Последние часы. Книга I. Золотая цепь

– Очень хорошо. – Она протянула ему руку. – Можно скрепить эту сделку рукопожатием, как принято у настоящих джентльменов.

Джеймс поднялся в беседку и шагнул к Корделии, чтобы пожать ей руку. Его теплые пальцы коснулись ее запястья. Он едва заметно улыбался, и губы его казались ей такими мягкими, нежными. Он пристально смотрел ей в лицо, словно искал что-то; и она задала себе вопрос: интересно, что бы это могло быть?

– Джеймс, – заговорила она.

– Да?

– Я думаю, можно обойтись без ужасного платья, – прошептала девушка, – но у меня к тебе есть одна просьба.

– Все, что угодно. – Он не отпускал ее руку.

– Ты не мог бы назвать мне подходящих женихов из числа молодых людей Анклава, – попросила она. – На случай, если мне вдруг понадобится… выйти замуж. Расскажи, у кого из них добрый нрав, с кем будет не слишком противно провести остаток жизни.

Джеймса, судя по его реакции, потрясли эти слова.

– Но ты не можешь выйти замуж…

– А почему нет? – Корделия отняла у него руку. – Ты считаешь, что брак со мной – это мезальянс, или что?

В этот момент у него сделалось какое-то странное лицо; Корделия сначала не поняла, в чем дело, но затем оглянулась и увидела, что к беседке с другой стороны подъехала коляска.

Дверцы экипажа были украшены четырьмя буквами, символизировавшими правительство Сумеречных охотников: это были начальные буквы слов «Конклав», «Совет», «Договор» и «Консул». На козлах сидел Мэтью, сжимая в руках поводья, и легкий ветерок развевал его золотистые кудри.

В коляске брат Мэтью, Чарльз, что-то со смехом рассказывал своей спутнице – девушке в соломенной шляпе и голубом платье, отделанном кружевами «клюни» такого же цвета. Это была Грейс.

Корделия оглянулась на Джеймса и заметила, что в глазах его на миг вспыхнул какой-то странный огонек – темный и грозный. Он пристально наблюдал за тем, как Чарльз помогает Грейс выйти из экипажа. Мэтью бросил поводья, слез со своей скамьи и подошел к брату и девушке.

– Между тобой и Грейс Блэкторн что-то есть? – очень тихо спросила Корделия. – Взаимопонимание?

Термин «взаимопонимание» был довольно расплывчатым. Это слово могло означать и тайную помолвку, и всего лишь зарождавшийся романтический интерес друг к другу. В данном случае оно показалось Корделии вполне подходящим.

Непонятные огоньки все еще тлели в глазах Джеймса; радужные оболочки потемнели и теперь напоминали не янтарь, а дымчатое стекло.

– У меня есть несколько близких людей, за которых я готов отдать жизнь, – заговорил он. – Тебе это известно.

Он не стал называть имена, но Корделия прекрасно знала их и без подсказки: Люси, Уилл, Тесса, Кристофер, Мэтью, Томас. Джем Карстерс.

– Грейс – одна из этих людей, – продолжал Джеймс. – Наши дома в Идрисе находятся рядом. Несколько лет я проводил каникулы в ее обществе. Мы любим друг друга, но это тайна. Ни мои родители, ни ее мать не знают о нашей любви. – Он поднял руку, и серебряный браслет блеснул на солнце. – Она подарила мне это, когда нам было по тринадцать лет. Мы поклялись друг другу в верности и вечной любви. – Голос его звучал отстраненно, словно он пересказывал не события собственной жизни, а вычитанную в книге историю. Может быть, он смутился потому, что ему пришлось против воли делиться личными переживаниями?

– Я понимаю, – сказала Корделия и посмотрела на коляску. Ариадна подошла к Чарльзу, и они разговорились; Грейс, отвернувшись, рассматривала итальянскую беседку.

– Я думал, что в этом году мы не поедем в Идрис, – говорил Джеймс. – Я написал об этом Грейс, но мать скрыла от нее письмо. Оба мы довольно долгое время не имели сведений друг о друге. Лишь вчера, на балу, когда она вошла, я узнал, что она в Лондоне.

Корделия почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она была не в силах пошевелиться. Да, вполне естественно, что он вчера побежал к этой девушке. Он не видел Грейс целый год и, должно быть, сильно тосковал по ней. Корделия всегда знала, что у Джеймса в Лондоне своя жизнь, друзья, о которых ей ничего не известно, но она до сих пор не осознавала, как мало на самом деле знает юношу, в которого влюблена. Сейчас он представлялся ей незнакомцем. Незнакомцем, который любит другую. А она, Корделия – лишняя, посторонняя.

– Я рада, что мы с тобой снова стали друзьями, как прежде, – пробормотала Корделия. – Наверное, сейчас ты хочешь поговорить с Грейс наедине. Дай ей знак, что ты здесь – все заняты разговорами, никто не заметит вашего отсутствия.

Джеймс хотел что-то сказать, но Корделия уже отвернулась и ушла по направлению к озеру и участникам пикника. Она не чувствовала в себе сил выслушивать благодарности за то, что оставила его в покое.

Люси прекрасно понимала, зачем Корделии понадобилось поговорить с Джеймсом; вчера вечером он вел себя возмутительно. Даже если с девушкой тебя связывает всего лишь дружба, нельзя оставлять ее одну во время танца. Помимо всего прочего, подобные происшествия дают всяким розамундам уэнтворт повод для мерзких сплетен. Она сделала себе мысленную заметку: как только они останутся вдвоем, нужно будет обязательно рассказать Корделии о том, что случилось с Евгенией Уэнтворт.

Вообще-то, ей нужно было многое обсудить с Корделией, и желательно наедине. «Вчера вечером я говорила с призраком, невидимым для всех, кроме меня. С призраком юноши, умершего не до конца».

Люси несколько раз порывалась заговорить о Джессе с Джеймсом и с родителями, но всякий раз отказывалась от этой мысли. По какой-то причине, которую она не смогла бы четко сформулировать, эта встреча казалась ей очень личной. Словно секрет, который доверили только ей одной. Джесс вряд ли был виноват в том, что она могла его видеть, и, в конце концов, он действительно спас ей жизнь несколько лет назад, в Лесу Брослин. Она вспомнила, как рассказывала ему о своей мечте стать писательницей. «Звучит замечательно», – произнес он тогда задумчивым тоном. В ту ночь Люси решила, что он завидует ожидавшей ее блестящей карьере. И лишь сегодня ей пришло в голову, что он, наверное, говорил о взрослении.

– Вижу, Корделия возвращается, – заметила Анна. Она откинулась назад, опершись на локти, и ее темные волосы блестели на солнце. – Но без Джеймса. Интересно.

Анна, подобно Люси, находила интересным поведение людей вообще и каждый человеческий поступок в частности. Иногда Люси думала, что Анне тоже следовало бы стать писательницей. Ее мемуары наверняка вызвали бы ажиотаж и скандал в высшем обществе.

Действительно, Корделия приближалась, осторожно обходя яркие одеяла, расстеленные на траве. Наконец, она опустилась на землю рядом с Люси и принялась обмахиваться шляпой. Люси мысленно отметила, что на подруге снова одно из этих кошмарных бледных платьев. Как жаль, что Сона не позволяет дочери одеваться по своему вкусу, с досадой размышляла Люси.

– Ну что, надеюсь, Джеймс получил по заслугам? – спросила Люси. – Ты сделала ему выговор?

Корделия весело улыбнулась.

– О, могу тебя заверить, мне удалось вывести его из равновесия. Но мы помирились.

– В таком случае, где же он? – поинтересовался Томас. Он закатал рукава рубашки, и Люси заметила на левом предплечье фрагмент рисунка, выполненного цветными чернилами. Для Сумеречных охотников татуировки были чем-то диковинным, поскольку они и без того носили на теле множество рун, но Томас все же сделал татуировку недавно, в Испании. – Неужели ты похоронила его тело где-то в парке?

– Он беседует с Грейс Блэкторн, – сообщила Корделия, извлекая из корзины бутылочку лимонада. Люси резко обернулась к подруге. Она сама лишь вчера поняла, что предметом воздыханий Джеймса была вовсе не Маргаритка, а Грейс. Оставалось лишь надеяться, что она не слишком вскружила голову Корделии своей болтовней в парке по поводу того, что Джеймс в нее влюблен.

Однако, насколько могла судить Люси, Корделия отнеслась к этому происшествию совершенно спокойно и уже забыла о том разговоре в Кенсингтонских садах. Наверное, она просто думает о Джеймсе как о дальнем родственнике. Люси, напротив, испытала некоторое разочарование. Как было бы замечательно, если бы Маргаритка стала ее невесткой – она плохо представляла себе, о чем будет говорить с Грейс. Она не помнила, чтобы эта бледная, как моль, девчонка когда-нибудь смеялась или хотя бы улыбалась, и вряд ли она будет в восторге от песен Уилла о демонической кори.

– Не знал, что она здесь. – И с этими словами Кристофер взялся за шестой пирожок с лимоном.

– И тем не менее, так оно и есть, – объявил Мэтью, появляясь из пестрой толпы участников пикника и разноцветных зонтиков. Он грациозно опустился на одеяло рядом с Анной; та бросила на него быстрый взгляд и подмигнула. Мэтью и Анна были особенно близки: у них было много общего, например, любовь к модной одежде, салонам с дурной репутацией, шокирующим предметам искусства и скандальным пьесам. – Насколько я понял, вчера вечером Чарльз пообещал ей, что привезет ее в парк в нашей карете. Пришлось сделать крюк и заехать за ней в Чизвик.

– И как, тебе удалось хоть одним глазом глянуть на Лайтвуд… то есть Чизвик-хаус? – спросил Томас. – Говорят, дом в ужасном состоянии.

Мэтью отрицательно покачал головой.

– Когда мы приехали, Грейс ждала нас у ворот. Кстати, я подумал, что это немного странно.

Чизвик-хаус когда-то принадлежал Бенедикту Лайтвуду и должен был перейти по наследству к его сыновьям, Габриэлю и Гидеону. Но все изменилось после того, как Бенедикт покрыл себя позором, и в конце концов дом, получивший новое имя, был передан Татьяне, несмотря на то, что она вышла замуж за одного из Блэкторнов.

Все знали, что Татьяна забросила особняк – возможно, потому, что после смерти Джесса в живых не осталось ни одного потомка Блэкторнов, которому она могла бы оставить этот дом. Грейс не являлась кровной родственницей Татьяны и была всего лишь приемной дочерью. После смерти Татьяны дом должен был снова перейти в собственность Конклава, который мог бы даже вернуть его Лайтвудам. Но, скорее всего, Татьяна предпочла бы сжечь Чизвик-хаус, чем оставить его семье, которую она так ненавидела.

Джесс говорил, что мать и сестра могут его видеть. Как это, должно быть, странно для всех, для него и для них. Люси вспомнила вчерашний разговор и последнюю фразу Джесса, о том, что в их дом пришла смерть. Однако призрак ошибся, ничего подобного не случилось, подумала девушка. Да, в городе появились демоны, но Охотники без труда справились с ними.

А что, если он вовсе не хотел сказать, что кто-то должен был умереть именно той ночью? А что, если он подразумевал какую-то более грозную опасность, которая грозила им всем?

Люси вздрогнула и резко обернулась к озеру, но на первый взгляд все было спокойно: Чарльз и Ариадна болтали с Барбарой и Оливером, Алистер и Огастес Паунсби бросали в озеро плоские камешки, заставляя их подпрыгивать на воде. Розамунда и Пирс Уэнтворт с самодовольным видом восседали на своем одеяле. Кэтрин Таунсенд с замечательной ловкостью управляла лодочкой.

Люси услышала, как Корделия, сидевшая рядом, обратилась к Мэтью со словами насчет того, что собирается дождь. По небу проплыло несколько темных облаков, которые отбрасывали тени на серебристую поверхность озера. Люси затаила дыхание. Нет, наверняка это лишь ее воображение – отражения облаков не бывают такими большими и темными.

– Корделия, – прошептала она, – ты случайно не прихватила Кортану?

Корделия с озадаченным видом прищурилась.