Изабель всхлипнула в трубку:
– Просто он… Он пропал!
2. «Охотничья луна»
Майя никогда не доверяла красивым парням.
Именно поэтому Джейс Вэйланд страшно не понравился ей с самой первой минуты.
Ее брат-близнец Даниэль унаследовал от матери медового цвета кожу и огромные темные глаза. Он был из тех детей, которые любят поджигать крылья бабочкам и смотреть, как они сгорают на лету. А мог помучить и сестру. Сначала устраивал мелкие гадости – например, щипал Майю так, чтобы синяки были незаметны, или подливал отбеливатель в ее флакон с шампунем. Она пыталась жаловаться родителям, но они ей не верили. Никто не верил. Все принимали красоту Даниэля за невинность. Когда в девятом классе он сломал ей руку, Майя сбежала из дома; родители нашли ее и вернули. В десятом классе Даниэля насмерть сбила машина. Стоя с родителями над его могилой, Майя умирала от стыда за переполняющее ее чувство облегчения: Бог обязательно покарает ее за то, что она так радуется смерти брата.
Кара настигла год спустя. Джордан носил длинные темные волосы, рваные джинсы на узких бедрах и рокерские футболки. Майя никогда бы не подумала, что может понравиться такому парню. Таким обычно по душе бледные девицы в стильных очках, но Джордану отчего-то приглянулась пухленькая Майя. Между поцелуями он говорил ей, как она прекрасна. Первые месяцы с ним были сладким сном. Последние – кошмаром. Он вдруг стал вести себя как ревнивый собственник. Когда злился на Майю, рычал и бил ее по щекам тыльной стороной ладони – не оставляя следов. Когда у собственного порога она попыталась порвать с Джорданом, он толкнул ее, сбил с ног; она вскочила и убежала в дом, хлопнув дверью.
Потом, у него на глазах, она нарочно поцеловала другого парня: пусть поймет, что между ними все кончено. Как звали того парня, она уже не помнила. Зато очень хорошо помнила, как шла домой той ночью – как мелкая морось оседала на ее волосах, а джинсы до самых колен забрызгало грязью – и как она решила пройти коротким путем через парк. Помнила, как из-за железной карусели вдруг вырвалась темная тень и огромный мокрый волк повалил ее в грязь. Помнила дикую боль, когда на горле сомкнулись челюсти. Она кричала и вырывалась, чувствуя во рту вкус горячей крови, а в голове билась одна мысль: это невозможно! невозможно! В Нью-Джерси, в обычном маленьком пригороде, в двадцать первом веке не могло быть волков!
От ее воплей в окрестных домах один за другим, как спички, зажглись огни. Волк отпрянул и убежал, роняя с челюстей капли крови.
Потом Майя оказалась дома, в своей розовой спальне, с двадцатью четырьмя швами на горле. Перепуганная мама хлопотала, как наседка. Врач в травмпункте решил, что девушку укусила большая собака, но Майя знала: это не так. Прежде чем волк умчался прочь, он склонился к ее уху, и Майя услышала знакомый горячий шепот: «Теперь ты моя. Ты всегда будешь моей».
Больше она Джордана не видела. Он уехал из города вместе с родителями, и никто из его друзей не знал куда, а если и знали, то не признавались. Майя почти не удивилась, когда на следующее полнолуние вдруг почувствовала себя плохо. Тело раздирала мучительная боль, от которой подкашивались ноги и выгибался хребет. Когда все зубы разом выпали и запрыгали по полу, как рассыпанные бусины, она потеряла сознание. Или ей так показалось. Очнулась она далеко от дома, без одежды и в крови. На руке пульсировал свежий шрам. Той же ночью она села в поезд до Манхэттена и уехала навсегда. Решение далось ей легко. В консервативном пригороде ей, плоду межрасового брака, и без того приходилось несладко. А что там могли сотворить с оборотнем – одному Богу известно.
Найти себе стаю тоже не составило труда. Только в Манхэттене их было несколько. Майя прибилась к стае, обитающей в старом полицейском участке в Чайна-тауне.
Вожаки сменяли друг друга. Сначала был Кито, потом Вероника, потом Габриэль, а теперь Люк. Габриэль ей, в принципе, тоже нравился, но Люк был лучше. Голубоглазый и надежный, он не блистал красотой и потому не вызвал у нее неприязни с первого взгляда. Жизнь в стае Майю вполне устраивала. Они спали в старом полицейском участке, играли в карты, ели китайскую еду в обычные дни и охотились в парке в полнолуние, а потом заливали спиртным похмелье после перерождения в «Охотничьей луне», одном из лучших в городе подпольных баров оборотней. Там варили собственное пиво, и никто не требовал удостоверения личности – вдруг тебе нет двадцати одного?! Ликантропы развиваются очень быстро; коль скоро ты раз в месяц обрастаешь шерстью и клыками, в «Луне» нальют всегда – неважно, сколько тебе лет по человеческим меркам.
О своей семье она едва вспоминала – до того дня, когда в бар вошел светловолосый парень в длинном черном плаще. Увидев его, Майя окаменела. Не то чтобы он напоминал Даниэля – не совсем. У брата были темные волосы, чуть волнистые на затылке, и медовая кожа, а этот чужак отливал белизной и золотом. И все же Майе на секунду показалось, что она видит брата. Та же стройная, гибкая фигура, та же хищная грация пантеры, высматривающей жертву, то же уверенное сознание собственной неотразимости. Майя конвульсивно сжала стакан и напомнила себе, что Даниэль умер. Брата больше нет в живых.
Чужак уверенно шагал к барной стойке, а за спиной у него расходились настороженные перешептывания, будто волны за кормой лодки. Он как ни в чем не бывало притянул к себе табурет носком сапога и уселся. Шепот стих, и Майя услышала, как парень заказал односолодовый виски. Получив заказанное, он одним глотком ополовинил стакан. Напиток был того же цвета темного золота, что и волосы чужака. Когда парень поднимал стакан, у него обнажилось запястье, и Майя увидела черные знаки.
Рядом с Майей сидел Бэт – когда-то ухажер, а теперь просто друг. Увидев знаки на руках чужака, он пробормотал себе под нос:
– Нефилим…
Так вот в чем дело. Чужак не оборотень, а Сумеречный охотник, член тайной полиции. Охотники следили за тем, чтобы никто не нарушал Закон. Охотником нельзя стать, им можно только родиться. О них ходило множество слухов, один неприятней другого. Заносчивые, надменные, жестокие, они презирали нежить. Для оборотня хуже Охотника мог быть разве что вампир.
А еще говорили, что Охотники убивают демонов. Майя хорошо помнила, как впервые услышала о существовании демонов. Она уже поняла и приняла существование в мире вампиров и оборотней – это были люди, живущие с жестоким недугом. Но неужели теперь придется поверить в чепуху про ад и рай, ангелов и демонов? Ведь никто до сих пор не мог сказать ей определенно, есть Бог или нет и что ждет ее после смерти… В демонов пришлось поверить – после того, как Майя увидела ими содеянное. Лучше бы она оставалась в неведении…
– Очевидно, – произнес нефилим, водрузив локти на барную стойку, – «Серебряную пулю» тут не подают из принципа? Слишком неприятные ассоциации? – Его прищуренные глаза нехорошо светились.
Бармен по прозвищу Стремный Пит только посмотрел на парня с презрением и покачал головой. Майя подумала, что, не будь парень Охотником, Пит уже вышвырнул бы его из бара.
– На самом деле, – сказал Бэт, который никогда не умел вовремя промолчать, – «Серебряную пулю» тут не подают, потому что это реально дерьмовое пиво.
Чужак уставился на Бэта сверкающими прищуренными глазами и радостно улыбнулся. Вообще-то мало кто улыбался радостно, поймав на себе недобрый взгляд Бэта. Бэт был ростом под метр девяносто, и по всему его лицу шел шрам от ожога серебряным порошком. Он не принадлежал к числу тех бедолаг, что жили в полицейском участке и спали в бывшей каталажке, – он имел свою квартиру и даже работу. Майе с ним очень нравилось – до тех пор, пока Бэт не ушел от нее к рыжей ведьме по имени Ева, устроившей в гараже салон хиромантии.
– А что ты предпочитаешь? – поинтересовался парень, наклонившись к Бэту так близко, что это само по себе уже пахло оскорблением. – Вкус шерсти паршивого пса, выкусывающего блох?
– Да ты, я смотрю, считаешь себя остроумным парнем, – сказал Бэт. Вся стая уже собралась вокруг них, готовая поддержать товарища. – Так?
– Бэт, – вмешалась Майя. Как ни странно, она одна во всей стае сомневалась в том, что Бэт выйдет из драки победителем. Что-то во взгляде чужака внушало ей страх. – Не надо.
Бэт и ухом не повел.
– Так, спрашиваю?
– Кто я такой, чтобы отрицать очевидное? – Взгляд парня скользнул по Майе, будто ее не существовала, и уперся в Бэта. – Прости за любопытство, но что у тебя с лицом? Похоже…
Тут он подался к Бэту и сказал что-то, чего Майя не расслышала. В следующую секунду Бэт нанес удар, который должен был раздробить обидчику челюсть, – вот только чужака уже не было на месте. Он стоял в пяти футах в стороне, злорадно хохоча: вместо его челюсти Бэт попал по стакану с виски, запустив его через весь бар в противоположную стену. Со звоном посыпались осколки.
Майя не успела даже моргнуть, как Стремный Пит оказался рядом с Бэтом и сгреб в огромный кулак воротник его рубашки:
– Хватит!.. Вот что, Бэт, не пойти ли тебе проветриться?
Бэт пытался вырваться из цепкой хватки:
– Проветриться? Ты слышал, что он…
– Я слышал, – негромко произнес Пит. – Это нефилим. Пойди остуди голову, парень.
Бэт выругался и пошел к выходу. Напряженная спина выдавала клокочущую в нем ярость. Громко хлопнула дверь.
Чужак уже не улыбался; теперь он смотрел на Стремного Пита с мрачным негодованием, словно бармен только что отобрал у него игрушку.
– Зачем? Я бы и сам справился.
Пит смерил Охотника взглядом.
– Меня волнует только судьба моего бара, – сказал он наконец. – Лучше бы тебе убраться отсюда по-хорошему, нефилим, если не хочешь лишних проблем.
– А кто сказал, что я не хочу лишних проблем? – заявил парень, усаживаясь на стул. – И вообще, я даже не успел допить виски.
Майя кинула взгляд на стену, где расплывалось мокрое пятно.
– По-моему, виски ты уже прикончил, – прокомментировала она.
Секунду парень смотрел на нее безо всякого выражения, затем в его золотистых глазах промелькнула едва заметная искра веселья. В этот момент он стал так похож на Даниэля, что Майя чуть не попятилась. Однако прежде, чем он успел ей ответить, перед ним возник другой стакан с янтарным напитком.
– Держи. – Пит предостерегающе взглянул на Майю.
Входная дверь распахнулась. На пороге стоял Бэт в обагренной кровью рубашке. Майя вскочила и кинулась к нему:
– Ты ранен?
Лицо у него было совершенно серым, и серебристый шрам на щеке темнел, как кусок изломанной проволоки.
– Убийство, – произнес Бэт. – Там в переулке труп. Убит парень. – Он взглянул на свою рубашку и покачал головой: – Кровь не моя…
– Убийство? Но кто…