернулся.

На лице Ножика багровели следы ногтей. Он тяжко дышал. Позади толклись сыновья и Всемила. Дверь содрогнулась, и в дом влетела Лебёда.

– Что ты тут про меня наплёл?! – хрипло закричал мельник.

– Бать, ты чего? – Харвиг поднялся с лавки.

– Ба-атя?! – тонко завизжала Лебёда. Она вцепилась в редкие волосы Ноздречи и принялась трясти его голову. Мельник дико вскрикнул и вырвался из её рук.

– Никакой я не батя! – Ножик подпрыгнул к Харвигу. – А мать тогда кто?!

Харвиг отступил от оскаленного Ноздречи и недоумённо пожал плечами.

– Ты же обещал, что потом расскажешь…

Ноздреча замахнулся, но лишь бессильно завыл. Лебёда плюнула мужу в расцарапанное лицо и вышла из дома. Следом за ней последовала Всемила.

– Пойду и я прогуляюсь, – сказал Харвиг. – Даже есть расхотелось.

На дворе лежал снег. Харвиг вышел в калитку и спустился по протоптанной дорожке к реке. Стырь сковал молодой лёд. У плотины рядом с колесом чернела свежая прорубь. А на другой стороне, за рекой, белел Алатырь, за который опускалось красноватое солнце. У подножия горы тянулось к небу сизыми дымами печных труб Старое Городище.

Время пришло. Завтра отроки с двух берегов сойдутся на мосту через Стырь. И он должен быть там, вместе с княжичами.

Харвиг набрал в грудь студёного воздуха, растёр пригоршней снега лицо. Мороз крепчал. Пора возвращаться в ненавистный дом мельника.

Над головой раскатисто каркнул ворон.

Харвиг задрал голову. То был его старый знакомый.

Вернувшись в избу, Харвиг узнал, что его переселили обратно в сени. Отрока это даже обрадовало. Близость с чужой семьёй начала его тяготить.

«Ладно, – подумал мальчик, устраиваясь на лавке, – что тут осталось? Завтрашний Перволёд пережить, а там и Покров не за горами».

Ночь прошла неспокойно. Харвигу снился ворон, который сражался с ним на мосту.

А когда он проснулся на утро, то обнаружил, что обе двери закрыты. Харвиг попробовал вырваться, да только плечи отбил.

– Куда-то собрался, Харька? – донёсся со двора голос Матвея. – Так батя не велел выпускать.

– Открой, гад!

Харвиг со всей мочи ударил кулаком по прочной доске. В ответ донёсся противный смех.

Долго сидел он в тёмных сенях на лавке, уставившись в грязный пол. Потом вдруг хлопнул себя по лбу.

– Гудей! – Харвиг постучал по стене. – Гудейка!

Из тёмного угла сверкнули два жёлтых глаза.

– Чего шумишь-то?

– Выручай. Открой дверь.

Чур исчез. Донёсся шорох за дверью в горницу. Он был чуть слышен. Потом всё стихло. Позже скрипнула дверь на двор. Харвиг вскочил с лавки, толкнул её. Без толку. В сенях показался Гудей.

– Не выходит, воха-елоха. В избе, окромя засова, лавкой подпёрли. Там Вакейка сидит. А со двора Лебёда c Матвеем дверь бревном придавили.

– Я надеялся на тебя…

Харвиг опустился на лавку. Вот и всё. Вначале не явился на мельницу. Теперь – на битву… Что подумают о нём княжичи? Да и все, собравшиеся сейчас на мосту? Скажут – струсил Харвиг, спрятался в доме мельника. И попробуй-ка потом докажи. Вовек от такого стыда не отмоешься.