Восточный экспресс

Несколько мест связывались с проповедью апостола Павла. Самыми известными были Прямая улица с помпезным храмом в честь святого, довольно поздней постройки – собор воздвигли в семнадцатом веке на месте церкви, построенной вскоре после Реконкисты, а спустя двести лет богато украсили мозаиками, – и «Дом Анании», где Павел снова обрел зрение, со старинной часовней в честь обоих апостолов. Возле крепости можно было увидеть на стене большую плетеную корзину вроде той, в которой Павла ночью спустили из города, чтобы спасти от преследований язычников.

Но в целом древних христианских памятников здесь осталось мало: арабское завоевание седьмого века, почти на девять столетий отдавшее город в руки новых хозяев, наложило на Дамаск отчетливую печать ислама. Мусульманские постройки тоже не раз сгорали в огне пожаров и отстраивались заново, однако несколько средневековых мечетей всё же сохранилось, так же как часть стен конца десятого века, крепость, медресе и бани. Но наибольший ущерб городу нанесли монголы. В начале пятнадцатого века Тамерлан с таким ожесточением разрушал Дамаск, что он почти полстолетия лежал в руинах, обезлюдевший, со слабыми надеждами на восстановление. Лучших ремесленников монголы угнали в Самарканд; именно тогда был утерян секрет производства дамасской стали, и образцы знаменитых клинков теперь сохранились лишь в музеях.

Когда в тысяча пятьсот двадцать шестом году войска императора Льва Ужасного вошли в Дамаск, город всё еще пребывал наполовину в развалинах. Лев, не отличавшийся трепетным отношением к прошлому, приказал снести большую часть старых зданий, которые показались ему обветшавшими, за что археологи впоследствии прозвали его «вторым Тамерланом». Зато он повелел восстановить крепость и городские стены и позаботился о ремонте одной из главных исламских святынь – мечети Омейядов. Одновременно Лев заложил на другом берегу Барады огромный храм в честь Иоанна Предтечи, который достраивался уже при Константине Славянине и до сих пор оставался кафедральным собором Дамаска и одним из самых больших и красивых православных храмов Сирии. В последующие столетия Дамаск обогатился множеством церквей, часовнями и небольшим, но изящным комплексом зданий митрополии, а в пригородах на склонах гор возникло несколько монастырей. Мусульмане тоже не остались в обиде: строили новые мечети, медресе, хамамы. Вскоре Дамаск превратился в центр паломничества обеих религий: одни ехали поклониться мощам Предтечи, другие – помолиться в знаменитой мечети.

В городе существовала и небольшая еврейская община, иудеи имели синагогу и свой торговый квартал на дамасском рынке. Впрочем, особым благоволением властей после Реконкисты они не пользовались и потому предпочитали жить тихо, не вмешиваясь в чужие дела и довольствуясь тем, что уже не были так поражены в правах, как при византийских императорах до арабского завоевания. С начала двадцатого века в Дамаске особенно славился еврейский ресторан «Цимес»: его кухней не брезговали даже в митрополии, куда курьеры периодически доставляли упаковки со свежеприготовленными яствами, и Ставрос заметил, что здесь митрополита он очень понимает.

Алхимик, как и обещал, побаловал Киннамов и Дарью рассказами о Дамаске. С утра все участники конференции отправились осматривать крепость, затем расположенную недалеко от нее мечеть Омейядов, а закончили экскурсию в Предтеченском храме.

Двенадцатибашенная крепость, несмотря на неплохую сохранность и умело проведенную реставрацию, Дарью не особенно впечатлила. Когда-то она строилась на невысоком холме, но время сгладило местность, и теперь крепость терялась среди современных зданий. Она находилась в северо-западном углу прямоугольника, описанного стенами римского времени, и только попав на внутренний двор, посетитель понимал, что на самом деле эта цитадель не такая уж и маленькая. По крайней мере, при защите Дамаска от крестоносцев она выполнила свою роль: латиняне так и не смогли овладеть городом. Правда, современный облик она приобрела уже позже, перестроенная в тринадцатом веке султаном Маликом.

Зато мечеть впечатляла еще до входа в нее – прежде всего огромным двором, отделенным от города мощными стенами и выложенным полированными мраморными плитами, такими блестящими, что по ним было боязно ступать. На этом месте когда-то последовательно возвышались арамейское святилище Хадада, римский храм Юпитера и византийская базилика Иоанна Крестителя. После отвоевания города ревнители православия, как сообщалось в летописях, предлагали Льву Ужасному разрушить мечеть, но он отверг эту идею, предпочтя построить храм на новом месте. Георгий Дука, чья хроника наиболее подробно описывала этот эпизод – в значительной степени за счет неумеренной фантазии автора, – всячески поносил Льва за подобное «нечестие», утверждая, будто мусульмане откупились от него, поставляя девушек в императорский «гарем». Но, глядя на этот шедевр арабской архитектуры, равный которому трудно сыскать в мусульманском мире, нельзя было не признать, что Ужасный поступил более чем разумно: резные ворота, легкие арки со сводами, заплетенными византийскими орнаментами из листьев аканфа, колонны с коринфскими капителями, великолепные мозаики на золотом фоне, богато украшенные михрабы, мягкие узорчатые ковры, обилие света – всё это поражало воображение. Поистине, это была мусульманская Великая церковь! Юго-восточный минарет, построенный на остатках башни античного храма Юпитера, назывался «минаретом Исы» и был связан с местным исламским преданием.

– Именно по нему накануне Страшного суда должен сойти на землю Иисус Христос, – пояснил Ставрос. – Поэтому имам ежедневно расстилает перед этим минаретом новый ковер.

– Как трогательно! – сказала Дарья.

– Мусульмане вообще бывают трогательны, – отозвался Севир. – Конечно, когда никого не отправляют на тот свет из-за религии.

Огромное пространство мечети, представлявшей собою купольную базилику, наполняла самая разнообразная публика: там и сям у колонн бородатые мужчины серьезного вида что-то читали, спали прямо на ковре утомленные паломники, стайки женщин в разноцветных хиджабах болтали о своем житье-бытье, рядом резвились их дети, а мимо проплывали вслед за гидами группы туристов и бродили путешественники-одиночки с фотоаппаратами всех марок и размеров.

«Странная все-таки религия, – думала Дарья, оглядываясь вокруг. – Такое необъятное пространство – и совершенно пустое! Ни икон, ни свечей, ни развитого богослужения… Входишь и не знаешь, что делать и куда главу приклонить… Хотя, может быть, это нарочно? Ведь получается, так ты и оказываешься наедине с Богом: никаких посредников и никаких помех, подсвечников, записок, крестных ходов, священников, отгороженных алтарей… Вот храм, в нем Аллах – молись! Услышит, значит, хорошо помолился, нет – значит, у тебя проблемы. И, главное, никто не виноват в них, кроме тебя: ты сам молился, а не какой-нибудь священник за тебя… Интересно, о чем им по пятницам имамы проповедуют? И многие ли из простых мусульман понимают написанное в Коране? Или тут тоже, как у нас: за богослужением Евангелие читают, а люди часто не понимают или вообще пропускают мимо ушей…»

– Я вижу, вы впали в меланхолию? – спросил Феодор, взглянув на нее.

– Нет, – улыбнулась Дарья, – просто думаю про ислам, про мечети. Какая-то пустота здесь ощущается. Неуютно душе. Вроде так красиво, а как будто чего-то не хватает…

– Да-да, у меня то же ощущение! – закивала Афинаида. – Слишком простая религия. Для минималистов, так сказать.

– Что ж, по нашим временам это не так плохо, – заметил Севир. – По сравнению с исламом христианство переполнено цветущей сложностью, но не уверен, что это всегда идет ему на пользу.

– Это точно, – согласился великий ритор. – У мусульман в общем всё четко: общеобязательны пять столпов ислама, а всякие тонкости – уже на любителя. А у нас, пока поймешь, как именно спасать душу, сломаешь голову.

– Или шею! – Афинаида засмеялась.

– Да уж, – пробормотала Дарья. – Наверное, ислам из-за своей простоты так быстро и стал завоевывать мир… Но все-таки мне здесь неуютно. Чувствуется, что это чужое.

– Видимо, это знак, что нам пора перейти к третьему пункту нашей прогулки, – сказал Алхимик. – Там вам понравится больше.