Изъян в сказке

Рей отошел к подоконнику, еле слышно скрипнуло что-то на окне, на миг луч лунного света заслонила тень.

– Забыл, – раздалось из-за шторы, – если смогу, передам через кого-нибудь весточку, скажу, что от Соловья, – снова скрипнуло, и тень исчезла.

– Буду ждать, – произнесла Мэгг, но в пустоту. В спальне она снова была одна.

Наутро она проснулась если не больной, то, во всяком случае, разбитой. Ей всю ночь снилось что-то мутное и пугающее, а думать при свете дня о том, что Рей уже далеко и неизвестно, увидятся ли они снова, было тяжело и больно.

Ни Фанни, которая, помогая Мэгг причесаться, взялась петь народную песенку, ни госпожа Сиан, хвалившая её осанку и цвет кожи, не могли её развеселить.

За завтраком, который лорд Кэнт пожелал съесть в компании дорогой внучки, она была молчалива и задумчива. Старик отставил от себя чашку с травяным отваром и спросил:

– Снова размышляешь о балах, леди Магарет?

– Не совсем, дедушка, – отозвалась Мэгг, – я думаю…

«О том, что вчера ночью была трусихой и глупой гусыней!»

– Я думаю о том, удастся ли мне взглянуть на лошадей для кареты.

Кэнт сделал знак рукой, и слуги, в том числе госпожа Сиан, сидевшая за столом, как член семьи, поспешно удалились. Когда закрылась дверь, лорд произнёс:

– Вчера я был порядочно зол на то, как ты вертела хвостом перед Эскотом. Мы во вражде с его семьей уже добрых полтора века. Но сейчас думаю, что всё складывается неплохо. Земли Эскотов – лакомый кусок, а род насчитывает добрых четыреста лет. Даже мой младше.

– То есть вы хотите, лорд Кэнт…

– Не перебивай, – старик отпил ещё отвара, – я думал отдать тебя за старшего сына лорда Харроу, его не было вчера на балу. Или за Грейсона.

Грейсона Мэгг помнила смутно – хрупкий и болезненный юноша, дважды сбившийся с ноги в танце.

– Но Эскот – зверь покрупней. И раз уж он вышел на охоту… Я пригласил его смотреть лошадей, как ты верно подслушала. И думаю, что тебе стоит взглянуть на них тоже – разумеется, с балкона.

– Буду счастлива, дедушка, – согласилась Мэгг, не испытывая на самом деле никакого счастья. Даже мысль о том, что она увидит милорда Эскота, не могла порадовать её: слишком больно было думать о расставании с Реем.

Но вызывать недовольство Кэнта она не желала, поэтому заставила себя улыбнуться и взбодриться, а к тому моменту, как Сиан и Фанни одели её и вывели на балкон, Мэгг уже почти готова была улыбаться и радоваться, как требовал старик Кэнт и как желал бы Рей.

Глава восьмая. Кони и короли

Лошади были великолепны – Мэгг никогда в жизни таких не видела. Тонконогие, с гнутыми шеями, с лоснящимися чёрными шкурами, они казались не животными, а волшебными существами. Их удлинённые тёмные глаза горели задором.

Из дома вышли, переговариваясь и посмеиваясь, как добрые друзья, Кэнт и милорд Эскот. К ним тут же подлетел тощий вертлявый человечек в зелёном камзоле, низко поклонился и что-то протараторил, помогая себе руками и двигаясь всем телом, словно не разговаривал, а собирался пуститься в пляс.

Кэнт ответил недовольно, а Эскот, наоборот, обрадовался и дал человечку монету из кошеля на поясе, потом обернулся, взглянул на балкон и отвесил Мэгги учтивый поклон, сняв свою роскошную шляпу и едва не подметя двор её длинными белыми перьями. Госпожа Сиан ткнула Мэгг под рёбра, и она, спохватившись, помахала в ответ. Эскот ещё раз поклонился и вернулся к лошадям.

Почему-то Мэгг думала, что выбор будет недолгим, но ошиблась. Сначала всех семерых кобыл конюхи по очереди провели перед лордами. Потом каждую пустили по кругу рысью, затем медленным галопом. Но и этого оказалось мало: Кэнт и Эскот подходили к фыркающим кобылам, приподнимали им губы, касались зубов, щупали грудь и ноги, о чём-то ожесточённо спорили, ругали человечка на все лады и спорили снова.

Солнце уже поднялось высоко, во дворе стало жарко и душно, когда конюхи увели четырёх кобыл прочь. Осталось три, и лорды заспорили снова, но теперь уже ненадолго – Эскот уступил быстро, указав головой на балкон Мэгги, и Сиан шепнула ей:

– Видите, милорд Эскот уступил нашему лорду двух кобыл.

Мэгг невольно улыбнулась – вспомнила, как Эскот вчера сказал: «Если кобыла будет возить леди Магарет, я буду вынужден уступить».

– Почему не понравились остальные? – спросила Мэгги. Сиан поджала губы:

– Не нашего ума дело. Женщине в лошадях разбираться нет нужды.

– Я слышала, – осторожно заметила девушка, – что в Остеррии девочек с ранних лет учат ездить в седле.

На самом деле, она не просто слышала, а видела статных светлокожих остерриек верхом – они держались не хуже мужчин, хотя и сидели боком, на особый манер.

– Остеррийки пусть хоть нагишом бегают, – Сиан стала ещё мрачнее, – а девушкам благородных кровей это неприлично. Ваше дело – карета и паланкин.

Больше спрашивать Мэгг не отважилась, и вскоре Сиан увела её в дом. До обеда ей позволили почитать – к счастью, чтение дуэнья не считала неприличным. У Кэнта была большая библиотека, в которой Мэгг овладевало чувство непонятной робости. Книг было так много, и всё такие учёные, что она, оказавшись здесь впервые, даже прикоснуться к ним боялась, но потом всё-таки вытащила с нижней полки «Благие деяния волшебницы Леи», решив, что Рей не возражал бы против такого выбора.

Дочитав «Деяния», Мэгг выбрала себе новую книгу, не менее благочестивую и достаточно увлекательную, но начать не успела: позвали обедать, а после пришло время собираться к балу.

Вчера Мэгг думала, что сборы были долгими, но она ошиблась: сегодняшний бал в королевском дворце и представление Его Величеству были в разы важнее, поэтому Фанни и ещё две служанки под бдительным надзором госпожи Сиан добрых три часа создавали причёску Мэгг и ещё два часа одевали её в персиковое платье, лёгкое, но очень объёмное. Наконец её подвели к зеркалу на мгновение, показали ей незнакомую девушку с огромными горящими глазами и с осанкой настоящей леди и отвели вниз, где её уже ждала новенькая карета, запряжённая двумя кобылами из тех, которых выбирали сегодня Кэнт и Эскот.

– Красавицы! – не удержалась Мэгги, но, конечно, не отважилась погладить лошадей по бархатным носам: госпожа Сиан точно не одобрила бы испачканных перчаток.

– Лорд Кэнт поедет отдельно и встретит нас во дворце, – сказала Сиан, когда они разместились на сиденьях. Кучер свистнул, и карета покатила. Сквозь узкую щёлку между задёрнутыми занавесками едва ли можно было как следует рассмотреть город, виднелись только огни в домах, волшебные фонари вдоль дороги, другие кареты и всадники.

– Не вертитесь, – одёрнула её Сиан, а потом прибавила ласково: – Вы будете самой хорошенькой юной девушкой сегодня на балу. Даже не сомневайтесь!

Мэгг улыбнулась, а дуэнья снова приняла строгий вид и визгливым голосом прикрикнула на кучера, который, по её мнению, слишком быстро гнал.

Наконец, карета остановилась, лакей открыл дверцу, Сиан выбралась первой и позволила выйти Мэгг. О, Всевышний!

Они стояли перед королевским дворцом, шпили которого она часто видела издали. От парадных дверей в обе стороны тянулся ряд золочёных статуй – рослые, крепкие мужчины в одних набедренных повязках поддерживали тяжелый дворец, заменяя колонны. Их волевые благородные лица были обращены вперед, как будто они желали знать всех, кто приходит во дворец. От их сильных рук вверх по светлому камню вился золотой цветочный узор. Виноград, вьюнки и шарлины обвивали окна, обхватывали основания колонн. Если бы не цвет, можно было бы поверить, что растения живые, настолько точно и мастерски они были сделаны.

Сиан дала своей подопечной немного полюбоваться, но потом ткнула в бок острым локтём и сказала:

– Не зевайте. Вы хоть и провинциалка, но из благородной семьи. Вам такой вид не пристал.

– Это просто невероятно, – пробормотала Мэгг, позволяя Сиан подвести себя к Жёлтым плащам у входа.

– Дворец украсили по приказанию Тордена Второго к свадьбе нашего короля. Он пожелал, чтобы дворец Шеана поразил всех иностранных гостей и чтобы никто из них не смог сказать: «Наш дворец великолепнее вашего», – пояснила Сиан.

Жёлтые плащи осмотрели их приглашения и с почтением пропустили внутрь, передавая в руки церемониймейстеров, управлявших всё прибывающей толпой гостей. И пока Мэгг продолжала вертеть головой, восхищаясь словно бы живыми птицами на стенах и потолках огромного холла и хищными золотыми орлами на лестницах, дуэнья продолжала:

– Восемь самых знаменитых скульпторов и пятеро художников два года трудились над убранством дворца. И когда гости прибыли на свадьбу, они едва ли дышать могли от восторга. Но… – Сиан сделала паузу, – эмирский посол даже бровью не повёл. Когда его спросили, видел ли он дворец красивей, он невозмутимо ответил, что видел. Он похвалил и статуи, и орнамент, и плафоны, но отметил, что в столице Эмира есть не менее красивые дворцы и замки, и в них каждый гипсовый завиток, каждая золотая птичка оживают, если на них посмотреть, а статуи отвешивают гостям поклоны.

Мэгг про себя подумала, что со стороны эмирского посла это было очень невежливо, но ничего не сказала, а госпожа Сиан продолжила:

– Его Величество, говорят, побледнел от злости, но тут верховная ведьма, леди Онира, сделала взмах рукой, и весь замок ожил. Парадный зал наполнился щебетанием птиц, листочки и цветочки заколыхались от дуновения невидимого ветра, орлы расправили крылья, а статуи начали кланяться гостям, и не только тогда, когда на них смотрели, а всё время, словно действительно стали живыми. Эмирский посол потерял дар речи и ещё несколько минут не мог сказать ни слова, пока прочие гости славили величие короля и мастерство ведьмы. «Что вы скажете теперь, многоуважаемый посол? – спросила его ведьма. – Есть ли на свете дворец великолепнее Шеанского?». Посол был смущён и заверил и её, и короля, что никогда не видел ничего подобного.

Между тем вместе с прочими гостями они поднялись по огромной широкой лестнице (причём Мэгг не могла отделаться от ощущения, возникшего, наверное, под влиянием легенды, что каменные орлы наблюдают за людьми), и в величественном холле церемониймейстеры разделили толпу. Большая часть гостей вошла в бальный зал, а Мэгг и Сиан вместе с ещё тремя десятками юных девушек и их дуэний и столькими же юношами остались ждать: они должны были предстать перед королём и получить от него лично разрешение бывать при дворе.

Сиан осмотрела Мэгг внимательно, расправила на её платье несуществующую складку, провела пальцем по щеке, видимо, растирая румяна, и сообщила: «Вы прекрасны, дорогая».