– Не напоминай, – пытаюсь по-дружески усмехнуться, мол, и сам видел.
Адам дышит чуть тяжелее. Его горячий выдох обдаёт мурашками мою руку, и я буквально чудом ею не дёргаю.
– А что так? – пренебрежительно насмешливо. – Не зашло?
Вот не знакомо ему чувство такта, судя по всему. Но отвечать ему не буду. Хотя и жутко не по себе молчать, когда его взгляд ощутимо гуляет по моему лицу, а оно, кстати, близко к его…
Если честно, я подобного волнения не испытывала даже с бывшим, который стал моим первым и единственным парнем. Хотя тогда была по-наивному влюблена и млела, как дурочка, но чтобы до сбивчивого дыхания и неровного сердцебиения… Мощная всё-таки у Адама энергетика.
И не сказать, чтобы тяжёлая, кстати. Более того, пока я касаюсь его, мягко проводя по ранам и чувствуя, как он напрягается – словно связь какую-то между нами ощущаю. Довольно странную… Но как будто с кем-то близким сижу здесь, а не опасным непредсказуемым типом без тормозов. С кем-то уязвимым.
По венам растекается странное тепло. И сердце тормошит без передышки.
Адам чуть морщится, когда я наконец смотрю на него. На всякий случай ослабляю напор движений очередным диском.
– Не больно? – уточняю мягко и почему-то чуть тише.
– Нет, – сипло выдавливает он, и, чуть поколебавшись, вдруг спрашивает: – Ты умеешь делать оригами?
Хм… Неожиданный вопрос. Очень-очень неожиданный. Аж со всей серьёзностью к нему подхожу:
– Ну так… – тяну со странной неловкостью. – Не особо круто, но мы с папой в детстве делали. Тебе нравится оригами?
– Нет, – по-странному жёстко отвечает Адам. – Что вы делали? – тут же требовательно.
Ладно… Не буду даже пытаться вникать в причинах чуть ли не агрессивного интереса к такой безобидной теме, как оригами.
Для нас с папой это, кстати, было своеобразным способом расслабления, успокоения нервной системы после какого-то её напряжения. Может, Адам подсознательно рассматривает подобные штучки с той же целью?
Ну вот… Решила же не вникать.
– Птичек в основном, – миролюбиво отвечаю, чуть напрягаясь, когда перехожу ватной палочкой к переносице Адама. Который, кстати, после моих слов о птичках хмурится так, будто я призналась чуть ли не в преступлении каком-то. – Ещё цветочки, – добавляю как можно более непринуждённо. – Могу научить, там легко.
Сама не знаю, к чему предлагаю последнее… Но в конце концов, не просто так ведь Адам спрашивает?
– Не стоит, – странно усмехается. Как будто с подтекстом каким-то.
Пожимаю плечами, пристальнее оглядывая его лицо. Вроде бы и вправду не особо пострадал. Круто всё-таки дерётся… Даже слишком.
Зачем-то решаю ещё немного пообрабатывать ту ссадину на скуле. Не то чтобы спокойнее, когда касаюсь Адама – совсем наоборот – но то самое окутывающее ощущение связи между нами того стоит. Может, это испытываю не только я?
Надо просто успокоить вдруг ускорившееся сердце и подобрать новую тему, раз та внезапная про оригами вроде как исчерпана.
– А ты близок со своими родителями? – нахожу, тем более что о своём папе упомянула.
– Их убили.
Застываю, не вникая даже в то, как пропитываю ватным диском ранку Адама. Просто ответ… Неожиданно слишком.
Причём уверенное «убили», а не «они умерли», например.
Я вот так внезапно приближаюсь к тому самому страшному прошлому, которое когда-то привело Адама в психологический центр папы?
– Мне очень жаль, – тихо говорю. Так мягко, что почти даже ласково. Сердце пропускает удар, когда Адам внимательным взглядом впивается мне в глаза. – Убийцу посадили? – допытываюсь, чтобы расковырять ту ситуацию поглубже.
Наверное, это произошло в его детстве… И, наверное, Адам был свидетелем убийства.
– Нет, – жёстко отвечает он.
Я, наконец, двигаю ватным диском, но почему-то такое ощущение, что больше глажу, а не раны обрабатываю. Смущённо одёргиваю руку.
Впрочем, Адам, похоже, этой неловкости даже не замечает. Отстранённый такой… В том моменте сейчас?
– Ты уверен? – осторожно пытаюсь продолжить тему. – Но нашли, кто убил?
Адам бросает неопределённый взгляд на ватный диск в моей руке, который теперь глупо комкаю. Не решаюсь отложить в сторону, хотя надо бы и всю аптечку убрать…
Нет. Я как застываю в ожидании ответа. Адам тем временем проводит неспешным взглядом по моей руке вверх, обводя им даже изгибы шеи. А потом смотрит в лицо, причём куда более осмысленно.
– С чего столько вопросов? – насмешливо.
Ну всё… Момент откровений исчерпан.
Но я всё же цепляюсь за крохотный шанс, как можно более тепло поясняя:
– Хочу узнать тебя получше.
Адам неожиданно забирает многострадальный ватный диск из моих пальцев. Выбрасывает его куда-то на пол. Туда же откладывает аптечку. Нахмурившись, слежу за его действиями, почему-то не решаясь им возразить.
Но лишь до тех пор, пока вдруг не чувствую, как Адам ловким движением тянет меня так, чтобы сгрести под себя. По телу мгновенно активируются горячие мурашки, а дыхание сбивается. Кажется, я даже задыхаюсь вдохом.
Зато Адам совсем не теряется.
– Есть куда более действенный способ узнать меня получше, – почти шепчет, нависнув надо мной.
Взгляд автоматически ложится ему на губы, а кровь приливает к лицу. Какого чёрта?
Накрывает беспомощностью и слабостью, пока я глупо внимаю ощущению тяжести парня на мне. Он ведь не лежит, на локтях нависает, но мы как будто тесно и чертовски остро соприкасаемся.
Замираю, выпадая из реальности и в то же время чувствуя её так ярко, как никогда в жизни.
– Адам… – только и выдыхаю протестом.
Он ведь пока ничего не делает, лишь нависает надо мной и ищущим взглядом блуждает по лицу. Но, чёрт возьми, откуда такое ощущение, что это чуть ли не самый интимный момент в моей жизни? Я ведь не девственница какая-нибудь трепетная.
Он усмехается, наклоняясь чуть сильнее. Улавливаю приятный запах, который и разобрать довольно сложное. Что-то морское? Нет, древесное. Нет… Другое.
Чуть ёрзаю, когда взгляд Адама поднимается мне на глаза. Накрывает бурной смесью ощущений: и смущение, и возмущение, и напряжение, и растерянность и даже что-то типа любопытства. Или предвкушения?