Loveушка для мужчин и женщин. Дамы, не глупите!

Несмотря на истерики его родителей, мы поженились. Я, конечно, помню кислые физиономии некоторых его родственников и друзей на свадьбе. Между прочим, многие из этих друзей сразу отвернулись от Мити. Считали, что он ненормальный. Обзывали «народовольцем». В смысле, что я – простой народ, а они, видимо, дворяне… Те, кто остались в друзьях, долгие годы смотрели на меня, как на какое-то экзотическое существо, хотя и любопытное. Цирк!

Зоя грустно засмеялась. Потом затушила выкуренную сигарету, тут же вставила в мундштук новую, щелкнула зажигалкой в форме львицы, затянулась и продолжила:

– Конечно, они ко мне постепенно привыкли, но до конца все равно не принимали… Однажды, когда гости думали, что я на кухне, а на самом деле я уже шла с бутербродами в комнату, кто-то произнес слово «мезальянс». Говорили обо мне и Мите… На следующий день я полезла в словарь. У них в доме этих словарей было – миллион! Все толстые, на отдельной полочке. В общем, в переводе с французского это означает непристойный союз, по-нашему – неравный брак. С тех пор и стучит у меня в голове, как часы: мезальянс, мезальянс… Я ведь знаю: когда прошла юношеская страсть, Митя разрывался на две половины: одна из них любила меня, другая страдала. Хотелось гордиться женой, чтоб и умная была, и образованная, и красивая. Чтобы все восхищались и завидовали. Думаете, мне было легко? Я ведь все видела и понимала. Но что я могла? Читать книги без передышки? Не могу. Ходить в музеи? Ходила – скучно. Знаете, как я боялась, что Митя меня бросит? Найдет другую, себе под стать? За годы страха я почти вся поседела. Теперь я крашеная брюнетка. Так-то вот…

Мы уже остались в редакции одни, все ушли. С Нового Арбата доносился непрерывный гул машин, иногда перекрикиваемый сиренами спецтранспорта.

– Когда грянула перестройка, началась сумасшедшая торговая жизнь. И оказалось, я многое умею! Я стала одним из первых турецко-китайских челноков. А теперь у меня три небольших магазинчика ширпотреба, есть «Вольво» и «Опель», новая квартира с евроремонтом. Собак держу – двух шарпеев. Кстати, сын и дочка у нас – у-умненькие, отличники! В папу. Я их отдала в дорогую гимназию, где все предметы преподают, как минимум, кандидаты наук.

Это стоит кучу денег. Но мы такое можем себе позволить. Хотя мой Митя… Он просто кандидат наук. Ну, вы знаете, как сейчас платят кандидатам.

Он мучается, ему стыдно. Но ведь он ничего не умеет делать, только думать. Чтобы он поменьше думал о своей, как он это называет, невостребованности, я дважды в год отправляю его то в круиз по Европе, то загорать на Карибы. Он, наконец, увидел свои любимые музеи: Лувр, Прадо… А позапрошлой весной я подарила ему Интернет, из которого он не вылезает часами. Между прочим, – Зоя гордо вздернула подбородок, – он читает книги в оригинале, на трех языках, из всех библиотек мира, – и она с презрением оглядела меня, недостойную и мизинца ее Мити.

– Так в чем весь юмор-то, – продолжила Зоя, – сейчас ему завидуют его яйцеголовые друзья! Теперь им нравится со мной разговаривать. Они мне говорят: с вами, Зоя Васильевна, очень интересно, вы объездили весь мир – от Стамбула до Нью-Йорка, прекрасно ориентируетесь в проблемах макроэкономики и интересуетесь политикой. Еще бы! Меня кровно волнует, какой гад рискнет отменить частную собственность! А мой Митя… Он мне недавно сказал: «Я – дурак, потому что когда-то мне было неловко за якобы неравный брак. Я, – говорит, – был снобом-идиотом, но теперь тобою горжусь. Ты у меня стильная, современная, по-житейски мудрая». Так-то вот.

Она замолчала. Тут я заметила, что Зоя сидит не элегантно скрестив ноги, а поджав их под стул, ссутулившись, сцепив пальцы рук, и грустно смотрит на меня. Что бы это значило? Вдруг она коснулась прохладными пальцами моей руки и испуганно прошептала:

– Я вам все это рассказала, чтобы просто спросить: как вы думаете, он меня не

бросит? Что значит – «по-житейски мудрая»? Это ведь не просто умная, а что-то другое?

Я стала ему интересна как человек или он просто благодарен мне за все то, что я для

него делаю? Как вы думаете? Ведь этот «мезальянс» никуда не делся…

Я достала свою сигарету и спросила Зою:

– Хотите, я тоже расскажу вам историю про мезальянс? Про моих друзей?

Она кивнула.

– Их зовут Юля и Олег. Юля выросла в интеллигентной семье: книги, театры, выставки, классическая музыка. После школы поступила в МГУ. И однажды в студенческой компании вдруг влюбилась в «чужака», студента какого-то заштатного технического вуза из простой семьи. Его папа – мастер цеха на заводе, а мама – портниха в ателье. Попав в их дом, Юля ужаснулась: здесь понятия не имели, кто такой Малевич, что такое «самиздат», о чем поет Галич. И вообще, Галич – это имя или отчество? («Ну, Галича я уже знаю», – тихонько прокомментировала Зоя.)

Что сказали ее мама и папа? И что они могли сказать? Ведь сами воспитывали дочь на гуманистических идеалах, утверждающих, что все люди прекрасны! Что о человеке надо судить по его нравственным установкам, и только по ним. С этими установками у ее любимого все было в норме: он не пил, не ругался плохими словами, знал, что женщину следует пропускать вперед и уступать ей место.

«Может, мальчик способен развиваться»? – с надеждой спросила ее мама. Юля гневно сверкнула глазищами. В общем, свадьба состоялась.

«Мальчик» и в самом деле развивался: в двадцать лет впервые открыл для себя прозу Булгакова, чем вызвал у тещи повышенное давление. «Разве у вас дома не читали хотя бы «Мастера и Маргариту?» – схватившись за виски, прошептала она. «Что-то слышал про такое», – простодушно признался зять. «Мама, сколько можно! – возмущалась дочь, пока молодой супруг плескался в душе. – Не задавай ему дурацких вопросов! Я же тебе говорила: у него дома иные ценности». – «Он хороший мальчик, – вздохнула мама. – Но все же… Не поторопилась ли ты»? – «Ма-ма!».

Прошло почти двадцать лет. «Мальчик» стал инженером, теперь он менеджер в фирме, торгующей оргтехникой. Юля – редактор в преуспевающем рекламном агентстве. Словом, в социальной жизни они на равных.

За прошедшие годы Олег прочитал все, что «положено»: Маркеса, Воннегута, Войновича… («Двоих последних даже не знаю», – огорченно пробормотала Зоя.) Посмотрел в альбомах картины Модильяни и Босха. Мужественно вникал, борясь с зевотой и дремой, в фильмы Сокурова и Тарковского («Митя – фанатик Тарковского! А я больше Рязанова люблю». ) В какой-то момент он вздохнул с облегчением: теща с тестем явно примирились с ним. Удар был нанесен с неожиданной стороны, от Юли. Теперь во время семейных недоразумений ее главным аргументом стало следующее: «Я тебя вытащила из грязи, а ты…» Иногда она жалуется маме: «Прихожу домой, а он сидит перед телевизором, смотрит футбол и дует пиво прямо из бутылки. Да еще орет дурным голосом: „Козлы!“. И кое-что похуже. Вылитый его папочка!»

Мама делает загадочное лицо и говорит почему-то по-украински: «Бачили очи, шо купувалы… Но он – хороший мальчик! Тебе грех жаловаться».

В гости к родителям Олега они ездят пару раз в год исключительно по большим праздникам. А уж Юлины мама с папой – и того реже, ссылаясь на слишком длинную дорогу на другой конец города.

Дочь обижается: «Хорошо устроились, мамуля! Учили меня быть терпимой, а сами…» – «Ты выбрала этих людей, – парирует мама. – Это твой крест. Олежку я люблю как сына, но не требуй от меня невозможного!» – «Я их не выбирала, – грустно шепчет дочь. – Я просто влюбилась, но никто мне не объяснял, что такое… неравный брак. Почему вы меня неправильно воспитывали»?

Мама возмущенно пожимает плечами: это противоречит ее либерально-демократическим убеждениям.

Когда Юля приезжает к свекрови, то, стиснув зубы, едва выдерживает шумные посиделки с большим количеством водки, с непременным нестройным пением «Айсберга в океане» и засыпающим прямо за столом свекром. Периодически она выходит в коридор якобы поправить прическу, а на самом деле – чтобы постоять перед зеркалом, сжав кулаки, и трясущимися от раздражения губами бормотать: «Раз, два… Это скоро кончится… Три, четыре… Через час уже домой…»

Олег, кстати, никогда не пьет (он за рулем) и не поет. Он тоже терпит. Когда они едут домой, в машине царит тягостное молчание, иногда прерываемое язвительными замечаниями: «Твой папа, как обычно, на высоте: захрапел прямо с куском колбасы в руке». – «А ты опять ляпнула про Бертолуччи. Зачем? Что ожидала услышать в ответ? Ты специально это делаешь, чтобы потом меня пилить?» – «Ты стал похож на своего папу. Просто одно лицо…» Приехав домой, они всегда мирятся. Просто потому, что любят друг друга, – соврала я для своей посетительницы.

…Зоя смеялась. Кажется, успокоилась. Она опять закурила, закинула ногу на ногу и сказала:

– Это что! Вот у меня есть знакомая, Аня, так это финиш! Слушайте… Она филолог по образованию, хорошая девочка из приличной семьи. И вдруг… Выбросила диплом и порвала со своей профессорской родней, которая отказала от дома будущему зятю. Юра – выходец из деревни. Его родители приехали работать в Москву и в течение многих лет постепенно вывозили из своей глубинки теток и дядьев, племянников и племянниц, двоюродных и троюродных братьев и сестер. Таким образом, в спальном московском районе поселился целый клан Сидоровых. Юра среди своих многочисленных родственников считался элитой: он работал шофером такси. Там, кстати, он и познакомился с профессорской дочкой Аней.

Она на удивление легко вошла в его семью, с удовольствием училась закручивать на зиму банки с вареньями-соленьями, отстирывать мужские сорочки с помощью подсолнечного масла, готовить из фруктового жмыха запеканки. Летом с восторгом ездила в деревню: сеять, полоть, собирать… Свекровь обучила ее вязанию и шитью. Свекор раскрыл тайны приготовления первача и секреты грамотной косьбы. А муж… Он обожал свою Анюту и клятвенно обещал ей, что «завсегда сможет обеспечить семью», лишь бы дети, которых должно родиться непременно трое, «были здоровенькие».

Ее родители молча скорбели и с напряженным вниманием следили за развитием Аниного младшего брата – выпускника физико-математической спецшколы, возлагая свои последние честолюбивые надежды на него. И старались максимально оградить мальчика от влияния «сошедшей с ума старшей сестры».

Прошло много лет. У Ани с Юрой уже трое детей – здоровых пацанов, которые целое лето проводят в деревне на берегу незагаженной речки, попивают парное молоко и поедают свежие, прямо из-под курочки, яички. Хохма в том, что их шестнадцатилетний сын ухаживает за нашей дочкой, – смеется Зоя. – Я к этому спокойно отношусь, а вот Митя напрягается: он не из того круга, говорит. Я ему: а я разве из того?». Теряется. Еще я Мите сказала: вот тебе генетика – твоя дочь похожа на тебя даже в поступках.

…Было уже около девяти вечера. Мы с Зоей вскипятили воду в редакционном электрочайнике, заварили кофе. Перешли на «ты».

– Это что же получается? – вдруг сказала она. – Кругом – сплошной мезальянс? И что ты по этому поводу думаешь?

– А ты?

– Наверное, я дура. Ведь я же вижу, что Митя меня любит. А это самое главное. Господи, какая простая вещь!

Зоя пошла в туалет «поправить лицо», а я, ожидая ее, задумалась: что мы подразумеваем под мезальянсом?

С одной стороны, «все – рядовые, ведь маршалов нет у любви». И если брак заключен по любви, то, значит, это не мезальянс? С другой стороны, разница между супругами, какой бы она ни была, все равно дает о себе знать. Если ее стараются не замечать или действительно не замечают сами супруги, то обязательно заметят окружающие. И дадут это понять, и что-то испортят в отношениях. А если разница в возрасте – тридцать лет? Когда и воспитание, и мироощущение, и привычки по определению различны, ведь люди принадлежат к разным эпохам… Но и такие пары бывают необыкновенно счастливы! В то же время как много я знаю распавшихся семей, где все, казалось бы, как надо: он и она – и ровесники, из одного круга, одинаково любят Кафку и, тем не менее, расходятся. Может быть, это как раз у них мезальянс? А персонажи всех наших с Зоей историй до сих пор вместе…

Зоя подвезла меня на своем «Вольво» до дома. Пригласила меня и «всех моих товарищей по работе» в свои магазины и пообещала скидки.

Когда мы уже попрощались, она вдруг схватила меня за рукав пальто и спросила:

– Так как ты думаешь, Митя меня не бросит?

***

Вот такая была статья. А теперь «сеанс магии с разоблачением». Разумеется, никто к нам в редакцию не приходил, никакой Зои и в помине не было. Обычный журналистский прием, дабы «поднять проблему». (По секрету: так бывает в девяти из десяти случаев. Как бы пришло письмо. Как бы человек пришел в редакцию. И не верьте журналисту, который скажет, мол, у нас не так, у нас все по-честному!)

Я просто подняла собственную проблему, которая вот уже много лет сидела занозой в моей башке.

Итак, моя гостья Зоя – лишь выдуманный персонаж, и ее история родилась в моем воображении в каком-то смысле как сценарий, противоположный тому сценарию, что разыгрывался в реальной жизни.

История из моей жизни – это сюжет номер два, про Олега и Юлю. Тютелька в тютельку, за исключением некоторых деталей.

Представьте себе юную девчонку, которая не понимает, как ей жить, будучи во всех смыслах неудачливой, некрасивой и ничем непримечательной, которую и полюбить-то не за что. Девчонка мечется, чувствуя себя лишней и нелюбимой в отчем доме, страдает от собственного несовершенства, но, как и все, мечтает о любви. И не просто о любви, как о неком высоком чувстве, а о любви-спасительнице, которая избавит от нелюбви в семье, от беззащитности в большом мире. Ведь в этом мире она лишняя, а потому никто и не думает оградить ее от его опасностей: ну, пропадет пропадом эта ошибка природы, да и фиг с ней! Если бы рядом был Он, Мужчина, Защитник, любимый и любящий, он, конечно, подставил бы ей… то есть, мне… свое плечо, защитил бы от недоброжелательной родни, которую я удручаю своей никчемностью. В общем, даже сложно сказать, чего я хотела больше: обычной страстной любви, о какой мечтают все девушки на планете, или чтобы хоть кто-то любил и оберегал меня, вот такую, какой меня угораздило родиться.

Мне было 16 лет, и я считала себя и свою жизнь конченными. Мне ведь УЖЕ шестнадцать, а со мной всем все ясно. И вдруг появляется… мальчик, ну да, конечно, мальчик, неполных 18 годков, и – о чудо! – влюбляется в меня! Причем, мальчик интересный внешне, а потому еще более невероятным кажется то, что он не просто обратил на меня внимание, но выделил среди сверстниц, разумеется, в сто раз более красивых и достойных меня. Наверное, у него не все в порядке со вкусом и пониманием (думала я), но ведь этим нельзя не воспользоваться! Ведь больше никто и никогда – это совершенно очевидно – не обратит на меня внимания.

Поэтому я радостно ответила на чувство. И, что там лукавить, крепко вцепилась в мальчика. Хотя он и не возражал. Так, в 16 лет, я выбрала себе мужа «на всю жизнь». Именно это я и думала: на всю жизнь. И не только потому, что сама влюбилась, но и по причине вечно грызущего меня убеждения: никто и никогда больше не обратит на меня никакого внимания. Произошла ошибка природы, в меня влюбился красивый мальчик. Куй железо, пока горячо…