Сплетня

Глава 4

Он

Индивидуальные занятия психологией

Стоя на крыльце корпуса экономики и менеджмента, где по счастливой случайности зачем-то учусь, я выдыхаю облако пара. Оно напоминает мне сигаретный дым, и мозг сам додумывает детали: чудится, что слышу запах табака. Пальцы зудят, я перебираю в кармане ключи, борясь с желанием спуститься к тачке и залезть в бардачок, где уже несколько недель катается почти целая пачка сигарет. Почти – потому что дважды я все-таки сорвался, но пробую бросить дальше. Знаю, что обещал маме, и она после очередной ссоры, конечно же, не постеснялась напомнить мне о том, что обещания я не держу.

К черту. Закидываюсь розовой жвачкой – она детская, зато дольше жуется, и пузыри из нее дуются что надо. Застегиваю куртку, чтобы спрятать позорную майку, которая досталась мне после небольшого ЧП в кафе. Можно было и переодеться, но пофиг, дома уже сменю, – просто закинул грязную одежду в багажник к спортивной форме, там все нужно стирать.

Проверяю время: пять двадцать. Захожу в здание и поднимаюсь на третий этаж, как всегда по четвергам. Сажусь на подоконник и, пока пинаю воздух, ожидая в условленном месте, когда народ разбредется по домам после вечерней пары по психологии, отправляю смонтированные ролики Алине, с которой работаю, потому что позже могу забыть. Плевать хотел на конспирацию, но по договоренности дожидаюсь, пока аудитория опустеет, и еще через минуту для надежности, как раз когда подгружается последний файл, захожу внутрь.

– Лейла Андреевна, добрый вечер.

Она стоит, упершись ладонями в стол, красиво выгнув спину. Ждет. Длинные волосы закрывают лицо, делает вид, что читает свои записи, где ни слова не разберешь. Вроде бы не реагирует на меня, но палится – нервно пристукивает пальцами. Это ее всегда выдает.

– Если вы пришли просить, чтобы я повысила оценку за доклад, то зря. Тройка – достаточно высокий результат для работы, целиком скачанной из интернета. – Ее голос звучит почти ровно. Почти.

Эхо легкой волной разливается по пустой аудитории. Я избавляюсь от жвачки точным попаданием в мусорное ведро и, не вынимая рук из карманов, подхожу ближе.

– Я уже говорил, что мне нечего добавить от себя про эмоциональное выгорание. Такой фигней не страдаю.

– Значит, мне нечего добавить по поводу вашего среднего балла.

– Плевать мне на мой средний балл! – Я протягиваю руку и касаюсь ее ладони, отчего та привычно вздрагивает. – Эй, хватит дуться.

Знаю, что не доклады ее волнуют: обижена, что на прошлой неделе пропустил «наш» четверг. Был занят с Тимом: программа, которую мы разработали для помощи студентам, перед зимней сессией стала чаще проседать, потому что мы не ожидали такого ажиотажа. Кого-то выкидывало из приложения, а часть зависали на оформлении заказов, и приходилось обзванивать всех вручную. И так же вручную раскидывать курсачи, презы и рефераты ребятам, писавшим их. Раньше, когда инфополе ограничивалось нашим универом, а не городом, справляться было проще, конечно, но я доволен ростом прибыли.

– Иди ко мне, – тяну ее ближе.

Контакт кожи с кожей творит чудеса, и она по щелчку из строгой училки превращается в ластящуюся кошку. Уже привычный запах духов, которыми часто пахнут мои футболки по четвергам, бьет в нос. Острые ногти царапают затылок. Поцелуй затягивается и грозит перерасти в прелюдию на профессорском столе. Уверен, бо́льшая часть мужской аудитории только об этом и мечтает на парах, заглядывая в глубокие вырезы на ее кофточках, но я пас.

– Поехали, – отстраняясь, говорю я, а Лейла, увлекшись, уже оставляет губами влажную дорожку на моей щеке и смыкает зубы на ухе с сережкой-кольцом. Стучит по ней металлическим шариком, спрятанным на языке, и посылает приятные вибрации по телу.

– М-м-м, я скучала, – шепчет с придыханием.

– Надеюсь, по мне, а не по кофе, потому что сегодня я без него.

Резко отхожу на два шага назад, разрывая контакт, иначе сам увлекусь, и мы точно продолжим здесь. Я же не зря у себя сегодня постельное белье менял?

– Лейла.

Она обиженно надувает губы, не тронутые, в отличие от носа и груди, пластикой, и это красиво, но бесит. Ей тридцать, мне скоро двадцать один, а часто кажется, что все с точностью до наоборот.

– Жду внизу.

Прикусив кончик языка, Лейла смеется глазами, будто предвкушает сегодняшний вечер. Я тоже совру, если скажу, что не ждал встречи: эти недели были напряженными. Срываюсь без повода. Хороший секс точно не повредит. Лишь бы она не испортила настрой, в очередной раз заведя разговор о муже, от которого вроде бы мечтает уйти. Более явных намеков на то, что ей для этого нужна моя поддержка, желудок не переварит. Он еще папашу моего не переварил, а я застал его с Лейлой месяца три назад. Да, я увел Лейлу у отца, который, к слову, до сих пор женат на моей маме, ему назло. Он это заслужил. Но потом, правда, я немного увлекся процессом.

Как так вышло? Сбегаю по лестнице мимо конференц-зала, где видел их. Все просто: папочка решил загладить вину от измен и закупил матери новое оборудование в типографию для ее факультета архитектуры и дизайна. Не удивлюсь, если колбасному королю, как отца часто называют в прессе, потому что он владеет заводом по производству колбасных изделий, нужно было отмыть прибыль его «Донских историй». На местном телевидении делали репортаж, Лейла сопровождала главного спонсора, пока мать была занята. А по итогу именно я получил за молчание тачку, которых по городу каталось всего штуки три.

Дальше было много всего: неслучайно разбитый подарок, удачная выплата по страховке, начальный капитал для стартапа с Тимом и… компрометирующие снимки с приветом отцу от нас с Лейлой, которой я на практике доказал преимущества молодого тела. Не собирался продолжать эту историю, но все как-то удачно сложилось: отношения без обязательств, яркий секс, острые ощущения. До недавнего времени у меня был роман, о котором любой парень мог только мечтать. Но непонятно с чего начавшиеся разговоры о будущем стали меня порядком утомлять.

Пока жду Лейлу в заведенной тачке, пишу Тиму, чтобы не забыл: до девяти я забил квартиру, которую мы снимаем на двоих. Он, как всегда, залипает в телефоне – отвечает через секунду, что помнит и у него есть важные дела. Ага, зависнет с ноутбуком в любимой чебуречной за угловым столиком у окна. Горбатого только могила исправит: у него появились деньги, но он не изменяет своим нищенским привычкам.

Обещает как раз перепроверить скрипты программы, когда открывается передняя пассажирская дверь, и в салон врывается шальной порыв ветра. Я не оборачиваюсь, молча прибавляю печку, но уже знаю: что-то не так. Лейла демонстративно пытается усесться, прыгая на сиденье. Ей неудобно, потому что до нее я подвозил сестру домой, и она, видимо, придвинула кресло ближе – теперь у Лейлы коленки упираются в панель. Ей бы, конечно, с таким ростом на подиум, а не читать бредовые лекции в универе, но не мне печься о ее судьбе. Вот папаша бы мог. Только его здесь нет.

– Скажешь, что не так?

Я не привык терпеть и недоговаривать. В отличие от нее. Она обожает сама себе придумать повод и потом неделю обиженно молчать: я должен обо всем догадываться сам. Некоторые женщины никогда не вырастут из сопливых обид. Но в этот раз она меня удивляет. Не ломается, сразу сует в лицо телефон с зажженным экраном, а там открыт тупой университетский чат, где всем по очереди перемывают кости. Меня в нем нет, но Тим часто кидает оттуда скрины сообщений, где засветилось мое имя. Типа того, что показывает Лейла, – только там фото. На котором запечатлен я и блондинка из кафе. В подсобке, в странной позе. Пытаюсь разобрать подпись, но рука у Лейлы трясется; там какой-то бред про мое тату в честь официантки Лили и любовь к ней, которую я храню в своем сердце с самого детства. Очень много сообщений, и новые продолжают падать без остановки. От неизвестных мне людей, среди которых находятся и те, кто нас, оказывается, видел целующимися с блондинкой где-то за углом университетского здания.

– Смешно, – произношу с улыбкой.

– Ничего смешного.

Лейла вертится в кресле, пытаясь отодвинуть его назад, но у нее не выходит, потому что тачка старая, с ней нужно нежнее.

– Да кто в это вообще поверит? – реально не понимаю я.

Убийственный взгляд простреливает мне лоб. Ясно, она верит.

– Здесь коротышка эта каталась? И когда ты успел? – злится, краснеет, весь ее шарм летит к чертям. – На меня-то сил хватит?

– Ты сомневаешься?

Выезжаю на дорогу, она без конца фыркает, мотает головой, но молчит. Взорвется или нет? Потому что, кажется, я раздул костер, и меня ожидает пепелище.

– Если ты завел бабу на стороне… – после театральной паузы голосом жертвы выдает она.

О, не стоит путать меня с моим отцом.

– Ты бы узнала об этом первая. Скорее всего, еще до того, как я бы ее завел.

– Тогда что это значит? – переходит на крик Лейла, заполняя собой все пространство салона. Ее снова становится слишком много, а моего терпения, наоборот, меньше. Очень мало. – Я не собираюсь делить тебя с этими малолетками!

– Как будто у тебя есть эксклюзивные права на меня, – говорю тише в противовес ей. – Мы вроде бы не договаривались хранить друг другу верность, учитывая, что я спокойно делю тебя с твоим мужем.

Который играет по четвергам в покер с друзьями – профессорами-задротами, пока мы трахаемся на съемной квартире.

– Я уже говорила тебе, что хочу с ним разойтись! Но тебе же плевать…

Зря я ступил на эту территорию. Сейчас децибелами убьет к чертям собачьим. Не хочу это слушать. Пока она продолжает истерить, резко разворачиваюсь через двойную сплошную в обратную сторону. Вечер кончился, не успев начаться. Курить хочется адски. А вот трахаться уже не очень. Я не верю в примирительный секс, поэтому везу Лейлу домой. Она быстро смекает, что к чему, притихает, но это не меняет ничего. Мы молчим всю дорогу до самого супермаркета в соседнем с ее домом здании: возле него я обычно паркуюсь для конспирации, которая никому не нужна.

– И что это должно значить? – реально недоумевает она. – Я трачу на тебя свободное время, я отказала твоему отцу, который обещал мне…

– Так набери ему, – говорю спокойно, без эмоций.

После упоминания об отце становится полностью ровно.

– Что? – Вот теперь Лейла по-настоящему пугается, я кожей чувствую ее страх.

– Набери ему, я серьезно. Может, у тебя к нему еще какие-то чувства есть. Если постараешься, сумеешь его заинтересовать. Старый конь борозды не испортит, но, сама понимаешь… – я пожимаю плечами, – глубоко не вспашет.

– Ты ужасен, – шипит она сквозь зубы, все ее черты заостряются. Она из красотки превращается в жуткую злобную фурию, готовую в кровь расцарапать мне лицо. Еле успеваю перехватить ее руки. – У тебя нет сердца! Моральный урод! Ты не умеешь любить! Мне жаль эту дуру, которая…

Она не дура и уж точно ни при чем.

– Я тебя лю…

– Хватит, – останавливаю ее от непоправимой ошибки. – Не надо.

И она сама это знает. Признанием тонущий корабль не спасти, сейчас это вообще не к месту. Тем более что мы оба понимаем: это обман. Никакая не любовь. Ей просто нужен кто-то, за кого она сможет зацепиться. Кто даст ей уверенность, что она не останется в одиночестве после развода. Лейла до смерти боится одиночества. Я это понял гораздо быстрее нее, и кто еще из нас психолог с ученой степенью?

– Это конец?

Ее голос дрожит от разочарования, что я не стану тем, кто выпустит ее на волю. Она прячет слезы – за это я ей благодарен, поэтому отвечаю честно:

– Да.

Лейла кивает, трет нещадно лицо, будто хочет содрать кожу. Потом быстро берет себя в руки, опустив козырек с зеркалом, поправляет волосы и молча выходит из тачки. Но все же не сдерживается и пинает на прощание колесо. Я по старой памяти провожаю взглядом ее силуэт до подъезда, а потом пишу Тиму, что планы поменялись. Ставлю лайк на привычные «спасибки» от Алины, которая, как всегда, в восторге от монтажа и переходов на видео, и думаю, чем заняться, чтобы убить вечер и никого при этом не убить, когда звонит мой телефон.

«Мама». Ну и что она придумала на этот раз? Может, мне нужно попозировать голым для рисунка с натуры у ее любимых студентов? Ничему уже не удивлюсь.

Глава 5

Он

Убить только вечер и никого при этом не убить

Зазывая меня на ужин, мама не стесняется давить и использовать грязные приемы: например, задвигает длинную речь о том, что в последнее время я не то чтобы примерный сын. Обычно я не поддаюсь на шантаж, но сегодня она особенно настойчива, и где-то на середине ее монолога я молча меняю маршрут в сторону отчего дома и вешаю трубку. Еще до сообщения от Лизы, которое получаю на полпути, догадываюсь, почему мама так настаивала на моем присутствии. Все ясно – «колбасный бог» вернулся из турне по области, где вместе с Лизой, которую заставил торговать лицом перед камерами, открывал новые филиалы по производству своей драгоценной колбасы, и, по всей видимости, соизволил снизойти до простых смертных. Если понятнее, отец решил поиграть в семью, а без нас никуда. Чтоб его.

Паркуюсь в квартале от элитной модной многоэтажки, где живут идеальные семьи вроде нашей. Она стоит на склоне у воды: из окон красивый вид, а прилегающей территории нет. Просить отца пустить меня на подземный паркинг выше моих сил, поэтому бросаю тачку прямо под запрещающим знаком – больше негде – и просто надеюсь, что ее не эвакуируют. Взбегаю по узкому тротуару, спешу проскочить во двор через закрывающиеся после курьера ворота, чтобы не звонить в домофон. А зайдя в просторный светлый холл с претензией на роскошь, сообщаю охраннику, в какую квартиру собираюсь подняться.

– Вас там ждут? – задает он вроде бы простой вопрос.

– Ну как сказать, – кивнув ему, шепчу себе под нос.

Но когда лифт выплевывает меня на шестнадцатом этаже, Лиза уже встречает в дверях. Вся при параде: в белой свободной рубашке и темных брюках, накрашенная, как будто после у нее свидание (надеюсь, нет). Я в джинсах и, кажется, женской футболке точно буду бельмом на глазу у этой образцовой семьи.

– Охрана звонила, – объясняет она и пропускает меня внутрь.

С порога в нос бьет запах домашней еды, и желудок сразу же отзывается раздраженным урчанием. Ладно, к маме можно было заскочить уже давно – хотя бы разбавить будничные вечера с доставкой еды и фастфудом. Но я берег нервные клетки – и свои, и мамины. Потому что каждая наша встреча заканчивается спором. Мама пытается управлять моей жизнью, а я этому как могу сопротивляюсь. Даже с конкурсом этим! Чистейшая манипуляция. Еще и девчонка из кафе попалась под руку. Я заходил извиниться, а она… Уверен, она устроила эту штуку с кофе специально.

– Ты как? – скинув кроссовки, легко обнимаю Лизу за плечи.

– Спрашиваешь так, будто мы не виделись сто лет, – ворчит она, но со мной не прокатит. Я точно знаю, что прячется за этим безразличным тоном.

У меня нет амнезии, я помню, что сегодня днем подвозил ее домой, но после случившегося с ублюдком Савельевым готов следить за каждым ее шагом. Ежеминутно. Вдруг она решит довериться еще какому-нибудь идиоту, который поимеет ее, а потом прилюдно унизит, сказав, что ради эксперимента переспал с толстой девчонкой. Ладно, я зол, Лиза не толстая и не глупая, но вокруг слишком много тупых… Савельевых, напрашивающихся на кулак. И я не против пускать его в ход при необходимости. Ну выгонят меня из универа, и что? Из футбольной команды уже выперли, переживу.

– Эй, – ловлю ее за запястье, когда сестра отворачивается и прячет от меня взгляд. – Я серьезно спрашиваю. Ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне обо всем. О чем угодно.

Она хлопает большими глазами, поджимает губы. Немного хмурит брови, и милая родинка на середине лба выделяется сильнее, почти как у индианки. В детстве я рисовал себе фломастером такую же, чтобы Лизу не дразнили.

– Не нужно опекать меня, как…

– Ладно тебе, уже заботу нельзя проявить…

Я накрываю ее лицо ладонью и чуть толкаю, чтобы расслабилась. Всегда считал ее красивой, но ей не идет грустить, а сейчас она мрачная от макушки до пят. Скрестила руки на груди и отгородилась от меня, будто поставив в один ряд с козлами, которые пытаются убедить ее в том, что ее нельзя любить.

– Фифа, фу! – доносится крик матери из гостиной, а следом в коридоре появляется рыжее кудрявое чудовище, которое начинает истошно на меня лаять. Я про собаку, если что.

Да уж, это не моя Лили', с которой мы делили одну душу на двоих. Может, поэтому я до сих пор и не пережил тот факт, что ее пришлось усыпить две зимы назад. Я же вырос с ней. Она была больше чем животным, больше чем той-пуделем для выставок, которые собиралась (но не собралась) покорять мама, купив ее, – членом семьи. Когда заболела, я забрал Лилз с собой и ухаживал, сколько мог. До сих пор не могу представить, что кто-то сумеет ее заменить. А вот мама решила для себя, что ей легче будет справиться с потерей, если она заведет нового питомца. Той же породы и того же окраса. Ну, возможно, это и правда помогло отвлечься, потому что теперь ей с завидной регулярностью приходится менять погрызенную мебель и обувь, которую глупая псина беспощадно метит.

– Лиза, успокой Фифу, – появившись в дверях, раздает команды мама, даже дома не выходя из роли строгого декана. Разве что рядом с папой превращается в безвольную тряпку.

Меня она встречает, как и сестра, не в домашней пижаме: на ней блузка с украшенным разноцветными камнями воротником, длинный жилет, юбка и… она, черт возьми, даже не босиком, а в тапочках на каблуках. Разувшись, я бегло осматриваю носки, нет ли там дырок: если что-то такое заметят, с меня попросту не слезут потом.

– Мое официальное приглашение на торжественный прием, видимо, где-то затерялось, извини, – оглядев мамин наряд, говорю с улыбкой. – Мне сказали, будет «простой семейный ужин», – цитирую ее слова. – Кто знал, что у вас тут дресс-код.

– Заходи уже давай, – поцеловав меня в щеку, смеется она. Сдержанно. Прикрывая рот рукой. Контролируя каждый мускул на лице. Снова в образе идеальной хозяйки с укладкой даже после двухчасовой готовки.

От этого я и сбежал – от дурацкой игры в безупречное семейство. То самое, в шкафу у которого столько скелетов, сколько и на городском кладбище не найдешь. Вешаю куртку под оценивающим взглядом мамы, которая с интересом оглядывает мой новый имидж, и иду мыть руки перед столкновением с неизбежным. Я обещал вести себя «достойно», но, если сегодня никто не пострадает, это уже будет большим достижением.

Выйдя из ванной, тут же перехватываю у мамы поднос с нашпигованной яблоками уткой – конечно, куда без любимого блюда барина. Она явно для него старалась – это не обижает, но бесит. Как будто каждый раз снова режет по застарелым шрамам. Убеждаю маму, что не переверну никому на голову (специально по крайней мере), а дальше уже пожимаю отцу руку так, чтобы у того дыхание сперло, и, приземлившись на стул за накрытым столом, смотрю ему в глаза. Не моргая. Пока белки не начинает жечь. Читаю на его лице немой вопрос, почему я сейчас не с Лейлой: отец в курсе о чудо-четвергах, я не один раз (открытым текстом) старался ему на это намекнуть. Улыбаюсь в ответ, потому что самая худшая для него пытка – это незнание и процессы за пределами его контроля.

– Подрабатываешь официантом? – дешево мстит мне за рукопожатие.

И это все, на что он способен? Сдает с возрастом, я ожидал чего-то большего. Но в остальном отец себе не изменяет: тонированные, чтобы спрятать седину, волосы; идеально выстриженная, как газоны в парке, щетина; модные шмотки кричащих цветов, чтобы девочки точно знали, что этот самец закупается в дорогих бутиках. Все говорят, мы с отцом похожи, но я бы не хотел таких совпадений. Он самый настоящий позер – вот кто. Зацикленный на себе. И не видящий дальше своего носа – точнее, колбасного завода.

Изобразив, что проглотил шутку дня и не подавился, я тянусь к салату и без разрешения накладываю еду в тарелку. Мама суетится вокруг нас. Она вот так же обхаживает проверяющих в универе: наигранно вежливо, с юмором, но в любой момент готовая броситься тушить пожары. Лиза последняя падает на стул рядом со мной.

– Я пыталась загнать Фифу в спальню и заинтересовать игрушками, ей пофиг, – сообщает она, и сразу после этих слов, виляя кривым хвостом, в комнату вбегает рыжая тушка, которая тотчас проскальзывает между нашими стульями.

Почти два года здесь живет, а смелости не прибавилось – передвигается мелкими перебежками и гадит только исподтишка. Трусливое животное.

– Мы за столом, давайте следить за выражениями, – поучительным тоном выдает мама, бросив острый взгляд на Лизу, которая ее игнорирует.

Мне из принципа хочется выразиться покрепче, чтобы лопнул этот идеальный пузырь, но я молчу. Я здесь, чтобы защитить их от него. От самих себя буду спасать в следующий раз.

– Ли-из, – как всегда противно, тянет отец ее имя. – Как у тебя дела в университете? Нарисовала новую Мону Лизу?

Он смеется в сто пятый раз за год над своей плоской шуткой. Мама изо всех сил делает вид, что не подавилась водой из фужера. Я смотрю на сестру, а та избегает взгляда, суетливо разглаживая льняную салфетку на коленях. Напряжение почти физически ощущается в воздухе. Идеальная семья в деле: конечно, никто не снимет маски и не начнет изливать душу, здесь так не принято.

– Нормально, – ровным тоном врет сестра. Годы тренировок дают о себе знать. – Пока мы рисуем только носы и уши Моны Лизы, так что Лувру придется подождать. Потихоньку делаю итоговые работы и готовлюсь к сессии.

Ложь – не видел, чтобы за последние недели она хоть что-то нарисовала. Ей, как и мне, плевать на образование. Мама спросила у нее в старшей школе, какой она себя видит, когда вырастет, – та ответила: худой. Сейчас Лиза через день зависает у нас с Тимом в гостиной и без конца смотрит своего Гарри Поттера. Онлайн-турниры по волшебной вселенной – единственное, что ее сейчас вообще волнует. И слава богу, что с парнями завязала пока, пусть вообще до свадьбы ни с кем не встречается.

– Сессия – это хорошо. А как же мальчики?

Я сильно давлю на нож, который, проткнув утиное мясо, со скрипом царапает дно тарелки.

– Дураки, – отвечает Лиза и, лишь через несколько секунд подняв взгляд, улыбается.

Разряжает обстановку, но недостаточно: я слишком крепко сжимаю вилку, та вот-вот начнет гнуться.

– А как там твой футбол? – Это он уже ко мне обращается. Небрежно, без имен. Для проформы.

– Отлично. Меня выгнали из команды за то, что избил козла, унизившего Лизу. Но какое тебе дело, да?

Представляю мамино лицо, если бы и правда сказал это вслух. И испортил идеальный вечер. Она заранее предупреждала не обсуждать эту тему при отце, мол, сами во всем разберемся. Я разобрался. Ей мои методы не понравились. Сынок с плохой репутацией, который, по слухам, избивает товарищей по команде просто за то, что те не дают пас в ответственный момент матча, ей поперек горла. Но уж лучше я, чем Лиза.

– Прекрасно, – вру я и встречаюсь взглядом с сестрой, которая без слов меня благодарит.

Отец не вдается в подробности, потому что ему глубоко плевать на то, как мы живем. Раньше, помню, я, как дурак, обижался, что он забывал про мои матчи, дни рождения, клал на любые достижения. Казалось, чем больше я старался, тем сильнее он плевал. Понадобилось много лет, чтобы я научился жить без отцовского одобрения и осознал его гнилую суть: ему плевать на всех, кроме собственной шкуры.

Отцу всегда было проще откупиться деньгами. Когда маму лечили от рака, он организовал ей лучшую клинику и врачей, но ни разу не навестил во время химиотерапии. На слезы Лизы, с которыми она приходила из школы, потому что злые ублюдки дразнили ее за лишний вес, отвечал дорогими подарками, как будто те сумели бы залатать ей душу. Я каждый раз, как заставал его с очередной сукой, получал новые примочки для видеосъемки, которой увлекался. И когда меня не приняли в канадский университет, где я мечтал выучиться на режиссера, отец решил проблему по-своему и по своим каналам организовал мое обучение в России. Для него все было легко. Я назло ему выбрал маму, которая не хотела меня отпускать и пристроила к себе в универ, где я молча и без интереса учусь третий год. Кажется, на менеджера, если память не изменяет. А от любимого пристрастия к съемке и монтажу остались лишь ролики для бьюти-блогерши Али Конфеты, которые я делаю скорее по привычке. Хотя она не скупится на хорошую оплату моих услуг.