
Последнего волка здесь видели сотню лет назад
– Теперь-то какая причина?
– А никакой, кроме того, что ты взрослая девица, а бегаешь от него, как будто сама в чем-то виновата. Это он от тебя от стыда должен бегать, но нихрена ведь от них не дождешься такого. Так что давай, нос наверх, взгляд презрительный, плечи расправила, природную сучность включила.
Это был отличный совет, просто замечательный. Я поблагодарила…
– Не особенно горячо.
– Нормально поблагодарила.
Проблема была в том, что ничего мне включать не хотелось. Я пошла в комнату, чтобы обсудить это с другом, если он был свободен, или с норкой, если свободна была она. По коридору бродил туда-сюда Анатоль. Он бросился ко мне, остановился на вполне приличном расстоянии и искренне – ну или по крайней мере убедительно – извинился.
Мы договорились встретиться после обеда, чтобы погулять.
Еду я все равно стащила в номер, потому что избегала я кого-то или нет, это никак не влияло на адский холодильник, которым была столовая.
Мы гуляли в другую сторону и скоро набрели на остатки настоящего парка – с разбитыми статуями, поросшими мхом, в ветках, в перьях, с опустевшими фонтанами, потрескавшимися лесенками. Я достала телефон и сделала миллиард фотографий и селфи. Анатоль свой даже не вытащил.
Я совершила ошибку поинтересоваться, почему он не снимал – там же было так симпатично и атмосферно!, и получила впечатляющую по его энтузиазму лекцию о том, что контент весь распланирован на несколько месяцев вперед, поэтому Анатоль и может спокойно торчать здесь, по мнению подписчиков он находился совсем в другом месте.
Меня снова поразила его серьезность, увлеченность, с которыми он говорил о своей деятельности. Я вдруг заинтересовалась, написаны ли уже статьи о том, почему миллениалы такие инфантильные? Сначала нас окружали взрослые-взрослые, а потом мы формально выросли и вокруг появились взрослые дети. К чему брать на себя ответственность? Я начала гуглить, исследовали ли уже это. Анатоль попытался сообщить мне что-то о том, как его поражают люди, которые все время все гуглят, но я его осадила.
– Думала, ты уже усвоил, что я не нуждаюсь в советах?
Он извинился. Я сказала, что он может извиняться пореже – для этого нужно просто больше думать о своих словах и действиях и, может быть, периодически что-нибудь узнавать – хотя бы в гугле.
– Так и сказала?
– Конечно!
– Умница.
– Знаю.
Он огорчился, и, должно быть, поэтому решил запрыгнуть на бортик фонтана и прогуляться по нему. Запрыгнуть у него вышло, сделать пару шагов – тоже. Потом же он оглянулся на меня. Не знаю, что у меня было на лице, но вербальную реакцию я выдавать не собиралась, поэтому молча ждала. Он шагнул еще, поскользнулся на листах, пошатнулся – и вот уже раздался всплеск-плюх. Меня передернуло от омерзения, звук был отвратительный, и какая же там наверняка была гадкая жидкость! Я подошла к фонтану. Анатоль там был жив и цел, но весь в грязище, воде, листьях, ветках и чем-то противном – это выглядело даже впечатляюще на его огромном бежевом пуховике.
– Ты как? Выглядишь как жуткое чудовище из малобюджетного хоррора.
– Не хочешь мне помочь?
– Нет, мне очень нравится это пальто и штата ассистентов, которые его вылижут, у меня нет.
Он выбрался из фонтана. По дороге к дому он драматично хромал и обижался, что я высмеиваю его – он, как собаки, забывал, какая именно нога должна волочиться, это было презабавно.
Когда он привел себя в порядок, уговорил хозяйку пообещать попробовать почистить пуховик, когда я подтвердила, что да, конечно, это я столкнула его в грязь в качестве мести, мы с Анатолем устроились в гостиной, на меховой шкуре у камина. Старушка…
– Почему у меня в твоих записках до сих пор нет имени?
– Потому что я его тогда не знала?
– Ну так узнавай скорее, что заладила, старушка то, старушка это.
– Узнаю так быстро, как смогу, хорошо?
– Хорошо.
Старушка любезно принесла нам кастрюлю вкуснейшего горячего шоколада, который мы поставили рядом с огнем, чтобы не остывал.
Это был очень приятный вечер – мы болтали о фильмах и книгах, много смеялись, Анатоль не лез ко мне с ненужными предложениями, я почти преодолела свою неприязнь.
– Все, давай закругляться, – предложила я, когда разговор начал затихать. – Эти ваши прогулки на свежем воздухе и камин, теперь я хочу поспать перед ужином.
Он согласился.
Дальше случился нелепый момент из тех, которые никогда не должны случаться в жизни. Впрочем, он оказался занятным. Мы замешкались в дверном проеме, потому что старушка поправляла украшения на одном из черепов и перегородила проход стремянкой. Когда она наконец начала слезать, я заметила, что Анатоль поглядывает наверх, и тоже посмотрела. Там был дурацкий рождественский венок.
Я мысленно вздохнула, застонала, выругалась, но! Анатоль улыбнулся и сказал:
– Даже спрашивать не буду, знаю, это сексистская традиция.
Он попрощался со мной и ушел.
– Только не говори, что это тебя впечатлило, – сказала старушка.
Я подумала, что надо все-таки как-то выяснить ее имя, но не решилась.
– !!!
– ;)
5.
Мой друг не был лучшим адресатом жалоб о том, как медленно и странно текло время в Охотнице.
– Я брошу трубку, если ты не прекратишь, – пригрозил он.
Я знала, что он в любом случае бросит ее через пару минут, поэтому быстренько доныла об ощущении, что я находилась здесь месяцы, не дни, и, пока он гундел, пожелала ему удачной смены. Сложно было сказать, что именно он считал удачным – в последнее время его радовали престранные вещи: жутко плохие стихи о том как кто-то проводит дни, заворачивая в белоснежные простыни еще более белоснежные тела, или рассуждения о том, как какая-то ведунья когда-то предсказала “чуму двадцать первого века”.
Я приготовилась повторить свой вчерашний набег на столовую, но там меня ожидало сочельниковое чудо в виде сияющего Анатоля и теплоты, почти жара.
– Я договорился, чтобы во время еды тепло включали, представляешь?
Представляла я с трудом, но удовольствие от завтрака получила огромное, мне даже не мешали ни компания Анатоля, ни подозрительные поглядывания старушки.
После завтрака Анатоль предложил прогуляться – я не хотела и отказалась. Через полчаса он предложил посмотреть вместе какой-нибудь фильм – я снова отказалась. От вечеринки в одиннадцать утра в гостиной – тоже. И от игры в слова, шарады и нинтендо свич.
Когда он появился на пороге моей комнаты в очередной раз, я спросила:
– Слушай, у тебя есть какая-то традиция – проводить сочельник в компании неважно кого, поэтому ты изнываешь?
Он покраснел, по-детски засопел, сжал пальцы в кулаки и выдал:
– Я хочу проводить время с тобой, потому что я тебя полюбил!
– Ага, – ответила я, – понятно. Если ты вдруг не заметил, то чувство не взаимное, поэтому давай сворачивать этот разговор. Ситуация и так дурацкая, а тут еще и это. Будет удобнее, если мы как-нибудь оставим эту тему.
Только оставить ее он не сумел – весь день, весь вечер Анатоль печально слонялся по дому и попадался мне на глаза. За ужином он был само страдание: со вздохами, покрасневшими глазами, попытками пронести вилку мимо рта, а бокал – мимо стола. После – никак не мог уловить, что никакие уговоры не заставят меня повторить вчерашние посиделки у камина.
– Но я же ничего не буду делать!
– Ох, я начинаю понимать женщин, которые считают, что адекватных мужчин не существует. Что же ты никак не поймешь, как это работает? Тебе говорят нет, и это все, конец.
– Я же тебя люблю!
– А я тебя нет.
Он убежал наверх, а ко мне подошла старушка.
– Так интересно, это все!
– Несомненно.
– И другое интересно – мне все время хочется сказать что-то в духе, а чего ты вообще хотела? А ты ведь явно ничего такого не хотела.
– Вот здесь был бы отличный момент, чтобы узнать мое имя!
– Согласна! Но мне что-то в голову не пришло.
– Со мной-то у камина хочешь посидеть? А лучше даже – на веранде.
Идея посидеть на веранде мне понравилась – я привыкла к прохладе Охотницы, и это звучало вполне неплохо – замерзнуть снаружи, чтобы потом вернуться внутрь, к камину.
У нас был глинтвейн и имбирное печенье, пряное настолько, что драло горло. Были пушистые, колючие, очень теплые пледы. Старушка рассказывала про охоту, грозилась через пару повторений напитков провести мне экскурсию по всему дому и показать, какие из рогов были ее заслугой. Я почти согласилась заняться этим прямо сейчас, но тут на веранду выскочил Анатоль.
– Я пойду гулять в лес!
– Парк, – поправила его старушка.
– И, может, лучше отложить прогулку до утра?
– Нет! Я хочу гулять, а тебе нужно научиться уважать чужие решения. – На этом он драматично завернулся в свой теперь пятнистый пуховик и ушел в лес – ну, то есть парк.
– Ты же понимаешь, что он хочет, чтобы ты помчалась за ним?
– Естественно.
– Побежишь?
– Конечно, нет.
Когда мы насиделись, Анатоль все еще не вернулся. Я беспокоилась, раздражалась из-за этого, но не настолько, чтобы все-таки пойти за ним.
Наутро у меня болела голова после всего глинтвейна, я не знала, вернулся ли Анатоль, праздничные новости сводились к тому, что скорее всего ограничения не только не снимут, но и усилят, а значит, мне нужно было начинать думать о том, как я буду отсюда выбираться. Но сначала мне нужно было добыть кофе.
Сегодня волшебного тепла в столовой не было, и я решила выйти на веранду – о, небольшое чудо все-таки случилось, дожде-снег, который мешал мне уснуть ночью, стал снегом-снегом и превратил все вокруг в открыточную, игрушечную красоту. На веранде сидел мрачный Анатоль.
– Доброе утро.
– Рада, что тебя не съели волки. И что ты никуда не провалился и ничего не сломал.
– Я тоже. И Агния говорит, что нет тут никаких волков.
– Но ты же говорила, что как-то интересно узнала мое имя!
– Так разве узнать его в случайном похмельном разговоре – это не интересно?
– !!!
Завтрак проходил довольно мирно, мы молчали и смотрели на снег. Периферическим зрением я замечала, что Анатоль собирается что-то сказать, но, к счастью, ничего не говорил. Я думала о том, как в детстве верила, если загадать что-то в Рождественское утро – оно обязательно исполнится. Что бы я загадала сейчас, если бы верила? В голове была очень четкая картинка – я была дома, сидела за столом, писала заметки об этой истории и – почему-то – отправляла черновики старушке, Агнии, чтобы она могла их комментировать.
Из леса донесся вой.
– Собака? – спросил Анатоль.
– Что-то я не особенно уверена.
Мы переглянулись. Я записала в заметки погуглить, чем отличаются голоса собак и волков. Анатоль, видимо, решил, что вой – это повод продолжать разговаривать.
– Ты не подумай, что я совсем неисправимый, но какой шанс идти романтично целоваться под снегом!
– Я обязательно подумаю, – ответила я, – поэтому не надо это говорить.
– Хорошо.
Мы продолжили сидеть, снег продолжил падать, в лесу – парке – продолжало выть животное. И не одно!
На веранду вышла Агния, вся в камуфляже, с ружьем за плечом. Все еще очень стильная.
– Тысячу лет, говорите, волков здесь не было? – поинтересовалась я.
– Ничего подобного я не говорила, – ответила она и направилась в сторону звуков.
Я посмотрела на Анатоля.
– Вот сожрут нас тут волки, а я так и буду девственником.
Я прикрыла глаза, прижала ледяные пальцы к вискам и начала изо всех сил желать и верить.
конец