– Ты огонь! – повторил он требовательнее.
– Асар-а! – крикнула я в ответ.
Ничего не произошло.
– Огонь! – крикнул Эйдер.
– Да чтоб тебя! Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
Я не успела договорить, как огонь, проклятый огонь, который едва теплился на каменном полу, словно от взрыва, взвился вверх. Эйдер отшатнулся, я так вообще отлетела в сторону. В пещере стало светло как днем. Температура поднялась градусов эдак на десять, что в сумме с горячим источником, превратило пещеру в настоящую русскую баню. Пар клубился туманом.
– Баи, Айя, – тихо произнес Эйдер.
Он улыбался.
Глава 9. Сила слова
Зато я не улыбалась. Ни тогда, в тот вечер, когда Эйдер Олар, словно в награду, позволил мне, наконец, погрузиться в горячую ванную, ни после, когда мне принесли новую красивую одежду. Ни тогда, когда мы, пропировав еще сутки, покинули гостеприимных хозяев и отправились дальше.
Выглядел Эйдер озадаченным, он не понимал моих смятения и шока. А я, при всем моем желании и даже обучись я в скорые сроки его языку, не смогла бы объяснить ему всего.
Ведь я никому не рассказывала об этом.
Тот случай я вообще постаралась напрочь стереть из своей памяти, как поступают с самыми ужасными и страшными воспоминаниями, и память, если сильно постараться, идет на уступки и уничтожает такие потрясение, будто их и не было. И ты живешь дальше, сначала только существуешь, но потом входишь во вкус, снова садишься на велосипед, начинаешь тренироваться, хочешь не хочешь, а все равно возвращаешься к жизни, нормальной общепринятой жизни. Строишь планы, как будешь покорять французские трассы, присматриваешь новый велосипед в счет будущих побед.
А когда все уже вроде бы наладилось, падаешь в ученицы к огненному магу. И стихия не отказывает тебе, наоборот, повинуется и обещает служить, так предано, как никому не служила.
И тогда память делает кульбит. И все тайное снова становится явным.
В те последние сутки, что мы провели в пещерах горных людей, я не только сторонилась Эйдера. Я почти не разговаривала. Я держала язык за зубами, напуганная собственными способностями. И особенно тем, что мой дар и раньше давал о себе знать.
Я сразу вспомнила Тигра и его молчание после того, как я приказала ему держать язык за зубами, и как он заговорил, когда после я сама же отменила собственный приказ. Но это было мелочью. Это было действительной мелочью, хотя даже одно только это сотрясало до глубины души.
О, как я желала, чтобы эти мои способности проявились только здесь, на этих дальних берегах, но я знала, что это не так.
Сколько раз в своей жизни я добивалась чего-то, стоило мне сказать нужное слово? Частенько. Я легко уговаривала профессоров простить мне несданный реферат. А однажды на трассе я сказала другому велосипедисту, что он доедет до финиша и с лопнувшей резиной, ничего, мол, страшного, осталось чуть-чуть, не сдавайся. И он доехал.
Но мне и в голову не пришлось бы, объяснять это магией.
А еще… А еще. Конечно, было кое-что еще, уничтоженное памятью, как нестерпимо постыдное. Но события того дня вспыхнули перед моими глазами так же отчетливо, как трещины в полу пещеры.
Я снова вспомнила, что, покинув кафе, в котором оставались Питер и Хлоя, я проклинала друзей на чем свет стоит. Я желала им и того, и другого, и третьего, а в придачу еще эдакого, если вдруг им покажется мало.
Я была зла. Я крутила педали и из меня сыпались проклятия одно за другим, и вероятно, просто не было иного способа заткнуть меня. Мироздание как бы недвусмысленно намекнуло мне, что пора заткнуться, и тогда мой велосипед, вильнув, угодил в канаву. Но к этому мигу я и без того уже слишком далеко зашла в своих проклятиях.
Конечно, я никому не говорила об этом. Да и кто бы поверил мне? Эйдер Олар поверил бы, окажись он там, но я встретилась с ним гораздо-гораздо позже.
Вот почему я не прыгала от счастья перед столбом огня, а взирала на него с нескрываемым ужасом. Теперь-то уж я знала, что это не удачливость и не красивые глаза позволяли мне добиваться многого раньше. Теперь я знала, на что способна, если произнесу правильные слова. И если настроение у меня будет соответствующим.
Эйдер тоже разозлил меня.
Только однажды в разговоре с психологом я обмолвилась, что виновата в гибели друзей, но он пустился в объяснения того, что так бывает, так случается, и что никто не виноват. Но я-то знала.
А теперь убедилась.
– Айя.
Эйдер унял пламя. Мне казалось, что я не вижу пещеры и его самого из-за внезапного полумрака, но затем он коснулся моих щек, вытирая слезы. Он притянул меня к себе и обнял. Я разрыдалась на его плече, освобождая всю ту боль, которую держала внутри за семью печатями и которую не смогли унять никакие достижения современной фармакологии. Маг водил рукой по моим волосам и что-то тихо шептал на своем, и это было в стократ лучше любого терапевтического сеанса, любых утешений, которые я выслушала от родителей и других знакомых в университете. Мне никто не помог в том мире.
Для этого, вероятно, и нужно было угодить в этот.
* * *
Потом он ушел. Я медленно стянула разорванную всадником рубаху, сняла джинсы и белье, и скользнула в невероятно горячую воду. Я выдохнула от наслаждения и нырнула глубже, окунаясь с головой в горячее блаженство.
Слезы высохли.
В сознании наступила поразительная тишина. Мой собственный, обвиняющий, карающий саму себя голос, наконец, стих. Не знаю, как долго я нежилась в источнике. Я перестала чувствовать вообще что-либо, кроме нескончаемого удовольствия. Вся боль и телесная, и душевная смывалась вместе с грязью. Я не задавалась вопросом, как долго мне тут лежать и что делать дальше, где искать новую одежду, не надевать же старую и грязную, пропахшую крокодилом и черти чем еще. Я просто закрыла глаза, а когда открыла их, то передо мной уже стояли две низкорослых женщины из горного племени, они низко кланялись мне и не встречались со мной взглядом.
Они из слуг или из рабов, поняла я. Тех, кого пригласили к столу позже других.
Одна расстелила на земле мою новую одежду, молча демонстрируя то, как красиво юбка по подолу расшита мелкими раковинами. Это действительно была юбка. Для низкорослых пещерных женщин она была бы где-то до колен, а мне, конечно, выше. Эдакое кожаное платье с мини юбкой. Неплохо.
Вторая занялась моими волосами. Она вымыла их и расчесала костяным гребнем, а после стала плести что-то замысловатое, поминутно вплетая в локоны опять же раковины. Господи, если так и дальше пойдет, то я же при ходьбе греметь буду, как детская погремушка!
Они помогли мне вылезти, протянули мягкую шкуру, которая, очевидно, заменяла полотенце, потом помогли одеться. Знакомых мне застежек или пуговиц на одежде не было, завязки располагались на спине. Платье в целом было похоже на фартук и одевалось примерно так же – спина оставалась голой, не считая завязок, а юбка была с запАхом. Кожа была тонкая и очень мягкая, ракушки не звенели при ходьбе, чего я так опасалась, их очень крепко закрепили.
Позже, спохватившись, я бросилась к джинсам и достала из кармана глиняный черепок. Жестами я объяснила женщинам что мне нужно и это, само собой, заняло прилично времени, но когда одна из них сбегала наверх и вернулась, я поняла, что потраченное на объяснения время того стоило.
Я спрятала черепок в небольшой кожаный мешочек и надела его на шею. Скорректировала перевязь так, чтобы его не было видно под одеждой. И в целом, осталась довольна своим новым видом.
После они отвели меня через другой проход в стене, в общую женскую спальню, где похрапывали, завернувшись в шкуры на полу, десятки женщин. Мне указали на мою лежанку, я благополучно завернулась в коротковатые шкуры, подтянув ноги к животу, и тут же заснула.
* * *
Женщины проснулись и сразу загудели. С меня сон слетел почти тут же, как только они стали обмениваться грубоватыми резкими словечками. Их не волновало, что некоторые – ну, ладно, только я, – еще спят. Я не сразу поняла, где нахожусь и что происходит. Окон не было, света почти тоже. Лишь в центре пещеры чадила слабым голубым пламенем чем-то наполненная плошка с фитилем.
Мои соседки по спальне продолжали переругиваться. То есть я, конечно, понимала, что они просто желают друг другу доброго утра, но на слух и по интонациям эти беседы воспринимались, как охваченный паникой курятник из-за пробравшегося внутрь хорька.
Я натянула шкуру, которой укрывалась, на голову, но тут же чуть не задохнулась от ее запаха. Уж и не знаю, кем было это животное при жизни, но пахло оно ужасно. Я отшвырнула меховое одеяло в сторону и села на выделенной мне лежанке. Внешний вид мой, должно быть, был красноречив, но местных товарок было не пронять. Они покосились на меня, кто-то из них понизил голос, но одна тут же крикнула, мол, чего вы, она же не говорит по-нашему, и спор на повышенных тонах тут же возобновился.
Решение было принято мгновенно.
Впрочем, какая-то часть меня – наиболее скептически настроенная, – отмахивалась со словами: «Ой, ладно! Всякое может присниться, особенно, если рыбы пережрать накануне». Но спать хотелось очень жутко. Мне казалось, я и часа не проспала. В глаза словно песка насыпали.
Я сфокусировалась на единственной тусклой точке света. Пробормотала вчерашнее заклинание Эйдера Олара, но оно снова не сработало, поэтому снова пробормотала: «Гори, гори ясно».
Из фитиля лежащей на земле плошки выросла огненная елка.