Ибэ

– Вероятнее всего, да. Я думаю, что в прошлую битву, когда у него гостили земные люди, он что-то заметил, нечто примечательное, что дало ему надежду на возможность осуществления своей вожделенной мечты о независимости. И, вполне вероятно, что его надежды оправдались, и тогда он попытается осуществить свой план в момент активации артефакта. – предположил Клеонор.

– Мы выиграем эту битву, правитель, не сомневайтесь. – сказал со всей уверенностью Роррес.

– Нам не дано знать это наверняка, мой друг. Но вот что сражение обещает быть жарким – это точно. Как твои ангелы? Готовы? – спросил Клеонор.

– Да, правитель. Вы же нас знаете! Но я еще думаю, что пришло время использовать одно тайное средство… – сказал Роррес.

На лице Клеонора изобразилось неподдельное удивление. Ни о каком «тайном средстве» он ранее не слышал. Более того, он и представить не мог, что ангелы хранят еще какие-то тайны.

– Понимаю Ваше удивление, правитель. Пойдемте, я Вам кое-что покажу…

***

Вскоре они оказались в храме Тысячи солнц, перед сакральным изображением Древа Жизни.

– Определенные слова, сказанные ангелом, перемещают его в особое измерение. Этот параллельный мир был создан когда-то очень давно нашими предками. Дайте мне Вашу руку, правитель.

Роррес наклонил голову вниз и прошептал слова на совершенно незнакомом Клеонору языке. Правитель Аэлеоргеса знал наречие ангелов довольно хорошо, но этот язык имел с ним мало общего, как и любой другой язык Верхних и Низших миров. «Правлю в Верхних мирах вот уже больше половины Эры, а сейчас открывается столько всего, чего я еще не знаю», – только и подумал Клеонор, прежде чем они исчезли из храма и появились на том же острове, только совершенно пустом.

Вся поверхность острова была покрыта высокой серебристой травой, которую гнул космический ветер, оттого казалось, будто волны одна за другой приводят в движение причудливую морскую гладь. Клеонор огляделся по сторонам. Повсюду мерцали миллиарды звезд и сотни галактик и сам остров оказался парящим в открытом космосе.

– Но здесь же совсем ничего нет! – с недоумением воскликнул Клеонор.

– Нет ничего из того, что можете увидеть Вы. Мы же видим несколько больше. – сказав это, Роррес направился к краю острова. Остановившись на полпути, он вдруг протянул руку, как будто желая что-то взять, и тут медленно стали вырисовываться очертания серебристой чаши, которую крепко сжимал ангел. Он подошел ближе к Клеонору, чтобы тот смог заглянуть внутрь. Внутри в самой обычной голубой воде беспорядочно кружились миллионы светящихся микросфер.

– О существовании этого напитка знают только предводители ангелов. Он был создан для тех времен, когда мир окажется под угрозой. – сказал Роррес.

– И что же он делает? – спросил Клеонор.

– Он наделяет ангелов огромной силой, умениями, дающими небывалое превосходство над любым противником, кем бы он не был. – ответил Роррес.

– И какими же, например, умениями?

– Правитель, должен признать, что я не знаю. Его никогда никто до этого времени не употреблял, а предки оставили лишь общее описание. – признался Роррес.

– То есть ты даже не уверен, подействует ли он? – уточнил Клеонор.

– Ну что Вы! В этом я как раз абсолютно убежден. – ответил Роррес.

Клеонор тяжело вздохнул и заметно поник. Роррес на минуту было дал ему новую надежду. А теперь… Кто знает, может это обычная вода? Может, таким образом просто проверялась выдержка и ответственность предводителей? Надо было срочно возвращаться к более реальным делам.

– Правитель, Вы что, сомневаетесь в её силе? Вы мне не верите? – спросил Роррес.

– Роррес, тебе-то я верю, и тому, что ты веришь в мощь этой воды, я тоже верю. Но её сила слишком туманна и неясна. Нам нужно думать о более реальных вещах… Или ты можешь сейчас опробовать её воздействие?..

– Увы, правитель… Предание гласит, что только в нужный час вода даст силу, необходимую для победы над противником, кем бы он ни был.

– Да, слишком все сомнительно… Давай возвращаться, Роррес.

– Не огорчайтесь Вы так. Вот увидите, она не подведет, когда настанет решающий момент.

Роррес поставил чашу на невидимую поверхность, после чего та немедля исчезла из виду, взял Клеонора за руку, произнес тоже заклинание, и они очутились дома.

***

За окнами шел первый дождь после засухи. Капли воды падали на иссохшую почву, стекая сначала в трещины, которые постепенно наполнялись и образовывали повсюду небольшие лужицы. Вода не могла сразу проникнуть в затвердевшую от сильного зноя землю, но понемногу, медленно пропитываясь влагой, почва размокала, и вода стала поступать в её глубь, давая жизнь растениям. Все обитатели Орнуса вышли из домов, чтобы подставить свои лица долгожданному дождю. Лишь Гарнар без особого интереса наблюдал за движением капель воды по стеклу, сидя в своем кресле в тронном зале.

Со стороны сложно было сказать, о чем он думал, ведь его лицо редко говорило о сокровенном. Еще в детстве, когда он впервые понял, что его мысли не доступны даже Богам, он стал упражняться в самоконтроле, чтобы его тело не выражало того, до чего не может достучаться никто во Вселенной, и он достиг больших высот в этом искусстве. Но все же оставалось одно существо, способное предугадать ход его мыслей и намерений – это был его брат.

Клеонор не умел заглядывать в души, он не анализировал язык тела, он просто чувствовал брата, он просто знал его, оттого Гарнар боялся Клеонора. И сейчас, когда его цель так близка, когда оставалось только дождаться нужного часа и протянуть руку, Гарнар знал, что брат может помешать ему. Не потому, что Клеонор не любит его, не потому, что так страстно хочет власти сам, и даже не потому, что хочет выслужиться перед Богами.

Брат был слишком труслив, на взгляд Гарнара, и предпочитал придерживаться устоявшегося порядка. Мысль о том, что им с братом придется строить новый мир, пугала Клеонора не вероятностью неудачи, не возможностью проколов, и даже не тяжким грузом ответственности, которая бы легла на их плечи. Гарнар знал брата так же, как тот знал его. Они были противоположностями, но не черным и белым, не хорошим и плохим, ведь в их мирах не было как такового зла. Активное и пассивное в полной мере проявили свою сущность в этих братьях: Гарнар был наделен мощью движения и изменений, а Клеонор – обладал тем спокойствием, за которым стояла сила тишины Вечности. Гарнар часто спрашивал себя, почему именно их с братом выбрали для правления? Ведь те, кто сделал именно такой выбор, наверняка видели их диаметрально противоположную суть. Гарнар не знал ответа на свой вопрос, но был твердо уверен в том, что не отступится от своих намерений. Поэтому сейчас необходимо было просчитать сценарий, в котором Клеонор попытается всячески помешать ему исполнить намеченное. Вдруг в огромную резную дверь из синего дерева аргулы кто-то постучал.

– Войдите, – громко прокричал Гарнар, – чего уж там, раз пришли… – добавил он, чуть понизив голос.

Гость вошел. Своды дверного проема немного не доставали до его головы. На лице Гарнара, вопреки его обычному самоконтролю, изобразилось удивление.

– Ты?..

***

Аццо с Эмелиной расположились в одной небольшой пещерке, Расул с Джоном рядом в другой. Лошадей и верблюдов развьючили и укрыли в соседних нишах. Пыльное облако вдалеке говорило о скорой встрече с Ибэ.

– Сколько времени вам нужно, господин Шульц, чтобы насладиться силой стихии? – язвительно прокричал Расул, хотя его совершенно не интересовал ответ, поскольку он в любом случае покинул бы это место к вечеру следующего дня, несмотря ни на что.

– Думаю, дня вполне будет достаточно, – не заметив ноты сарказма в голосе уйгура, ответил Аццо.

– Какое счастье, господа! Вы все же решили дать нам шанс не сгинуть с этого света! Вы точно определились? Может, на недельку тут останемся? Чем не отдых? Лошади как раз к этому времени совсем обессилят, да и мы, впрочем, будем в похожем состоянии. – язвил Расул.

– Расул, боже мой! Я прошу тебя. Мы же уже обо всем договорились! – Аццо был не в настроении.

– Рано к богу обращаетесь! Ладно, вы как хотите, а я попробую поспать под это дикое завывание. Всем спокойной ночи, господа. И пусть вам приснятся волшебные сны! – сказал Расул, демонстративно отвернулся к каменной стене и засопел.

И буквально через несколько минут снаружи послышался дикий гогот, завывания, шум, грохот, будто несметное полчище самих бесов неслось через ущелье. Можно было различить и пушечный залп, и крики раненых и стук копыт. «Ничего, это всего лишь ветер», – подумал Расул, и тут же заснул, в отличие от других членов группы, которым не удалось так же благополучно погрузиться в сон.

– Боже мой, Аццо! Все-таки зря мы не послушались Расула. Такое чувство, будто мы попали в самый ад! Мне так жутко никогда не было… – пролепетала испуганная Эмелина, прижимаясь сильнее к Шульцу.

Но тот не замечал ничего. Он как загипнотизированный уставился на пелену песка, пыли и мелких камней, которые нес с собой ветер, как будто пытаясь что-то разглядеть в глубине, и вид у него был совершенно безумный: глаза сверкали неестественным блеском, кончики губ были слегка приподняты, взгляд неподвижен. «Надо было остаться с Расулом», – подумала Эмелина и, закрыв глаза, стала пересчитывать барашков, безмятежно прыгающих через забор.

Джон тоже вскоре заснул, свернувшись калачиком. Не спалось одному Аццо, который за всю ночь не сомкнул глаз не на минуту. Буря необъяснимым образом притягивала его. Он чувствовал, что в своей глубине она скрывает нечто, способное из обычного человека сделать великого завоевателя. Пусть его догадки были абсолютно антинаучны и неприемлемы для ученого его уровня, он откуда-то знал наверняка: это благодаря походу через Джунгарские ворота Чингиз хану удалось стать величайшим властителем Азии.

Аццо ни с кем не делился своей уверенностью, ибо его посчитали бы безумце, да и ко всему прочему, Шульц вовсе не хотел, чтобы это Нечто вдруг досталось кому-то еще. Поэтому пришлось подделать пару старинных китайских рукописей, чтобы уверить научное общество, что в Джунгарских воротах могут быть сокровища, оставленные и самим Чингиз ханом, и многими купцами, которые во время существования Великого Шелкового Пути не раз бросали свои караваны, пытаясь спастись от дьявольского ветра, вселявшего дикий страх и ужас в их души.

Йенский университет, в котором как раз трудился Аццо с Карлом, на тот период был очень заинтересован возможностью открытия исторических сокровищ, оттого без промедления началась организация этой экспедиции. Эмелина была внебрачной дочерью одного из профессоров с их кафедры, как раз приехавшая погостить к отцу из солнечной Испании, и, услышав его разговоры о предстоящей экспедиции в Джунгарию, тут же загорелась этой идеей. Благо сама она училась на историческом факультете, оттого капризы дочери профессор как-то смог обосновать и, хоть и пришлось приложить немало усилий, договорился о включении её в состав экспедиции.

Джон Уоллис являлся меценатом, спонсирующим данный исторический поход. Откуда этот англичанин узнал о планируемой экспедиции, никому, право, не приходило в голову выяснить: все были слишком счастливы от того факта, что кто-то оплачивает столь затратное мероприятие. Расула же в проводники им предложил русский посол уже в Чугучаке. Так и сформировалась их небольшая интернациональная группа, которой, в общем-то, Шульц был вполне доволен, даже не смотря на возникшее недопонимание с Расулом.

Как ни странно, о Карле Аццо сейчас совсем не грустил, хоть они дружили с добрый десяток лет. Теперь ему было разве что обидно за друга, который рано погиб, больше из-за своей глупости и безрассудства, чем по вине волков. Выросший в своем идеалистическом мире, Карл имел плохое представление об опасностях, таящихся в реальной жизни, ему море было по колено, оттого, подгоняемый ко всему прочему своей жадностью, он не воспринял в серьёз предупреждение Расула и полез в одиночку в эту заброшенную шахту. Что ж, все мы когда-нибудь окажемся по ту сторону жизни, но сейчас надо было смотреть только вперед, что Аццо и делал, и в прямом смысле в том числе: вот уже который час всматривался в рычащее пространство перед собой сквозь небольшой скальный проем.