– О, – смущенно выдавливаю я. – Но так я могу привыкнуть и как-нибудь случайно ляпнуть при ней.
– Какой же ты все-таки странный, – одобрительно произносит она.
Мы заползаем в дом и жуем крекеры с сырной намазкой перед телевизором. Он старый, и по краям экрана радужные разводы, но мы неожиданно находим нормальный фильм. Что-то про дружбу двух барменов. И только один раз у меня по спине пробегает этот особенный электрический разряд. Единственный раз за весь день.
– Тебе никогда не казалось, что ты выдуманный? – задумчиво спрашивает Харпер, положив голову мне на плечо. – Не реальный человек?
– Ты реальная, – говорю я, потому что все мои чувства обострились до предела.
Она зевает.
– Меня бесит этот фильм.
– Ты же вроде раньше его не видела?
– Не видела. – Харпер встряхивается. – Извини. Я засыпаю.
– Давай я тебя провожу.
– Зачем? Со мной ничего не случится.
У нее все еще немного пришибленный голос, так что я начинаю настаивать – но она злится, и я сдаюсь.
Из окна я наблюдаю, как она шагает по склону в тусклом свете.
Убираю сырный соус и тут замечаю, что бутылка вермута исчезла. Когда Харпер успела ее стянуть? Когда я был в ванной?
Я боюсь, что родители заметят, но они возвращаются домой взвинченные и встревоженные. И в кои-то веки не ссорятся. В Кастине неприятности. Женщина пошла плавать утром на рассвете и не вернулась. Местная предпринимательница, которая жила тут всю жизнь. Спасатели уже вышли в море на поиски.
– Надеюсь, ее найдут, – вздыхает мама с побелевшим лицом. – Кристи самая добрая душа в Кастине, все так говорят.
– Дальше бухты не уплывать, чемпион, – говорит мне отец и накрывает ее руку своей. Я пытаюсь не замечать, как мама морщится. – Если плаваете на лодке с друзьями – оставайтесь в лодке. И всегда берите с собой топливо про запас. Местные течения могут быть смертельно опасны. – В его очках отражаются огни лампы, а борода спутана от ветра.
– Мне нужно увидеться с друзьями, – я очень взволнован, но это звучит почти агрессивно. Я пугаюсь, что они меня не отпустят.
– Только будь осторожен, – просит отец. – Успел сегодня что-нибудь почитать из списка?
Проходит секунда, прежде чем я успеваю вспомнить про свою утреннюю ложь.
– Да, кучу всего, – вру я, и у него такое счастливое лицо, что я крепко его обнимаю.
Отец ласково похлопывает меня по спине.
– Я пойду заберу ту запчасть для косилки, – говорит он и выходит за дверь. Мама провожает его взглядом.
Возвращается он поздно. Шум входной двери смешивается с моим сном.
* * *
Иногда Харпер бывает занята: она что-то делает с родителями или у нее возникают какие-нибудь очередные неприятности, и тогда остаемся только мы с Натом. В такие дни мы увлеченно обсуждаем ее – ее глаза, волосы и какая она крутая. Мы уверяем друг друга, что никогда не полюбим никого, кроме нее. Это нас как будто сближает. Может, это и странно, но любовь к ней как будто связывает нас друг с другом. Это делает ситуацию более надежной. Так мы вдвойне уверены, что ничего страшного не случится.
Я начинаю одалживать Нату свои любимые книги. Он отличный друг, и, если б мы все время могли обсуждать только книги, это было бы идеально.
– Но тебе нравится сам персонаж Тома? – допытываюсь я, пока мы шагаем по лужам, оставшимся после прилива. – Дики заслуживал умереть?
– Никто не заслуживает быть убитым, – отвечает Нат и передает мне сеть для креветок.
– Не уверен, – замечаю я, вспоминая школу. Я разочарован. Не думаю, что он вообще читал книгу.
– Улитка литорина. – Нат показывает мне маленькую раковину с красивыми завитками. Внутри я замечаю скользкую блестящую штуку. – Их можно готовить и есть.
– И… мы собираемся этим заняться?
– Ты голодный?
– Нет.
– Тогда нет. – Он аккуратно кладет улитку обратно в лужицу.
Я не очень много знаю о его личной жизни и даже где именно на берегу он живет – это Нат держит при себе. Он всегда сам заходит за мной, но никогда не входит в дом, даже когда родители его приглашают. Кажется, ему комфортнее всего на воздухе – под солнцем, у моря.
Я ни разу за все время нашей дружбы не видел его в помещении. Кроме того, последнего раза.
Мы вдвоем идем по тропе в прохладном хвойном лесу. У Ната на плече висит пневматическое ружье. Предполагается, что мы будем стрелять кроликов, но в глубине души я надеюсь, что мы их не встретим. Иногда мы останавливаемся у какого-нибудь бревна, выставляем на него шишки и стреляем. У меня неплохо получается для новичка.
День длинный, солнечный. Я достаю из кармана сэндвич и половину отдаю Нату, потому что он ничего не взял. К моему облегчению, никаких кроликов не видно. Он учит меня названиям растений – деревьев и цветов. «Городской парнишка».
Уже ближе к дому мы выходим на пологий луг, с которого видно берег моря с пляжем. Вода сегодня такая голубая, что глаза болят. Тут мы видим журчащий ручеек, зачерпываем холодную воду и пьем. Когда мы присаживаемся на землю, с одуванчиков слетают семена и начинают кружить вокруг нас.
– Мои старики постоянно ругаются.
Приятно наконец-то кому-то об этом рассказать.
– Какие они? Твои родители? – спрашивает Нат.
– Они ничего, – удивившись, отвечаю я. – Ну, папа немного чудила.
– И вы проводите вместе время?
– Иногда. Но не так часто, как раньше.
– Я скучаю по маме. Она сбежала и бросила нас. Но это ничего, – быстро говорит Нат, увидев мое лицо. – Это было давно. – Он открывает свой потрепанный кошелек на липучке. – Папа не знает, что я ее храню. Ему бы это не понравилось.
Женщина с копной непослушных светлых волос, которые потом унаследует ее сын, сидит в баре, раскрасневшаяся от пива и духоты. Нат сложил фотографию пополам, чтобы она влезла в прозрачный кармашек, куда обычно кладут права. Чтобы каждый раз видеть ее, когда открывает кошелек.
– Ее звали Арлин, – говорит Нат. – Иногда я думаю, где она.
– Может быть, когда-нибудь ты сможешь ее найти. Когда вырвешься в огромный мир.